Переводы Андрея Щетникова
ПЛАЧ ПО ИГНАСИО САНЧЕСУ МЕХИАСУ
В переводе Андрея Щетникова https://vk.com/a_schetnikov. Публикуется с разрешения автора.
1. ВСТРЕЧА И СМЕРТЬ
В пять часов пополудни.
Было ровно пять часов пополудни.
Мальчик вынес белую простыню
в пять часов пополудни.
Корзина с известью встала на место
в пять часов пополудни.
Всё прочее было одной лишь смертью
в пять часов пополудни.
Ветер принёс бинты и вату
в пять часов пополудни,
и ржа покрыла стекло и никель
в пять часов пополудни.
Голубка сражалась с леопардом
в пять часов пополудни,
и мышца встретилась с полым рогом
в пять часов пополудни.
Звуки начали повторяться
в пять часов пополудни.
Колокола мышьяка и дыма
в пять часов пополудни.
Замерли люди на перекрёстках
в пять часов пополудни,
и сердце быка взлетело в небо!
в пять часов пополудни.
Выступил пот, как холодный снег
в пять часов пополудни,
когда арена покрылась йодом
в пять часов пополудни,
смерть отложила яйца в рану
в пять часов пополудни.
В пять часов пополудни.
Ровно в пять часов пополудни.
Гроб на колёсах стал постелью
в пять часов пополудни.
Зазвучали кости и флейты
в пять часов пополудни.
Бык взревел во всю свою силу
в пять часов пополудни.
Агония радугой стала на стенах
в пять часов пополудни.
Издалека приходит гангрена
в пять часов пополудни.
Лилия рога в зелёном подбрюшье
в пять часов пополудни.
Раны его горят, как солнце,
в пять часов пополудни,
и толпа разбивает окна
в пять часов пополудни.
В пять часов пополудни.
Пять ужасных часов пополудни!
Было пять на всех циферблатах!
И упала тень на пять часов пополудни!
2. ПРОЛИТАЯ КРОВЬ
Я не хочу её видеть!
Скажите луне на небе,
я не хочу видеть крови
Игнасио на арене.
Я не хочу её видеть!
Луна в половину неба.
Конь в облаках из ваты
и площадь серого сна
с канавками вдоль бордюра.
Я не хочу её видеть!
Как полыхает память.
Скажите об этом жасминам
с их ночной белизною!
Я не хочу её видеть!
Корова старого мира
слизывает языком
ручьи растёкшейся крови
на песчаной арене;
а быки из Гисандо -
полу-смерть, полу-камень -
ревут, им невмоготу
топтать эту древнюю землю.
Нет!
Я не хочу её видеть!
Он поднялся по ступеням;
смерть за его плечами.
Где тут восход или выход?
нет никакого восхода.
Я вижу чеканный профиль,
он заблудился во сне.
Искал прекрасное тело,
нашёл развёрстую рану.
Замолчите, прошу вас!
Зачем мне эта струя,
слабеющая с каждым мигом?
Она орошает складки,
она течёт по вельвету,
она утоляет жажду
этой толпы многолюдной.
Не надо кричать, не надо!
Я не хочу её видеть!
Увидев рога напротив,
глаз своих не закрыл он
и ощутил, как матери
в упор на него взглянули.
А где-то за бычьей фермой
тайный пастуший окрик
выгнал тельцов небесных
на облачные равнины.
В Севилье не было принца
равного благородства,
ни шпаги такой, как эта,
ни столь же верного сердца.
Его чудесная сила
бурлила львиным потоком,
благоразумная доблесть
сияла мраморным торсом.
Андалузия римлян
его чело золотила,
и расцветала улыбка
цветком аттической соли.
Великий боец арены!
Вершина чистого снега!
Нежная роза с шипами!
Твердыня горных отрогов!
Сладостный, как росинка!
Радостный, словно праздник!
Такой огромный с последними
бандерильями ночи!
