Долгая история (написано в октябре 2009)
30 апреля 2009 года журналу "Русская жизнь" исполнилось два года; в этот день я написал в Твиттере - "С днем рожденья, любимый журнал, как же ты меня заебал". Спустя, может быть, месяц, когда нам сказали, что журнал, очевидно, скоро закроется, мы с нашим бильдом Аней (потом подошел еще Авдеев) пошли сначала в секретный бар, потом в Маяк праздновать это радостное событие. Стоит отметить, что, когда в день моего рождения, 17 июня, закрытие журнала случилось окончательно, нам всем было ужасно грустно, но вот это настроение (понятно, что оно было не у всех сотрудников редакции, так я ведь и рассказываю о себе, а не о ком-то другом), когда именно хотелось, чтобы "Русская жизнь" закончилась.
В этом журнале я работал с первого номера, но не с первого дня. Когда я туда пришел работать, уже существовала редакция, уже был набран штат (причем в последующие два года сменятся только два бильда и ответсек, а так больше новых людей в редакции не будет; как правило, на место увольняющегося или увольняемого сотрудника никого не брали. Точно не считал, но по ощущению на момент закрытия в журнале работало раза в два меньше народу, чем в начале), то есть вот эту стадию, когда люди собираются в каком-нибудь кафе и думают - а вот как бы наш новый журнал назвать, а вот бы какие рубрики в нем учредить, и так далее - это все происходило без меня. Более того, те мои заметки, которые вышли в первом номере (на самом деле даже здорово, что у него была такая идиотская обложка - по-моему, это как раз и символизирует то,что номер исторический; исторический первый номер и должен быть таким вот странным, хотя бы для того, чтобы потом было понятно, какой крутой в конечном итоге получился журнал) заказывались мне именно как стороннему автору, гест, прости Господи, стару - в прошлых фрагментах я, по-моему, описывал обстоятельства моего ухода из "Эксперта". То есть на какой-то планерке Ольшанский и остальные придумали, что я должен взять интервью у Татьяны Дорониной и написать репортаж из Иваново-Вознесенска. С Дорониной не получилось, я предложил диссидентку Ратушинскую, о которой слышал от одной своей ебанутой (про ебанутость выяснится потом) знакомой, и это был первый шаг к пресловутым дедушкам, о которых я расскажу подробно и отдельно.
Вообще хочется застолбить право первых мемуаров о "Русской жизни". Как-то так получилось, что каждое более-менее заметное внутриредакционное событие становилось поводом для какой-то ужасной ругани в ЖЖ, но вряд и эту ругань стоит считать мемуарами, так что давайте я буду первым.
Я продолжу.
Обязательная черта любых мемуаров - остальные участники описываемых событий, как правило, уверены, что на самом деле все происходило совсем по-другому. Поэтому я уже с ужасом жду комментов, писем и звонков остальных героев описываемых событий и, наверное, поэтому чувствую себя более скованно, чем когда писал предыдущие фрагменты (в них тоже шла речь о живых людях, которые это все прочитают, но тем людям было как-то совсем все равно).
Поскольку еще за месяц до первого номера в газете "Ведомости" вышла заметка "Миронов в глянце", в которой было сказано, что партия "Справедливая Россия" запускает некий журнал во главе со скандально знаменитым Ольшанским, мы с самого начала испытывали какое-то пиздецовое внимание, по крайней мере, политически активных блоггеров. Все были уверены, что вот эти мудаки (среди вот этих мудаков уже был я; мои знакомые из числа работающих на администрацию президента и близкие к ней структуры немедленно начали меня по этому поводу подъебывать, и я нервно надеялся, что это все-таки милые дружеские подъебки, а не более того; на эту тему я тоже отдельно напишу чуть позже) в очередной раз собираются доказать, что они мудаки, на сей раз - взявшись обеспечивать пропагандистскую поддержку партии "Справедливая Россия". Не стану говорить, что весь ЖЖ весной 2007-го только и делал, что злобно иронизировал по нашему поводу, но из тех, кто, во-первых, знал о нашем журнале и, во-вторых, имел относительно него какую-то четкую позицию - из этих людей, кроме нас самих, не было ни одного, кто думал бы о нас что-нибудь хорошее.
Наверное, это простая вещь, но стоит ее отдельно сформулировать в назидание потомкам - мне кажется, дальнейшим успехом (а с тем, что "Русская жизнь" получилась и имела успех, станет спорить только последний мудоёб) журнал процентов на 60 или даже больше был обязан именно вот этому заведомо нехорошему ожиданию, которое оказалось очень важным и серьезным авансом, выданным нам общественным мнением. Верно, кстати, и обратное - если бы Арам Ашотович Габрелянов или кто-то еще взялся бы после закрытия возрождать "Русскую жизнь", ему было бы значительно (может быть, даже до степени провала) сложнее, чем было два с половиной года назад Ольшанскому и его друзьям. Все ждали бы чего-то заведомо гениального и культового, и любой неудачный или никакой номер воспринимался бы гораздо хуже, чем у классической РЖ, которая, в свою очередь, могла в отдельных номерах наполовину состоять из плохих текстов, "но зато у них нет Миронова на обложке!"
