IQ
Вот это профессор-славист, интеллектуал, автор статьи о Шаламове по имени Ульрих Шмид. "Шмид - профессор кафедры российской культуры и общества Санкт-Галленского университета, известный журналист и вообще, один из лучших знатоков постсоветской России в немецкоязычной части Европы. [...] Шмид, как профессиональный журналист, виртуозно владеет языком публицистики и умеет рассказать о сложном доступно."
Корреспондет газеты задает ему достаточно внятный вопрос. И вот какой следует ответ. Меня позабавили не суждения, не вижу тут вообще никаких суждений, меня позабавил стиль мышления и то, что называется количеством интеллекта. Да ведь это обычный Хлестаков, только швейцарский.
___________
- В русской литературе ХХ века важное место занимает тема ГУЛАГа. Почему именно концепция А. Солженицына, а не В. Шаламова получила мировое признание? Ведь тексты Шаламова, мне кажется, и качеством лучше и градус трагедии в них выше.
- Согласен, это парадокс и даже скандал. В 2007 г. я написал статью «Почему не читали Шаламова?» Лишь года два тому назад в Берлине издали его книги на немецком. Солженицын в 1970-е годы удачно вписался в европейское восприятие ГУЛАГа. По Солженицыну ГУЛАГ - это знак преступности советского режима, который есть продолжение нацистского, только под другой маской. А Шаламов не вписался, ибо утверждал, что «это самое страшное, что может случиться с человеком», что из такого опыта, как опыт ГУЛАГа, ничего невозможно взять для опыта общечеловеческого. Такая точка зрения не была принята европейцами, особенно в контексте «холодной войны».
Я же думаю, что Шаламов имел претензию создать новую концепцию искусства. Он сказал вслед за Теодором Адорно, что «после Воркуты уже нельзя писать литературу». По Шаламову искусство и ГУЛАГ несовместимы. Он писал, что его тексты нельзя мерить ни эстетическими, ни моральными критериями. Поэтому западное общество не было готово тогда, да, пожалуй, и сегодня принять его концепцию. Солженицын же - и это очень важно - свой «Архипелаг ГУЛАГ» обозначил именно как опыт художественного исследования.
Однако было бы ошибкой считать наследие Шаламова документальным свидетельством. Любопытно, что у него в 1970-е годы произошло заметное сближение с позицией советского правительства. По Шаламову, время критики ГУЛАГа прошло, и он даже опубликовал в журнале «Юность» несколько откровенно пропагандистских вещей. Этот поступок тогдашние европейские интелектуалы не могли ни понять, ни принять.
Из интервью Шмида швейцарской русскоязычной "Нашей газете", 22.2. 2013