Он никогда не проснётся.
Мхи и травы объяли
своими строгими пальцами
его классический череп.
И кровь поёт, растекаясь:
поёт о лугах и низинах,
течёт по рогам холодным,
трепещет в белом тумане,
уходит по долгой дороге
протяжными языками,
потом становится озером
меж Гвадалкивиром и небом.
О, белые стены Испании!
О, чёрный телец печали!
О, жёсткая кровь Игнасио!
О, соловьи в его венах!
Нет.
Я не хочу её видеть!
Я не хочу, чтобы ласточки пили её на лету,
пусть её не остудят лучи холодного света,
пусть песен не будет,
не будет потопа из белых лилий,
не будет хрустальной чаши
в венке серебряных листьев.
Нет.
Я не хочу её видеть!
3. ПРИСУТСТВУЮЩЕЕ ТЕЛО
Внутри гранитной глыбы сны отдаются стоном,
здесь нет ни струй звенящих, ни хладных кипарисов,
спина большого камня поддерживает время,
а с ним - венки и слёзы, деревья и планеты.
Я видел дождевую завесу над волнами,
она воздела руки, искромсанные ветром,
чтобы не быть причастной к морям пролитой крови,
чтобы не прикасаться к распластанному камню.
К нему прилипли зёрна и зимние туманы,
ночных волков дыханье и жаворонка крылья;
здесь нет огня и звуков, здесь нет дверей и окон,
лишь ровная поверхность в кругу другой арены.
Покоится на камне Игнасио благородный.
Его уж нет; что дальше? Смотрите же, как скоро
смерть покрывает тело налётом бледной серы
и человек становится двурогим минотавром.
Его уж нет. И ливень втекает в рот открытый,
а из груди выходит обезумевший воздух.
И, впитывая слёзы растаявшего снега,
любовь горит, как пламя, над дольными стадами.
Что скажете? Молчанье дурной имеет запах.
Оставшееся тело в процессе разложенья
предстанет чистой формой и соловьиной песней,
и мы его пустоты бездонные заполним.
Кто морщит этот саван? Он говорит неправду!
Не надо петь, не надо рыдать в углу укромном.
Пришпоривать не надо коня, змею увидев.
Во все глаза смотрите: вот перед вами тело,
которое покоя и отдыха не знало.
Друзья, я рад вас видеть! И ваш не дрогнет голос.
Послушны вам издревле и лошади, и реки.
Скелет для вас танцует и раздаётся песня,
пусть даже рот заполнен каменьями и солнцем.
Друзья, вы мне по сердцу. Здесь, перед этим камнем,
здесь, перед этим телом с разорванной уздою
я рассказать хочу вам о том, куда уходит
наш капитан прекрасный на поводу у смерти.
Пусть станет плач мой громкий спокойною рекою
с глубоким дном, текущей под полудённым небом,
пусть тело матадора плывёт в такие страны,
где рёв быков вовеки его не потревожит.
Пускай оно оставит луны пустой арену,
пускай уйдет, исчезнет под плач недвижной девы,
пускай его не станет, когда немые рыбы
заснут, и в белых рощах холодный дым осядет.
Платки свои оставьте, лицо его вам чуждо,
оно уже привыкло смотреть навстречу смерти.
Игнасио, прощай же: пусть этот жар отступит.
Спи, улетай, покойся: так умирает море.
4. ОТСУТСТВУЮЩАЯ ДУША
Бык и смоковница тебя не знают,
не знают лошади и муравьи.
Не знает о тебе дитя заката,
ведь ты ушёл, ты умер навсегда.
Тебя не знает каменная глыба,
атласный саван твоего распада.
Немая память о тебе забыла,
ведь ты ушёл, ты умер навсегда.
Настанет осень винограда и улиток,
и встанут горы в утреннем тумане,
но кто теперь в твои глаза заглянет?
Ведь ты ушёл, ты умер навсегда.
