Система
Система.
«Когда в школьном журнале против каждой фамилии появляются значки - возникает новое качество: поведение человека в системе, которое искажает реальные отношения и связи, делает их иными... Система, в которой мы живём - категория динамическая. Концептуальное начало Системы - игра без правил, невидимость - её самое сильное оружие». (У системы нет сердца, нож некуда всадить). «Как бороться с противником, которого мало кто знает и понимает? Система может не проявлять себя в статике, следуя законам космическим» (Sic!) Все бесчисленные законы заменяет сложный, скорее интуитивный, адаптивный аппарат индивида - понимание (интонационное, скорей всего). Вся реальная социология современных обществ зиждется на динамических основаниях. Нет твёрдых граней, всё искажено, поскольку имеют место многочисленные переносы, оболванивания, мнимые функции, мифы и манипуляция обыденным сознанием. Чисто статичные категории (собственность, капитал, личные свободы, статус) ничего не проясняют, реальность синтезирует их в динамике - доходе, влиянии, политической власти, воздействии, потенциальном изменении правил игры... Система подталкивает к сосредоточенности, уединённости…». Автор этих строк Игорь Дёмин кратко сообщает о себе, что интеллигент в пятом поколении, и скромно добавляет: «я не политик и не сторонний наблюдатель».
Сразу вспоминается советская жизнь, ничего кроме уединённости на выбор не предлагавшая. Внешний мир всё равно, что не существует. Мальчик Бананан в фильме «Асса» говорит: «Я иногда выглядываю в мир, как в окошко». Я с ним полностью согласен. Скука за окном гасит внешний мир. Но это не следствие революции, как можно было бы подумать: «Тихо, чересчур уж тихо... и среди этой тишины, от времени до времени, раздаётся полемика, но односторонняя и как-то чересчур уж победоносная. Захрюкает вдруг свинья, или кто-нибудь из подсвинков и поросят - и сразу победят. Налгут, наябедничают и, не вызвавши возражений, потонут в собственном навозе». Это - Салтыков-Щедрин. Так что матрица последовательна, как до революции, так и после... Рассматривая «унифицированные национальным духом культурные традиции», Щедрин зафиксировал людоедские. Самым сильным пауком в «Господах Головлёвых» оказался Иудушка. С ним согласен Козьма Прутков: «Нам, русским, хлеба не надо, мы друг друга едим и тем сыты бываем». Поляки во время Смуты ушли из России со словами: Если русские друг с другом такое делают, что они сделают с нами? Действительно, трёхлетний сын Лжедмитрия был повешен в воротах Спасской башни, нужно было, чтобы все увидели: «нет наследников на царский престол - ни истинных, ни мнимых...». Бог вытрет слёзы Марины Мнишек. Ещё раньше то же самое было: «... и стали князья на малое: это великое, молвити». Гордость разожгла соперничество между ними - и поубивали друг друга.
Дёмин: «Стремление к самодостаточности и порыванию всех социальных связей, эскапизм, юродство, скит, острожное скоморошество, казачья вольница соответствуют историческому характеру этого общества; отрицание всех авторитетов и свобода абсолютная, как дикие лошади в стаде; какая-то биологическая гарантия, что сильные выживут». - но далее он немного разбавляет эту мысль: «Нация на определённом этапе развития - не только природный генотип, но и социальная организация». То есть мы теперь «подставные пешки», «молчальники вышли в начальники». Это - прогресс по сравнению с лошадью. Гены, разумеется, берут своё. Мы - циничный народ и, по-прежнему, едим друг друга. То, что для французов компаньонка для пожилой богатой дамы, у нас - приживалка. То, что для Делёза структура восприятия мира, для наших «богословов» - страх одиночества. Паспорт на вечную носку народ выдаёт цинично, одним словом: кулак, комок, чурка, целка, ватник. Никто не придумал лучше нас, как кушать друг друга под справедливость. И пока это не кончится, дёминский космос от нас и не отвяжется.
Но мы тоже не лыком шиты! Есть упорство. Головлёвы желали торжествовать друг над другом, никто не видел духовной альтернативы «милому другу маменьке». Они на альтернативу наталкивались, но как слепые. Так что, к уединённости, навязываемой космосом, тоже есть смысл присмотреться. Дёмин, правда, по этому поводу иронизирует: «А народец наш бодренький скудоват для анахоретства. В каждом славянине есть не изжитая потребность в колхозе, балагане, подголосках, какофонии... ещё не стали для нас общим местом идеи преступления, воздаяния, кармы, национального бесчестия, исторического долженствования, открывающие дорогу более крутой иррациональной метафизике сотворчества».
