Рюриковичи или Владимировичи?
Предлагаю вниманию перевод статьи Дмитрия Гордиенко "Рюриковичи или Владимировичи?", в которой автор затрагивает вопрос о характере династии и её родоначальнике. Статья не является продолжением споров "норманистов" с "антинорманистами" - это, скорее, анализ проблемы обоснованности привязки имени династии к имени Рюрик.
Два слова о собственно переводе.
Он практически полный, сокращения минимальны. А вот историография статьи, которую я также решил привести, сокращена более чем в два раза. Не приведены ссылки на летописи и некоторые другие ссылки, показавшиеся мне не очень важными.
Династический подход в исследовании политической истории средневековья и сегодня сохраняет своё господствующие положение. При этом продолжают доминировать именно историографические конструкты, не всегда соответствующие информации средневековых памятников. Так, ни одна летопись не называет династию Рюриковичами, а более локально, - Ольговичи, Мономаховичи, Ростиславичи, Романовичи и т.п. [1]. Точно так же и в правовых спорах относительно первенства власти определенного князя последние в своей генеалогии ссылаются не глубже чем на Ярослава I. Например, под годом 1128 Лаврентьевская летопись отмечает, что "мечь взимають Роговоложы внучке противу Ѩрославлим внуком".
Однако и сегодня в историографии продолжает доминировать определение правящей династии как Рюриковичи [2], при том, что генеалогическая схема от Рюрика активно начинает разрабатываться только в публицистике московского государства XV-XVI вв. [3], особенно активно при Иване IV Грозном [4], когда она трансформировалась в "Сказание о князьях Владимирских", по которому генеалогия предка московских князей Рюрика выводилась от императора Августа через легендарного Пруса. Среди прочего "Сказание" должно было легитимизировать аннексию Новгорода Москвой, однако быстрая смена династии не позволила закрепить эту генеалогию в историко-общественной мысли тогдашнего Московского царства.
За политическим конструктом пошла и научная историография. Так, Байер - первый российский академик, буквально воспринял легенду о призвании варягов с её главным героем Рюриком. Тем самым именно Байер и стал основоположником так называемого норманизма. Буквально понимал летопись и Шлёцер, развивший теории Байера, однако лагерь их оппонентов, хотя и не отличавшийся научно, но имевший политический ресурс, резко не воспринял эту, по выражению М. Ломоносова, не патриотичную [5], идею. Последний добился запрета и уничтожения "Нестора" Шлёцера, который в Российской империи был опубликован лишь четверть века позднее, в 1809 г., после выхода немецкого издания (Göttingen 1802-1805, Teile 1-4). Затем Ломоносов такими же методами политических доносов расправился с другим "непатриотичным" историком Миллером, заняв место придворного историографа [6]. И несмотря на то, что даже российский же историк С.Соловьёв отмечал "заказной", "официальный" характер работ самого М.Ломоносова [7], именно политические схемы доминируют и в так называемой академической российской медиевистике. Окончательно же "освящает" определение династии как Рюриковичи Екатерина II в составленном по её приказу "Родословнике князей великих и удельных рода Рюрика" [8].
Поэтому официальный российский историограф Н.Карамзин реанимирует схему Байера-Шлёцера, и в своей генеалогической схеме выводит рускую/российскую династию именно от Рюрика, соответственно и чётко определяет её как Рюриковичи. Для Карамзина "история - предмет деяния великодушных царей", а основал "монархию российскую" Рюрик, поэтому историограф определяет и первый период "российской" истории от Рюрика до Ивана III. Схема "Истории государства Российского" Карамзина стала официальной, она определила и до сегодня определяет "коридор" мышления российских исследователей, а через их многочисленные труды - повлияла и влияет на конструкты и западных исследователей. И несмотря на все деконструкты самого источника - Повести временных лет, например, в работах А.Гиппиуса, И.Данилевского, В.Петрухина, Е.Мельниковой, Т.Вилкул и других исследователей, историографическая схема в российской науке почти не претерпела деконструкции. И это при том, что Н. Карамзин был не историком, а именно официальным историографом, единственным в своём роде, который не писал историю, а создавал официальную схему российской истории, то есть писал политический трактат, а не научное историческое произведение.
Уникальность восточноевропейской истории Средневековья, как известно, определялась правом одной династии на власть, что признавали и другие европейские владетели, и что проявилось при попытке утвердиться на княжеском столе в Галиче выходца из не княжеской династии - боярина Владислава Кормильчича, когда не только в княжеских руских кругах, но и правителями соседних государств этот акт не был воспринят как легитимный: "...не есть лѣпо боѧриноу кнѧжиты в Галич".
Однако, чтобы ответить на вопрос о характере династии, её родоначальнике, а следовательно, и о её начальной генеалогии, необходимо обратиться к источнику - Повести временных лет. И здесь нужно отметить, что летописи были не столько собственно историческими произведениями, сколько политическими, преследовавшими конкретную цель - утверждение определенной политической идеи или свершившегося факта [9].
Безусловно, автор Повести временных лет, как человек эпохи средневековья, исходил из династического принципа. Прежде всего, одним из главных вопросов, который он ставит к своему тексту - показать, кто в Киеве начал первым княжить, и приводит легенду о князьях Кие, Щеке и Хориве, как доказательство её реальности приводит поездку князя Кия в Царьград и приём самим императором, чего, в его глазах, было достаточно для легитимности князя, и что действительно соответствовало политическим реалиям того времени. Однако, летописец оставляет и легенду о Кие-перевозчике, хотя и отмечает, что так говорят те, кто не знает. