Шаламов. Манифест о «новой прозе» (вариант Шрейдера)
Во всех изданиях печатается литературный манифест Шаламова в форме письма Ирине Сиротинской. Юлий Шрейдер приводит другой вариант этого манифеста, в комментариях к которому говорит (журнал «Вопросы литературы», №5, 1989):
«Варлам Тихонович любил многократно возвращаться к своим важнейшим темам и мыслям, каждый раз высвечивая их по-новому, как бы в первый раз совершая усилия понимания. Это был, видимо, осознанный или неосознанный способ защитить продуманное и пережитое от превращения в мертвый канон, в схему программирования самого себя.
Такие повторы - возвращения на новом витке спирали к тем же мыслям, событиям, идеям - можно неоднократно встретить в прозе В. Шаламова. Подобная перекличка любимых мыслей, вплоть до вербальных совпадений в некоторых абзацах, обнаруживается между приводимым текстом его письма ко мне от 24 марта 1968 года и публикуемым здесь же манифестом о «новой прозе», рукопись которого я получил от автора в середине 70-х годов. (Судя по почерку, последний он написал ранее, возможно даже до упомянутого письма.) Сличение этих текстов показывает, как развивалась мысль писателя, как возникли новые обертоны».
___________
[манифест о «новой прозе»]1
В новой прозе - после Хиросимы, после самообслуживания в Освенциме и Серпантинной на Колыме, после войн и революций - все дидактическое отвергается. Искусство лишено [?] права на проповедь. Никто никого учить не может, не имеет права учить.
Искусство не облагораживает, не улучшает людей. Искусство - способ жить, но не способ познания жизни. Чему может научить Гейне или Некрасов? И имеет ли значение личное поведение (апостольство) для поэта?
Бальзак - истинный отец нынешнего романа, умершего на наших глазах, - говорил в одном из предисловии к своим пьесам [?], что Вальтер Скотт давал отчет о событиях, а он предлагает описание событии.
Для нынешнего времени описаний мало. Новая проза - само событие, бой, а не его описание. То есть - документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза, пережитая как документ.
Эффект присутствия, подлинность только в документе.
Письма - выше надуманной прозы.
Смерть [зачеркнуто: крах] романа, рассказа, повести - смерть романа характеров, описаний. Все выдуманное, все «сочиненное» - люди, характеры... все отвергается.
Из западных писателей попытку овладеть прозой будущего сделал Экзюпери - показал людям воздух.
Проза будущего - проза бывалых людей.
Неизбежный разрыв между читателем и писателем. Поиски лаконизма, устранения всего лишнего, всего канонизированного - борьба с каноническим письмом в литературной форме, борьба за новизну, которая единственный критерии подлинного искусства...
Смыкается с Пушкинскими заветами, с Пушкинскими исканиями.
Конечно, утрата Пушкинского знамени замечалась и раньше.
Опыты французского «нового романа» интересны, но победа не на этом пути.
Когда мы читаем «Евгения Онегина», ведь не в «энциклопедии русской жизни» тут дело, а в том, что там «любовь и смерть».
Что сам звуковой строй этой поэмы совершенен [?].
«Медный всадник» и «Полтава» - поэмы более совершенные по своей словесной ткани, чем «Евгений Онегин».
«Люблю тебя, Петра творенье...», «Прозрачно небо. Чуть трепещет...» - все это неповторимые никем и никогда строфы.
Вдруг обнаружили, что эти волшебные слова можно подвергнуть статистическому анализу, что звуковые повторы составляют несомненное волшебство Пушкинианы.
Открыли безграничные возможности изучения статистических закономерностей, столько же имеющих право на внимание, как и смысловой анализ текста.
Белый, а вслед за ним вся новая поэтика, использует вычислительные машины для нового анализа Пушкинской речи. Богатая победами - открывающая литературоведам дорогу на века.
[Вывод?] кибернетики будет [нрзб.] что-то очень важное - крупнее и важнее, чем характер Татьяны, открытый Достоевским в его предсмертной, Пушкинской речи.
Работа Белого была бунтом против официальной пушкинской эстетики, бунтом против толстовского засилья.
Блестящая проза «Петербурга» была попыткой противостоять реализации литературной установки [?] толстовской эстетики.
Но Белый копал не на тех путях.
Его открытия, его догадки удивительны.
Но и проза «Петербурга» не годится для читателей второй половины XX века - читателей Хиросимы и концлагерей.
Новая проза пытается занять этот пушкинский вакуум.
В воспоминаниях Водовозовой есть замечательное место. Ушинский назначен инспектором Смольного и - «принимает» институт. Занятия [?] по русской литературе в Смольном ведет поэт Старов. Выясняется, что воспитанницы знакомы с новейшими стихами Пушкина, Лермонтова. Старов неоднократно читал их вслух, заставляя воспитанниц читать вслух целыми главами. «Ах, это так, - говорит Ушинский, - но вот...» - вызывает воспитанницу рассказать содержание стихотворении.
«Мы так не разбирали стихов», - говорит воспитанница. Воспитанница смущена. Смущен и сам Старов: читали вслух - и все! Стихи есть стихи. Это большая глава, где автор со вкусом изображает падение Старова и торжество Ушинского. Но перечтите главу. Ушинский не прав в любом своем совете2.
Пушкинскую тайну Достоевский разгадывал тоже с позиций Белинского, а не Пушкина.
Это Белинский считал, что «Евгений Онегин» - роман характеров. Достоевский открыл, что Татьяна - новый русский характер, изображенный Пушкиным и не замеченный Белинским - [Достоевский] находился в кругу романа характеров, [нрзб.| критериев. Достоевский при его гениальности в критических своих [исследованиях] не ушел дальше Белинского, воспользовался для своего анализа принципами Белинского и - постоянный чтец пушкинских стихов, и «Пророка», и «Рыцаря бедного» - не хотел заметить их звуковую организацию. С этой стороны Пушкинская речь не представляет чего-либо нового.
Новое там было - русский народ-богоносец, страдания меньшого брата, - пророчества на этот счет не оправдались, сняты временем двух революций. В наши дни Достоевский не повторил бы фразу о народе-богоносце.
Словом, звуковая тайна Пушкина Достоевским не была разгадана. Достоевский указал на интернациональность Пушкина, на всемирность его прозы и поэзии. К аргументам о «Скупом рыцаре» и «Моцарте и Сальери» можно добавить искания повестей Белкина, перекличка [нрзб.] с прозой Мериме. От Мериме был шаг второй в «Пиковой даме», в «Египетских ночах» - шли искания очень большой прозы, поиски большой формы. Достоевский первый напомнил о западничестве Пушкина, указал, что Пушкинская тайна существует.
Вершиной антипушкинского начала в русской прозе можно считать Л. Н. Толстого. И по своим художественным принципам, и по своей претенциозной личной жизни моралиста и советника.
Чехов и Бунин только латали [бесконечную, бесформенную] и претенциозную толстовскую фразу, ремонтировали ее. Бунин - это конец описательного романа в русской литературе.
Пушкин неизмеримо шире Белинского, шире Некрасова, шире Льва Толстого.
Русские писатели-гуманисты второй половины XIX века несут на душе великий грех человеческой крови, пролитой под их знаменем в XX веке. Все террористы были толстовцы и вегетарианцы, все фанатики - ученики русских гуманистов.
Этот грех им не замолить. От их наследия новая проза отказывается.
На той братской могиле, которая вырыта, забит осиновый кол. И оглядываясь, порой мы смотрим на все, что попадает в тень от этого столба, и это все отвергаем.
Здесь и Чернышевский, и Некрасов, и, конечно, Лев Николаевич Толстой, «Зеркало русской революции» [нрзб.], чтобы не забывать эту важную фамилию.
Пушкинская тайна в отношении народа-богоносца полностью разгадана. Народ много должен своей интеллигенции. Пушкин был первым русским интеллигентом западного типа, представителем западного всемирного начала в русской литературе и русской культуре.
--------
Примечания:
1 Текст находится в архиве публикатора в виде карандашной рукописи без заглавия, подписи и даты (примечание Шрейдера)
2 См. книгу Е. Н. Водовозовой «На заре жизни» (т. 1, М., 1987 с. 414-452). К. Д. Ушинский был утвержден инспектором классов «Воспитательного общества благородных девиц», как официально назывался Смольный институт, в январе 1859 года. Н. Д. Старов преподавал в Смольном институте с 1854 по 1860 год. Он вел русскую словесность и был, до прихода К. Ушинского и молодых учителей, одним из наиболее передовых педагогов института.