Я продолжу.
Вот чего у нас точно никогда не было - так это Миронова на обложке. Единственным эпизодом, который с колоссальной натяжкой можно отнести к соприкосновению "Русской жизни" со "Справедливой Россией", был эпизод, не замеченный даже теми, кто читал нас с лупой именно с целью найти что-нибудь нас в этом смысле дискредитирующее. Была осень 2007 года (важная, мне кажется, осень для всех, кто в этой стране занимается политикой, или пишет о политике, или интересуется политикой), у нас был номер на тему "Жилищный вопрос", и один из наших авторов захотел дополнить свою статью на жилищную тему комментарием эксперта. По мнению автора, таким экспертом могла бы стать Галина Хованская - кажется, она действительно очень крута в вопросах, связанных с жилплощадью, но на тот момент она еще была кандидатом в Госдуму от "Справедливой России", и я ругался с тем автором и с остальными, доказывая, что не нужно рекламировать в журнале эсеров, даже если это не реклама, и эсер - интересный эксперт. "Вас беспокоит только ваша репутация", - говорил мне в ответ автор, победой которого спор, собственно, и закончился. Но, во-первых, интервью Хованской не заметили даже наи критики и, во-вторых, это действительно была не реклама и не джинса, и перед Богом мы так и остались чисты.
Стоит, очевидно, вспомнить и о случае, когда Сергей Шаргунов (он был "другом журнала", но автором журнала не был; почему не был - точно не знаю, и Шаргунов, кажется, тоже не знает) вначале попал в предвыборную тройку "Справедливой России", а потом был из нее со скандалом исключен. Шаргунов мой товарищ, и свой пост по этому поводу - "Миронов съел хуй" - я писал, меньше всего думая о том, что владелец "Русской жизни" Николай Левичев - второй после Миронова человек в "Справедливой России". Я описываю этот эпизод не чтобы похвастаться тем, как нам и мне в частности было насрать на инвестора, а просто в порядке перечисления всех моментов, когда связь между РЖ и СР имела какое-то значение.
Самого Левичева я видел и слышал дважды в жизни - он приходил в редакцию на моей памяти два раза; один раз - когда у журнала все было более-менее хорошо, второй - когда было все плохо. Первый раз я даже что-то ему сказал - что-то типа "спасибо за возможность работать в таком журнале, мне так здорово нигде и никогда не работалось". Он ответил, что если бы это было правдой, я бы не писал для других изданий. Второй раз, когда уже было совсем плохо с деньгами, когда сократили часть редакции, а сама редакция переехала в более дешевый офис, он пришел к нам еще раз и рассказал, как в 98 году, когда он имел какое-то отношение к журналу "Смена", с деньгами тоже было тяжело, но он договорился с каким-то колхозом, и колхоз стал присылать в редакцию мясные туши, которые коллектив прямо на заседаниях редколлегии делил между собой. Я подумал, что теперь-то отсюда точно пора валить, но Левичев, судя по всему, все-таки какой-то очень хороший.
Больше о Левичеве я ничего не знаю. Говорят, работая в Ленинградском обкоме комсомола, он помогал Митькам и рок-клубу. Наверное, помогал - польза, которую приносили мы ему, была примерно такой же, как польза комсомолу от Митьков (не хочу сказать, что пользы не было; показать знакомому писателю или художнику журнал и сказать - "А вот это моё" - мне кажется, это круто и приятно; по крайней мере, я на месте Левичева сам бы чем-то таким занимался). И, хотя это будет совсем лишним, все-таки стоит еще раз сказать, что "Русская жизнь" была личным проектом Николая Левичева и не имела никакого отношения к партии "Справедливая Россия".
Я продолжу.
Еще раз хочу сказать, что я уверен, что мемуаров о "Русской жизни" будет еще много - не сейчас, наверное, но будут. И еще я уверен, что то, о чем будет вот этот пост, интересно только мне и только для меня имеет какое-то значение. Пока мы делали журнал, пока "Русская жизнь" приобретала тот вид, в котором она в конце концов придет к своему закрытию, - пока все это происходило, в России происходили какие-то жуткие политические события. Начиналось то, что тогда было принято называть "предвыборным циклом 2007-2008 года" и то, что в конце концов обернулось совково-фашистским пиздецом с "референдумом о доверии национальному лидеру" и прочими обстоятельствами. Я знаю множество людей, которые на это не обратили внимания, и, наверное, правильно сделали, но Блогз-Яндекс до сих пор находит меня в списках "политизированных блоггеров", и какие-то обстоятельства той омерзительной политической осени были для меня вполне личными обстоятельствами.
От времен моей "прокремлевской" активности 2005-2007 гг. у меня осталось некоторое количество знакомых и приятелей, которые работали политологами или просто политическими публицистами в разных изданиях и структурах, относящихся к кремлевско-единороссовскому пулу структур и изданий. Рассорившись в свое время с либерально-нацбольской молодежью и став достаточно яростным ее и вообще оппозиции критиком, я, как уже было написано в предыдущих фрагментах, что называется, нашел себя в тех же изданиях и структурах. Пил пиво с Павлом Данилиным, называл Алексея Чадаева другом и соратником, и даже с Тимофеем Шевяковым, когда тот (какое-то время редакция Русс.ру работала в том же здании, что и Антинато, в котором работал Шевяков) пытался со мной дружелюбно заговаривать, здоровался с ним за руку и курил, не брезгуя его присутствием рядом.
Я действительно даже не думал о том, что работа в "Русской жизни" может каким-то образом повлиять на личные отношения между мной и этими людьми. И, читая раз за разом посты "прокремлевских блоггеров", о нашем журнале, который они с нежностью называли "Как у нашего Мирона" (от фамилии "Миронов" - лидера "Справедливой России"), я, как уже было сказано, до последнего момента убеждал себя, что все это - милые шутки добрых приятелей, хотя шутки раз от раза становились все злее и все обиднее. Не выдержал я, как и полагается, будучи сильно пьяным.
Продолжу.
Это было в августе 2007 года, мой старый друг Иван, с которым я в годы голодной московской юности на двоих снимал квартиру, праздновал свой день рождения. Надо сказать, что, хоть у меня и остались очень теплые воспоминания о том периоде своей жизни, одно ужасное обстоятельство, о котором я до сих пор вспоминаю с содроганием все-таки было. Иван учислся на журфаке МГУ и играл в КВН. А, поскольку все его коллеги по команде жили с родителями, то именно наша квартира на Первомайской была главным местом их репетиций и каких-то еще вечеринок. А меня тогда еще не увлекало общение с подростками, поэтому к визитам друзей Ивана я относился как к ужасному стихийному бедствию.
И вот я пришел к нему на день рождения, увидел там его соратников по КВН во главе с демоническим Эмилем Рабиновичем, и какие-то пласты внутри меня вскрылись, я как-то очень неуютно себя почувствовал, ушел на кухню с другом Ивана Денисом Мальцевым, которого я почему-то весь вечер называл Игорем, и вот с этим другом я как-то быстро и злобно выпил большую бутылку водки, а потом жена повезла меня злого и пьяного домой.
Еще в такси по дороге домой я полез читать френдленту и, в частности, увидел пост такого Максима Жарова (в ЖЖ он - Плутовство007; в свое время в одной околоапэшной структуре занимался мониторингом ЖЖ, такой бессмысленный упырек), который снова обо мне что-то такое подъебывающее писал. Я оставил ему большой комментарий, смысл которого сводился к тому, что мне как-то совсем уже не нравится то, что он и его коллеги обо мне и моих коллегах по РЖ пишут, и что, поскольку с начальниками Жарова и его коллег у меня вроде бы остались добрые отношения, то я, наверное, сегодня же напишу этим начальникам письмо с призывом "уймите своих шавок". Как и всякий пьяный коммент в ЖЖ, выглядело это комично и неприлично, но, наверное, именно так и нужно было обозначить символический разрыв с прежним кругом общения. Позднее я сравнивал этот разрыв с сюжетной линией кинофильма "Калина красная" - считая меня кем-то из своих, мои бывшие знакомые, очевидно, относились к моему "предательству" с большей яростью, чем если бы я не был их знакомым и приятелем, более того - чем лучше складывались у меня личные отношения с кем-то из этих людей раньше, тем пиздецовее были эти отношения теперь.
Наиболее показательны здесь два случая; первый случай - Бударагин, про которого даже рассказывать не хочу, потому что он говно, второй случай - Павел Данилин, который тоже говно, но про него расскажу, а то получится, что я вообще ни про кого не расскажу.
В 2007-м я время от времени писал какие-то заметки про политику в "Независимую газету" - и чтобы форму газетную не растерять, и потому, что с Ремчуковым были хорошие отношения. Летом как раз был скандал с учебником истории, среди авторов которого был Данилин. Я написал в "Независимой" про этот учебник несколько заметок, среди прочего процитировал фразу Данилина из ЖЖ, который писал оппоненту - "Ты сдохнешь, и твои дети будут учиться по моему учебнику, хотя у тебя не будет детей, потому что ты пидарас". Он мне позвонил и сказал, что недоволен тем, что я процитировал именно эту фразу, а не какие-то другие слова, которые он говорил по поводу учебника. Я ответил, что чем ярче цитата, тем лучше, вроде бы тепло закончили разговор, но потом Павел Данилин откуда-то взял или просто придумал, что мои заметки в "Независимой" были частью профинансированной врагами кампании против него (это, конечно, было неправдой), и начал как-то совсем по-хамски вести себя по отношению ко мне, переступив в своих высказываниях по поводу меня и моей семьи ту грань, которую переступать все-таки нельзя, и я искренне надеюсь на то, что у Павла Данилина и его близких рано или поздно все будет плохо, и он будет закусывать водку говном.