Ты навсегда ушёл, ты просто умер,
как все, кто умирали на Земле,
как все, кто умирали, а теперь
забыты наравне с чужими псами.
Тебя никто не знает. Но ты остался в песне.
И я пою твой профиль и грацию движений.
Уверенную зрелость глубоких размышлений.
Твою игру со смертью, и вкус её лобзаний.
Тоску, в которой скрыта решительная радость.
Прекрасный андалузец, сколь многое минует,
когда ты вновь родишься, коль есть чему рождаться.
Слова мои рыдают о доблестной утрате,
и вспоминает ветер оливковые рощи.
Дополнение.
Абсолютно экспериментальный перевод знаменитой "Гитары". Меня за него будут бить, и сильно. В таком случае, зачем я это сделал? Чего мне не хватает в прекрасном переводе Марины Ивановны? Цветаева метафорически рассказывает о чём-то другом; а Лорка в стихах создаёт звучание гитары, причём - гитары фламенко, с характерным для неё чередованием резких ударов и быстрого, "журчащего" перебора. Конечно, я потерял "es inutil callarla. es imposible callarla", и это плохо. Но и у Цветаевой "не проси её о молчанье" - это крик, а не удар. По смыслу перевод правильный, по прагматике чтения - наверное, всё-таки нет. То же самое и с "бедной жертвой пяти проворных кинжалов". Спору нет, это красиво - но по струнам всей пятернёй бьют не так.
Федерико Гарсиа Лорка
ГИТАРА
Плач гитары
ударил в небо.
Раскололась
чаша рассвета.
Плач гитары
рванулся к небу.
Удар по струнам.
И снова удар
по струнам.
Плачет монотонно,
как воды журчанье,
как свистящий ветер
над полями снега.
Удар по струнам, и снова
плач о далёких
странах.
Пески раскалённого Юга
плачут о белых камелиях.
Плачет стрела без цели,
вечер, лишённый рассвета,
и первая мёртвая птица
на высохшей ветке.
О, гитара!
Пронзают сердце
пять ножевых ударов.
В переводе Андрея Щетникова https://vk.com/a_schetnikov. Публикуется с разрешения автора.
1. ВСТРЕЧА И СМЕРТЬ
В пять часов пополудни.
Было ровно пять часов пополудни.
Мальчик вынес белую простыню
в пять часов пополудни.
Корзина с известью встала на место
в пять часов пополудни.
Всё прочее было одной лишь смертью
в пять часов пополудни.
Ветер принёс бинты и вату
в пять часов пополудни,
и ржа покрыла стекло и никель
в пять часов пополудни.
Голубка сражалась с леопардом
в пять часов пополудни,
и мышца встретилась с полым рогом
в пять часов пополудни.
Звуки начали повторяться
в пять часов пополудни.
Колокола мышьяка и дыма
в пять часов пополудни.
Замерли люди на перекрёстках
в пять часов пополудни,
и сердце быка взлетело в небо!
в пять часов пополудни.
Выступил пот, как холодный снег
в пять часов пополудни,
когда арена покрылась йодом
в пять часов пополудни,
смерть отложила яйца в рану
в пять часов пополудни.
В пять часов пополудни.
Ровно в пять часов пополудни.
Гроб на колёсах стал постелью
в пять часов пополудни.
Зазвучали кости и флейты
в пять часов пополудни.
Бык взревел во всю свою силу
в пять часов пополудни.
Агония радугой стала на стенах
в пять часов пополудни.
Издалека приходит гангрена
в пять часов пополудни.
Лилия рога в зелёном подбрюшье
в пять часов пополудни.
Раны его горят, как солнце,
в пять часов пополудни,
и толпа разбивает окна
в пять часов пополудни.
В пять часов пополудни.
Пять ужасных часов пополудни!
Было пять на всех циферблатах!
И упала тень на пять часов пополудни!
2. ПРОЛИТАЯ КРОВЬ
Я не хочу её видеть!