Далее я цитирую без правки, потому что Дёмин издал черновик: «Я подхожу к Системе не через поверхностные, пусть всеобъемлющие формы тотальной социал-идеологии 20в., но глубинные тенденции конца всемирной истории, получившие через то воплощение и ими обрамлённые как следствие. Именно на Великом Переломе произошло то строго логически объяснимое явление, когда внешние формы сомкнулись в планетарном масштабе, им было больше некуда двигаться и без мощнейшего воздействия на них невидимых, внутренних и возникающего таким образом нового равновесия и соответствия. Но ничтожно малое число людей той эпохи осознавало это, а тем более были носителями этой высшей Правды Времени. Неизбежно возникали «Рога и Копыта», нечто очень хорошо описанное Орвеллом в его сталинских сюжетах. Под системой я и понимаю некоторую искусственную попытку остановить время, отбросить ценности и настоящие начала, разрушающие квазисистему, дабы подогнать развитие двух начал, дождаться Страшного Суда, качественно новой, открытой и нематериальной вселенной. Поэтому Система это не узкие принципы русского марксизма или хомейнизм, но, прежде всего, психо-информационная модель малоизменяющейся вселенной, где нет твёрдых граней, всё меняется, всё искажено, и интересы бессознательного большинства абсолютно возобладают над всем и вся. Можно сказать, выдающиеся чёрные гении создали Систему, но верно и обратное; что и их создал народ, своего по своей мерке хама в галифе и этих ужасных чалмоносцев. Это явления одного порядка... И это, именно это несоответствие плоских провозглашаемых форм и динамика реальных имитирующих процессов делает Систему наиболее опасным и трудноразрушимым произведением человеческого рода».
«Попытка остановить время» - присмотримся к этой мысли. Истина конкретна. В. Пелевин кратко заявляет где-то в предисловии Empire V, что «проституирует смыслы». Говоря это, он борется с системой. Все борются с ней. Немножко смысла выложат в одной книжке, немножко - в другой, и отдельные мысли сияют, как «жестянки в помойной яме», на миллионах страниц. Миллионы людей тратят миллины часов, чтобы это одолеть. Крошево информации наполняет сознание. Калейдоскоп складывает стеклянный узор, потом рассыпается на другой. Мы убиваем время! Система, в которой мы живём, - симулякр сознания. «The sow mast go on». Искусство, может быть, когда-нибудь и спасёт мир, но калейдоскоп и шарманка - это не искусство, а приспособление. Именно это и есть система. Ничего в ней, по сути, не меняется. Борцы с шарманкой сами на ней и играют - безотходная космическая технология.
«Когда в школьном журнале против каждой фамилии появляются значки - возникает новое качество: поведение человека в системе, которое искажает реальные отношения и связи, делает их иными... Система, в которой мы живём - категория динамическая. Концептуальное начало Системы - игра без правил, невидимость - её самое сильное оружие». (У системы нет сердца, нож некуда всадить). «Как бороться с противником, которого мало кто знает и понимает? Система может не проявлять себя в статике, следуя законам космическим» (Sic!) Все бесчисленные законы заменяет сложный, скорее интуитивный, адаптивный аппарат индивида - понимание (интонационное, скорей всего). Вся реальная социология современных обществ зиждется на динамических основаниях. Нет твёрдых граней, всё искажено, поскольку имеют место многочисленные переносы, оболванивания, мнимые функции, мифы и манипуляция обыденным сознанием. Чисто статичные категории (собственность, капитал, личные свободы, статус) ничего не проясняют, реальность синтезирует их в динамике - доходе, влиянии, политической власти, воздействии, потенциальном изменении правил игры... Система подталкивает к сосредоточенности, уединённости…». Автор этих строк Игорь Дёмин кратко сообщает о себе, что интеллигент в пятом поколении, и скромно добавляет: «я не политик и не сторонний наблюдатель».
Сразу вспоминается советская жизнь, ничего кроме уединённости на выбор не предлагавшая. Внешний мир всё равно, что не существует. Мальчик Бананан в фильме «Асса» говорит: «Я иногда выглядываю в мир, как в окошко». Я с ним полностью согласен. Скука за окном гасит внешний мир. Но это не следствие революции, как можно было бы подумать: «Тихо, чересчур уж тихо... и среди этой тишины, от времени до времени, раздаётся полемика, но односторонняя и как-то чересчур уж победоносная. Захрюкает вдруг свинья, или кто-нибудь из подсвинков и поросят - и сразу победят. Налгут, наябедничают и, не вызвавши возражений, потонут в собственном навозе». Это - Салтыков-Щедрин. Так что матрица последовательна, как до революции, так и после... Рассматривая «унифицированные национальным духом культурные традиции», Щедрин зафиксировал людоедские. Самым сильным пауком в «Господах Головлёвых» оказался Иудушка. С ним согласен Козьма Прутков: «Нам, русским, хлеба не надо, мы друг друга едим и тем сыты бываем». Поляки во время Смуты ушли из России со словами: Если русские друг с другом такое делают, что они сделают с нами? Действительно, трёхлетний сын Лжедмитрия был повешен в воротах Спасской башни, нужно было, чтобы все увидели: «нет наследников на царский престол - ни истинных, ни мнимых...». Бог вытрет слёзы Марины Мнишек. Ещё раньше то же самое было: «... и стали князья на малое: это великое, молвити». Гордость разожгла соперничество между ними - и поубивали друг друга.
Дёмин: «Стремление к самодостаточности и порыванию всех социальных связей, эскапизм, юродство, скит, острожное скоморошество, казачья вольница соответствуют историческому характеру этого общества; отрицание всех авторитетов и свобода абсолютная, как дикие лошади в стаде; какая-то биологическая гарантия, что сильные выживут». - но далее он немного разбавляет эту мысль: «Нация на определённом этапе развития - не только природный генотип, но и социальная организация». То есть мы теперь «подставные пешки», «молчальники вышли в начальники». Это - прогресс по сравнению с лошадью. Гены, разумеется, берут своё. Мы - циничный народ и, по-прежнему, едим друг друга. То, что для французов компаньонка для пожилой богатой дамы, у нас - приживалка. То, что для Делёза структура восприятия мира, для наших «богословов» - страх одиночества. Паспорт на вечную носку народ выдаёт цинично, одним словом: кулак, комок, чурка, целка, ватник. Никто не придумал лучше нас, как кушать друг друга под справедливость. И пока это не кончится, дёминский космос от нас и не отвяжется.
Но мы тоже не лыком шиты! Есть упорство. Головлёвы желали торжествовать друг над другом, никто не видел духовной альтернативы «милому другу маменьке». Они на альтернативу наталкивались, но как слепые. Так что, к уединённости, навязываемой космосом, тоже есть смысл присмотреться. Дёмин, правда, по этому поводу иронизирует: «А народец наш бодренький скудоват для анахоретства. В каждом славянине есть не изжитая потребность в колхозе, балагане, подголосках, какофонии... ещё не стали для нас общим местом идеи преступления, воздаяния, кармы, национального бесчестия, исторического долженствования, открывающие дорогу более крутой иррациональной метафизике сотворчества».
Далее я цитирую без правки, потому что Дёмин издал черновик: «Я подхожу к Системе не через поверхностные, пусть всеобъемлющие формы тотальной социал-идеологии 20в., но глубинные тенденции конца всемирной истории, получившие через то воплощение и ими обрамлённые как следствие. Именно на Великом Переломе произошло то строго логически объяснимое явление, когда внешние формы сомкнулись в планетарном масштабе, им было больше некуда двигаться и без мощнейшего воздействия на них невидимых, внутренних и возникающего таким образом нового равновесия и соответствия. Но ничтожно малое число людей той эпохи осознавало это, а тем более были носителями этой высшей Правды Времени. Неизбежно возникали «Рога и Копыта», нечто очень хорошо описанное Орвеллом в его сталинских сюжетах. Под системой я и понимаю некоторую искусственную попытку остановить время, отбросить ценности и настоящие начала, разрушающие квазисистему, дабы подогнать развитие двух начал, дождаться Страшного Суда, качественно новой, открытой и нематериальной вселенной. Поэтому Система это не узкие принципы русского марксизма или хомейнизм, но, прежде всего, психо-информационная модель малоизменяющейся вселенной, где нет твёрдых граней, всё меняется, всё искажено, и интересы бессознательного большинства абсолютно возобладают над всем и вся. Можно сказать, выдающиеся чёрные гении создали Систему, но верно и обратное; что и их создал народ, своего по своей мерке хама в галифе и этих ужасных чалмоносцев. Это явления одного порядка... И это, именно это несоответствие плоских провозглашаемых форм и динамика реальных имитирующих процессов делает Систему наиболее опасным и трудноразрушимым произведением человеческого рода».
«Попытка остановить время» - присмотримся к этой мысли. Истина конкретна. В. Пелевин кратко заявляет где-то в предисловии Empire V, что «проституирует смыслы». Говоря это, он борется с системой. Все борются с ней. Немножко смысла выложат в одной книжке, немножко - в другой, и отдельные мысли сияют, как «жестянки в помойной яме», на миллионах страниц. Миллионы людей тратят миллины часов, чтобы это одолеть. Крошево информации наполняет сознание. Калейдоскоп складывает стеклянный узор, потом рассыпается на другой. Мы убиваем время! Система, в которой мы живём, - симулякр сознания. «The sow mast go on». Искусство, может быть, когда-нибудь и спасёт мир, но калейдоскоп и шарманка - это не искусство, а приспособление. Именно это и есть система. Ничего в ней, по сути, не меняется. Борцы с шарманкой сами на ней и играют - безотходная космическая технология.