(Кстати, о водке - возвращаясь к эпизоду с Максимом Жаровым и моими пьяными комментами у него в ЖЖ; недавно мой друг Максим Авдеев вернулся из отпуска, немедленно впал в отчаяние при виде всего, что совершается дома, и начал по этому поводу бухать. Несколько раз я его в этом поддерживал, и однажды, возвращаясь домой, я снова читал в такси френдленту - теперь уже "желтую", в которой я держу разных мудаков, - и снова увидел пост Жарова, в котором, если уметь читать, шла речь о том, что Жарова уволили из очередного говнопроекта, в котором он участвовал; будучи пьяным и печальным, я опять, как два года назад, оставил у него два злых коммента, а потом, протрезвев, стер их; история вообще любит повторяться в виде фарса).
Я продолжу.
Как и полагается настоящему мемуаристу, я, наверное, очень сильно отвлекся от основной темы. Что касается "Русской жизни", насколько я могу судить, в самом начале никто из сотрудников журнала не понимал, что должно получиться на выходе. По-моему, даже абстрактных и бессмысленных слов типа "Русский Нью-Йоркер" никто не произносил. Было название - "Русская жизнь", был придуманный, если не ошибаюсь, Александром Тимофеевским рубрикатор - "мещанство", "гражданство", "семейство" и т.п. (кто-то из критиков тогда же недоумевал, почему в таком блядском журнале нет рубрики "блядство"), было представление о том, чо номера должны быть тематическими и была тема первого номера - рабочие. Некоторые, кстати, по прочтении первого номера так и подумали, что журнал всегда будет про рабочих.
Когда я писал с полгода назад про перестроечное телевидение, кто-то из участников "Взгляда" рассказал мне, что передача задумывалась не такой, какая в конце концов получилось, и что первые несколько месяцев, строго говоря, вообще была какая-то неинтересная хуйня, и, может быть, так бы они и нащупывали жанр, но как-то раз им повезло - отправили корреспондента делать иронический, в стиле "Забытой мелодии для флейты", репортаж в какое-то ликвидируемое в рамках ускорения ведомство, а корреспондент привез не стебалово, а пронзительную историю про несчастных увольняемых женщин-клерков, которые, строго говоря, совсем не были виноваты в том, что их Госкоммелиорация не вписалась в новое мышление. Как из этого получился классический "Взгляд", я так и не понял, но рассказываю это к тому, что сам много раз думал о том, что именно было той точкой, после которой "Русская жизнь" стала именно "Русской жизнью" - и я имею в виду даже не столько тот журнал, у которого образовалось несколько сотен фанатов (а у культового журнала должны быть именно фанаты), а вот ту модель, благодаря которой на редакционной планерке стало достаточно только придумать тему очередного номера, а остальное было и так понятно - статья Храмчихина, статья Ипполитова, статья Пищиковой, статья Прилепина, Кашин со стариком, Данилов из очередного маленького города, Долгинова про очередную расчлененку в рабочих районах, где нету работы, Быков про какого-нибудь советского писателя, Ольшанский про баб или про комиссара-еврея, "а также кроссворд и колонка юмора", как говорили Смешарики. Плюс драмы-лирика-анекдоты и обложка работы Оксаны Гривиной.
Я продолжу.
Все, что я перечислил (и, по крайней мере, многое из того, чего я не перечислил) - это было действительно очень круто и украсило бы любой хороший журнал. Более того, я уверен, что в русской журналистике двухтысячных ничего лучше (во всякой случае, в такой концентрации) не было. Это было действительно охуенно и гениально.
Настолько охуенно и гениально, что нам всем было жутко приятно тиражировать вот этот формат, и мы почти не обращали внимания на то, что он от раза к разу хоть и незаметно, но выдыхается и костенеет. В какой-то момент (и я тоже не могу этот момент обозначить как-нибудь четко) это стало фатальным и непоправимым, и я уверен, что если бы у Русской жизни было все в порядке с деньгами, то журнал все равно бы умер - правда, не так красиво и печально, как это случилось на самом деле.
Это не хорошо и не плохо. Просто, мне кажется, Русская жизнь вначале балансировала между журналом и тем, что принято условно называть арт-проектом, и в конечном счете стала именно последним, обеспечив себе, с одной стороны, пресловутую культовость, а с другой - конечность. Вот так вот получилось. Журнал может издаваться сколь угодно долго, меняться и содержательно и кадрово, а арт-проект - ну вот собрались чуваки, сделали что-то красивое и разошлись дальше. И вот так с нами и произошло.