Скажите луне на небе,
я не хочу видеть крови
Игнасио на арене.
Я не хочу её видеть!
Луна в половину неба.
Конь в облаках из ваты
и площадь серого сна
с канавками вдоль бордюра.
Я не хочу её видеть!
Как полыхает память.
Скажите об этом жасминам
с их ночной белизною!
Я не хочу её видеть!
Корова старого мира
слизывает языком
ручьи растёкшейся крови
на песчаной арене;
а быки из Гисандо -
полу-смерть, полу-камень -
ревут, им невмоготу
топтать эту древнюю землю.
Нет!
Я не хочу её видеть!
Он поднялся по ступеням;
смерть за его плечами.
Где тут восход или выход?
нет никакого восхода.
Я вижу чеканный профиль,
он заблудился во сне.
Искал прекрасное тело,
нашёл развёрстую рану.
Замолчите, прошу вас!
Зачем мне эта струя,
слабеющая с каждым мигом?
Она орошает складки,
она течёт по вельвету,
она утоляет жажду
этой толпы многолюдной.
Не надо кричать, не надо!
Я не хочу её видеть!
Увидев рога напротив,
глаз своих не закрыл он
и ощутил, как матери
в упор на него взглянули.
А где-то за бычьей фермой
тайный пастуший окрик
выгнал тельцов небесных
на облачные равнины.
В Севилье не было принца
равного благородства,
ни шпаги такой, как эта,
ни столь же верного сердца.
Его чудесная сила
бурлила львиным потоком,
благоразумная доблесть
сияла мраморным торсом.
Андалузия римлян
его чело золотила,
и расцветала улыбка
цветком аттической соли.
Великий боец арены!
Вершина чистого снега!
Нежная роза с шипами!
Твердыня горных отрогов!
Сладостный, как росинка!
Радостный, словно праздник!
Такой огромный с последними
бандерильями ночи!
Он никогда не проснётся.
Мхи и травы объяли
своими строгими пальцами
его классический череп.
И кровь поёт, растекаясь:
поёт о лугах и низинах,
течёт по рогам холодным,
трепещет в белом тумане,
уходит по долгой дороге
протяжными языками,
потом становится озером
меж Гвадалкивиром и небом.
О, белые стены Испании!
О, чёрный телец печали!
О, жёсткая кровь Игнасио!
О, соловьи в его венах!
Нет.
Я не хочу её видеть!
Я не хочу, чтобы ласточки пили её на лету,
пусть её не остудят лучи холодного света,
пусть песен не будет,
не будет потопа из белых лилий,
не будет хрустальной чаши
в венке серебряных листьев.
Нет.
Я не хочу её видеть!
3. ПРИСУТСТВУЮЩЕЕ ТЕЛО
Внутри гранитной глыбы сны отдаются стоном,
здесь нет ни струй звенящих, ни хладных кипарисов,
спина большого камня поддерживает время,
а с ним - венки и слёзы, деревья и планеты.
Я видел дождевую завесу над волнами,
она воздела руки, искромсанные ветром,
чтобы не быть причастной к морям пролитой крови,
чтобы не прикасаться к распластанному камню.
К нему прилипли зёрна и зимние туманы,
ночных волков дыханье и жаворонка крылья;
здесь нет огня и звуков, здесь нет дверей и окон,
лишь ровная поверхность в кругу другой арены.
Покоится на камне Игнасио благородный.
Его уж нет; что дальше? Смотрите же, как скоро
смерть покрывает тело налётом бледной серы
и человек становится двурогим минотавром.
Его уж нет. И ливень втекает в рот открытый,
а из груди выходит обезумевший воздух.
И, впитывая слёзы растаявшего снега,
любовь горит, как пламя, над дольными стадами.
Что скажете? Молчанье дурной имеет запах.
Оставшееся тело в процессе разложенья
предстанет чистой формой и соловьиной песней,
и мы его пустоты бездонные заполним.
Кто морщит этот саван? Он говорит неправду!
Не надо петь, не надо рыдать в углу укромном.
Пришпоривать не надо коня, змею увидев.
Во все глаза смотрите: вот перед вами тело,
которое покоя и отдыха не знало.
Друзья, я рад вас видеть! И ваш не дрогнет голос.
Послушны вам издревле и лошади, и реки.
Скелет для вас танцует и раздаётся песня,
пусть даже рот заполнен каменьями и солнцем.
Друзья, вы мне по сердцу. Здесь, перед этим камнем,
здесь, перед этим телом с разорванной уздою
я рассказать хочу вам о том, куда уходит
наш капитан прекрасный на поводу у смерти.
Пусть станет плач мой громкий спокойною рекою
с глубоким дном, текущей под полудённым небом,
пусть тело матадора плывёт в такие страны,
где рёв быков вовеки его не потревожит.
Пускай оно оставит луны пустой арену,
пускай уйдет, исчезнет под плач недвижной девы,
пускай его не станет, когда немые рыбы
заснут, и в белых рощах холодный дым осядет.
Платки свои оставьте, лицо его вам чуждо,
оно уже привыкло смотреть навстречу смерти.
Игнасио, прощай же: пусть этот жар отступит.
Спи, улетай, покойся: так умирает море.
4. ОТСУТСТВУЮЩАЯ ДУША
Бык и смоковница тебя не знают,
не знают лошади и муравьи.
Не знает о тебе дитя заката,
ведь ты ушёл, ты умер навсегда.
Тебя не знает каменная глыба,
атласный саван твоего распада.
Немая память о тебе забыла,
ведь ты ушёл, ты умер навсегда.
Настанет осень винограда и улиток,
и встанут горы в утреннем тумане,
но кто теперь в твои глаза заглянет?
Ведь ты ушёл, ты умер навсегда.
Ты навсегда ушёл, ты просто умер,
как все, кто умирали на Земле,
как все, кто умирали, а теперь
забыты наравне с чужими псами.
Тебя никто не знает. Но ты остался в песне.
И я пою твой профиль и грацию движений.
Уверенную зрелость глубоких размышлений.
Твою игру со смертью, и вкус её лобзаний.
Тоску, в которой скрыта решительная радость.
Прекрасный андалузец, сколь многое минует,
когда ты вновь родишься, коль есть чему рождаться.
Слова мои рыдают о доблестной утрате,
и вспоминает ветер оливковые рощи.
Дополнение.
Абсолютно экспериментальный перевод знаменитой "Гитары". Меня за него будут бить, и сильно. В таком случае, зачем я это сделал? Чего мне не хватает в прекрасном переводе Марины Ивановны? Цветаева метафорически рассказывает о чём-то другом; а Лорка в стихах создаёт звучание гитары, причём - гитары фламенко, с характерным для неё чередованием резких ударов и быстрого, "журчащего" перебора. Конечно, я потерял "es inutil callarla. es imposible callarla", и это плохо. Но и у Цветаевой "не проси её о молчанье" - это крик, а не удар. По смыслу перевод правильный, по прагматике чтения - наверное, всё-таки нет. То же самое и с "бедной жертвой пяти проворных кинжалов". Спору нет, это красиво - но по струнам всей пятернёй бьют не так.
Федерико Гарсиа Лорка
ГИТАРА
Плач гитары
ударил в небо.
Раскололась
чаша рассвета.
Плач гитары
рванулся к небу.
Удар по струнам.
И снова удар
по струнам.
Плачет монотонно,
как воды журчанье,
как свистящий ветер
над полями снега.
Удар по струнам, и снова
плач о далёких
странах.
Пески раскалённого Юга
плачут о белых камелиях.
Плачет стрела без цели,
вечер, лишённый рассвета,
и первая мёртвая птица
на высохшей ветке.
О, гитара!
Пронзают сердце
пять ножевых ударов.