С днем рожденья, любимый журнал. Как же ты меня заебал.
Теперь по персоналиям.
(И эта фраза звучит так интригующе, что я на ней и закончу этот пост; продолжение следует).
В этом журнале я работал с первого номера, но не с первого дня. Когда я туда пришел работать, уже существовала редакция, уже был набран штат (причем в последующие два года сменятся только два бильда и ответсек, а так больше новых людей в редакции не будет; как правило, на место увольняющегося или увольняемого сотрудника никого не брали. Точно не считал, но по ощущению на момент закрытия в журнале работало раза в два меньше народу, чем в начале), то есть вот эту стадию, когда люди собираются в каком-нибудь кафе и думают - а вот как бы наш новый журнал назвать, а вот бы какие рубрики в нем учредить, и так далее - это все происходило без меня. Более того, те мои заметки, которые вышли в первом номере (на самом деле даже здорово, что у него была такая идиотская обложка - по-моему, это как раз и символизирует то,что номер исторический; исторический первый номер и должен быть таким вот странным, хотя бы для того, чтобы потом было понятно, какой крутой в конечном итоге получился журнал) заказывались мне именно как стороннему автору, гест, прости Господи, стару - в прошлых фрагментах я, по-моему, описывал обстоятельства моего ухода из "Эксперта". То есть на какой-то планерке Ольшанский и остальные придумали, что я должен взять интервью у Татьяны Дорониной и написать репортаж из Иваново-Вознесенска. С Дорониной не получилось, я предложил диссидентку Ратушинскую, о которой слышал от одной своей ебанутой (про ебанутость выяснится потом) знакомой, и это был первый шаг к пресловутым дедушкам, о которых я расскажу подробно и отдельно.
Вообще хочется застолбить право первых мемуаров о "Русской жизни". Как-то так получилось, что каждое более-менее заметное внутриредакционное событие становилось поводом для какой-то ужасной ругани в ЖЖ, но вряд и эту ругань стоит считать мемуарами, так что давайте я буду первым.
Я продолжу.
Обязательная черта любых мемуаров - остальные участники описываемых событий, как правило, уверены, что на самом деле все происходило совсем по-другому. Поэтому я уже с ужасом жду комментов, писем и звонков остальных героев описываемых событий и, наверное, поэтому чувствую себя более скованно, чем когда писал предыдущие фрагменты (в них тоже шла речь о живых людях, которые это все прочитают, но тем людям было как-то совсем все равно).
Поскольку еще за месяц до первого номера в газете "Ведомости" вышла заметка "Миронов в глянце", в которой было сказано, что партия "Справедливая Россия" запускает некий журнал во главе со скандально знаменитым Ольшанским, мы с самого начала испытывали какое-то пиздецовое внимание, по крайней мере, политически активных блоггеров. Все были уверены, что вот эти мудаки (среди вот этих мудаков уже был я; мои знакомые из числа работающих на администрацию президента и близкие к ней структуры немедленно начали меня по этому поводу подъебывать, и я нервно надеялся, что это все-таки милые дружеские подъебки, а не более того; на эту тему я тоже отдельно напишу чуть позже) в очередной раз собираются доказать, что они мудаки, на сей раз - взявшись обеспечивать пропагандистскую поддержку партии "Справедливая Россия". Не стану говорить, что весь ЖЖ весной 2007-го только и делал, что злобно иронизировал по нашему поводу, но из тех, кто, во-первых, знал о нашем журнале и, во-вторых, имел относительно него какую-то четкую позицию - из этих людей, кроме нас самих, не было ни одного, кто думал бы о нас что-нибудь хорошее.
Наверное, это простая вещь, но стоит ее отдельно сформулировать в назидание потомкам - мне кажется, дальнейшим успехом (а с тем, что "Русская жизнь" получилась и имела успех, станет спорить только последний мудоёб) журнал процентов на 60 или даже больше был обязан именно вот этому заведомо нехорошему ожиданию, которое оказалось очень важным и серьезным авансом, выданным нам общественным мнением. Верно, кстати, и обратное - если бы Арам Ашотович Габрелянов или кто-то еще взялся бы после закрытия возрождать "Русскую жизнь", ему было бы значительно (может быть, даже до степени провала) сложнее, чем было два с половиной года назад Ольшанскому и его друзьям. Все ждали бы чего-то заведомо гениального и культового, и любой неудачный или никакой номер воспринимался бы гораздо хуже, чем у классической РЖ, которая, в свою очередь, могла в отдельных номерах наполовину состоять из плохих текстов, "но зато у них нет Миронова на обложке!"
Я продолжу.
Вот чего у нас точно никогда не было - так это Миронова на обложке. Единственным эпизодом, который с колоссальной натяжкой можно отнести к соприкосновению "Русской жизни" со "Справедливой Россией", был эпизод, не замеченный даже теми, кто читал нас с лупой именно с целью найти что-нибудь нас в этом смысле дискредитирующее. Была осень 2007 года (важная, мне кажется, осень для всех, кто в этой стране занимается политикой, или пишет о политике, или интересуется политикой), у нас был номер на тему "Жилищный вопрос", и один из наших авторов захотел дополнить свою статью на жилищную тему комментарием эксперта. По мнению автора, таким экспертом могла бы стать Галина Хованская - кажется, она действительно очень крута в вопросах, связанных с жилплощадью, но на тот момент она еще была кандидатом в Госдуму от "Справедливой России", и я ругался с тем автором и с остальными, доказывая, что не нужно рекламировать в журнале эсеров, даже если это не реклама, и эсер - интересный эксперт. "Вас беспокоит только ваша репутация", - говорил мне в ответ автор, победой которого спор, собственно, и закончился. Но, во-первых, интервью Хованской не заметили даже наи критики и, во-вторых, это действительно была не реклама и не джинса, и перед Богом мы так и остались чисты.
Стоит, очевидно, вспомнить и о случае, когда Сергей Шаргунов (он был "другом журнала", но автором журнала не был; почему не был - точно не знаю, и Шаргунов, кажется, тоже не знает) вначале попал в предвыборную тройку "Справедливой России", а потом был из нее со скандалом исключен. Шаргунов мой товарищ, и свой пост по этому поводу - "Миронов съел хуй" - я писал, меньше всего думая о том, что владелец "Русской жизни" Николай Левичев - второй после Миронова человек в "Справедливой России". Я описываю этот эпизод не чтобы похвастаться тем, как нам и мне в частности было насрать на инвестора, а просто в порядке перечисления всех моментов, когда связь между РЖ и СР имела какое-то значение.
Самого Левичева я видел и слышал дважды в жизни - он приходил в редакцию на моей памяти два раза; один раз - когда у журнала все было более-менее хорошо, второй - когда было все плохо. Первый раз я даже что-то ему сказал - что-то типа "спасибо за возможность работать в таком журнале, мне так здорово нигде и никогда не работалось". Он ответил, что если бы это было правдой, я бы не писал для других изданий. Второй раз, когда уже было совсем плохо с деньгами, когда сократили часть редакции, а сама редакция переехала в более дешевый офис, он пришел к нам еще раз и рассказал, как в 98 году, когда он имел какое-то отношение к журналу "Смена", с деньгами тоже было тяжело, но он договорился с каким-то колхозом, и колхоз стал присылать в редакцию мясные туши, которые коллектив прямо на заседаниях редколлегии делил между собой. Я подумал, что теперь-то отсюда точно пора валить, но Левичев, судя по всему, все-таки какой-то очень хороший.
Больше о Левичеве я ничего не знаю. Говорят, работая в Ленинградском обкоме комсомола, он помогал Митькам и рок-клубу. Наверное, помогал - польза, которую приносили мы ему, была примерно такой же, как польза комсомолу от Митьков (не хочу сказать, что пользы не было; показать знакомому писателю или художнику журнал и сказать - "А вот это моё" - мне кажется, это круто и приятно; по крайней мере, я на месте Левичева сам бы чем-то таким занимался). И, хотя это будет совсем лишним, все-таки стоит еще раз сказать, что "Русская жизнь" была личным проектом Николая Левичева и не имела никакого отношения к партии "Справедливая Россия".
Я продолжу.
Еще раз хочу сказать, что я уверен, что мемуаров о "Русской жизни" будет еще много - не сейчас, наверное, но будут. И еще я уверен, что то, о чем будет вот этот пост, интересно только мне и только для меня имеет какое-то значение. Пока мы делали журнал, пока "Русская жизнь" приобретала тот вид, в котором она в конце концов придет к своему закрытию, - пока все это происходило, в России происходили какие-то жуткие политические события. Начиналось то, что тогда было принято называть "предвыборным циклом 2007-2008 года" и то, что в конце концов обернулось совково-фашистским пиздецом с "референдумом о доверии национальному лидеру" и прочими обстоятельствами. Я знаю множество людей, которые на это не обратили внимания, и, наверное, правильно сделали, но Блогз-Яндекс до сих пор находит меня в списках "политизированных блоггеров", и какие-то обстоятельства той омерзительной политической осени были для меня вполне личными обстоятельствами.
От времен моей "прокремлевской" активности 2005-2007 гг. у меня осталось некоторое количество знакомых и приятелей, которые работали политологами или просто политическими публицистами в разных изданиях и структурах, относящихся к кремлевско-единороссовскому пулу структур и изданий. Рассорившись в свое время с либерально-нацбольской молодежью и став достаточно яростным ее и вообще оппозиции критиком, я, как уже было написано в предыдущих фрагментах, что называется, нашел себя в тех же изданиях и структурах. Пил пиво с Павлом Данилиным, называл Алексея Чадаева другом и соратником, и даже с Тимофеем Шевяковым, когда тот (какое-то время редакция Русс.ру работала в том же здании, что и Антинато, в котором работал Шевяков) пытался со мной дружелюбно заговаривать, здоровался с ним за руку и курил, не брезгуя его присутствием рядом.
Я действительно даже не думал о том, что работа в "Русской жизни" может каким-то образом повлиять на личные отношения между мной и этими людьми. И, читая раз за разом посты "прокремлевских блоггеров", о нашем журнале, который они с нежностью называли "Как у нашего Мирона" (от фамилии "Миронов" - лидера "Справедливой России"), я, как уже было сказано, до последнего момента убеждал себя, что все это - милые шутки добрых приятелей, хотя шутки раз от раза становились все злее и все обиднее. Не выдержал я, как и полагается, будучи сильно пьяным.
Продолжу.
Это было в августе 2007 года, мой старый друг Иван, с которым я в годы голодной московской юности на двоих снимал квартиру, праздновал свой день рождения. Надо сказать, что, хоть у меня и остались очень теплые воспоминания о том периоде своей жизни, одно ужасное обстоятельство, о котором я до сих пор вспоминаю с содроганием все-таки было. Иван учислся на журфаке МГУ и играл в КВН. А, поскольку все его коллеги по команде жили с родителями, то именно наша квартира на Первомайской была главным местом их репетиций и каких-то еще вечеринок. А меня тогда еще не увлекало общение с подростками, поэтому к визитам друзей Ивана я относился как к ужасному стихийному бедствию.
И вот я пришел к нему на день рождения, увидел там его соратников по КВН во главе с демоническим Эмилем Рабиновичем, и какие-то пласты внутри меня вскрылись, я как-то очень неуютно себя почувствовал, ушел на кухню с другом Ивана Денисом Мальцевым, которого я почему-то весь вечер называл Игорем, и вот с этим другом я как-то быстро и злобно выпил большую бутылку водки, а потом жена повезла меня злого и пьяного домой.
Еще в такси по дороге домой я полез читать френдленту и, в частности, увидел пост такого Максима Жарова (в ЖЖ он - Плутовство007; в свое время в одной околоапэшной структуре занимался мониторингом ЖЖ, такой бессмысленный упырек), который снова обо мне что-то такое подъебывающее писал. Я оставил ему большой комментарий, смысл которого сводился к тому, что мне как-то совсем уже не нравится то, что он и его коллеги обо мне и моих коллегах по РЖ пишут, и что, поскольку с начальниками Жарова и его коллег у меня вроде бы остались добрые отношения, то я, наверное, сегодня же напишу этим начальникам письмо с призывом "уймите своих шавок". Как и всякий пьяный коммент в ЖЖ, выглядело это комично и неприлично, но, наверное, именно так и нужно было обозначить символический разрыв с прежним кругом общения. Позднее я сравнивал этот разрыв с сюжетной линией кинофильма "Калина красная" - считая меня кем-то из своих, мои бывшие знакомые, очевидно, относились к моему "предательству" с большей яростью, чем если бы я не был их знакомым и приятелем, более того - чем лучше складывались у меня личные отношения с кем-то из этих людей раньше, тем пиздецовее были эти отношения теперь.
Наиболее показательны здесь два случая; первый случай - Бударагин, про которого даже рассказывать не хочу, потому что он говно, второй случай - Павел Данилин, который тоже говно, но про него расскажу, а то получится, что я вообще ни про кого не расскажу.
В 2007-м я время от времени писал какие-то заметки про политику в "Независимую газету" - и чтобы форму газетную не растерять, и потому, что с Ремчуковым были хорошие отношения. Летом как раз был скандал с учебником истории, среди авторов которого был Данилин. Я написал в "Независимой" про этот учебник несколько заметок, среди прочего процитировал фразу Данилина из ЖЖ, который писал оппоненту - "Ты сдохнешь, и твои дети будут учиться по моему учебнику, хотя у тебя не будет детей, потому что ты пидарас". Он мне позвонил и сказал, что недоволен тем, что я процитировал именно эту фразу, а не какие-то другие слова, которые он говорил по поводу учебника. Я ответил, что чем ярче цитата, тем лучше, вроде бы тепло закончили разговор, но потом Павел Данилин откуда-то взял или просто придумал, что мои заметки в "Независимой" были частью профинансированной врагами кампании против него (это, конечно, было неправдой), и начал как-то совсем по-хамски вести себя по отношению ко мне, переступив в своих высказываниях по поводу меня и моей семьи ту грань, которую переступать все-таки нельзя, и я искренне надеюсь на то, что у Павла Данилина и его близких рано или поздно все будет плохо, и он будет закусывать водку говном.
(Кстати, о водке - возвращаясь к эпизоду с Максимом Жаровым и моими пьяными комментами у него в ЖЖ; недавно мой друг Максим Авдеев вернулся из отпуска, немедленно впал в отчаяние при виде всего, что совершается дома, и начал по этому поводу бухать. Несколько раз я его в этом поддерживал, и однажды, возвращаясь домой, я снова читал в такси френдленту - теперь уже "желтую", в которой я держу разных мудаков, - и снова увидел пост Жарова, в котором, если уметь читать, шла речь о том, что Жарова уволили из очередного говнопроекта, в котором он участвовал; будучи пьяным и печальным, я опять, как два года назад, оставил у него два злых коммента, а потом, протрезвев, стер их; история вообще любит повторяться в виде фарса).
Я продолжу.
Как и полагается настоящему мемуаристу, я, наверное, очень сильно отвлекся от основной темы. Что касается "Русской жизни", насколько я могу судить, в самом начале никто из сотрудников журнала не понимал, что должно получиться на выходе. По-моему, даже абстрактных и бессмысленных слов типа "Русский Нью-Йоркер" никто не произносил. Было название - "Русская жизнь", был придуманный, если не ошибаюсь, Александром Тимофеевским рубрикатор - "мещанство", "гражданство", "семейство" и т.п. (кто-то из критиков тогда же недоумевал, почему в таком блядском журнале нет рубрики "блядство"), было представление о том, чо номера должны быть тематическими и была тема первого номера - рабочие. Некоторые, кстати, по прочтении первого номера так и подумали, что журнал всегда будет про рабочих.
Когда я писал с полгода назад про перестроечное телевидение, кто-то из участников "Взгляда" рассказал мне, что передача задумывалась не такой, какая в конце концов получилось, и что первые несколько месяцев, строго говоря, вообще была какая-то неинтересная хуйня, и, может быть, так бы они и нащупывали жанр, но как-то раз им повезло - отправили корреспондента делать иронический, в стиле "Забытой мелодии для флейты", репортаж в какое-то ликвидируемое в рамках ускорения ведомство, а корреспондент привез не стебалово, а пронзительную историю про несчастных увольняемых женщин-клерков, которые, строго говоря, совсем не были виноваты в том, что их Госкоммелиорация не вписалась в новое мышление. Как из этого получился классический "Взгляд", я так и не понял, но рассказываю это к тому, что сам много раз думал о том, что именно было той точкой, после которой "Русская жизнь" стала именно "Русской жизнью" - и я имею в виду даже не столько тот журнал, у которого образовалось несколько сотен фанатов (а у культового журнала должны быть именно фанаты), а вот ту модель, благодаря которой на редакционной планерке стало достаточно только придумать тему очередного номера, а остальное было и так понятно - статья Храмчихина, статья Ипполитова, статья Пищиковой, статья Прилепина, Кашин со стариком, Данилов из очередного маленького города, Долгинова про очередную расчлененку в рабочих районах, где нету работы, Быков про какого-нибудь советского писателя, Ольшанский про баб или про комиссара-еврея, "а также кроссворд и колонка юмора", как говорили Смешарики. Плюс драмы-лирика-анекдоты и обложка работы Оксаны Гривиной.
Я продолжу.
Все, что я перечислил (и, по крайней мере, многое из того, чего я не перечислил) - это было действительно очень круто и украсило бы любой хороший журнал. Более того, я уверен, что в русской журналистике двухтысячных ничего лучше (во всякой случае, в такой концентрации) не было. Это было действительно охуенно и гениально.
Настолько охуенно и гениально, что нам всем было жутко приятно тиражировать вот этот формат, и мы почти не обращали внимания на то, что он от раза к разу хоть и незаметно, но выдыхается и костенеет. В какой-то момент (и я тоже не могу этот момент обозначить как-нибудь четко) это стало фатальным и непоправимым, и я уверен, что если бы у Русской жизни было все в порядке с деньгами, то журнал все равно бы умер - правда, не так красиво и печально, как это случилось на самом деле.
Это не хорошо и не плохо. Просто, мне кажется, Русская жизнь вначале балансировала между журналом и тем, что принято условно называть арт-проектом, и в конечном счете стала именно последним, обеспечив себе, с одной стороны, пресловутую культовость, а с другой - конечность. Вот так вот получилось. Журнал может издаваться сколь угодно долго, меняться и содержательно и кадрово, а арт-проект - ну вот собрались чуваки, сделали что-то красивое и разошлись дальше. И вот так с нами и произошло.
С днем рожденья, любимый журнал. Как же ты меня заебал.
Теперь по персоналиям.
(И эта фраза звучит так интригующе, что я на ней и закончу этот пост; продолжение следует).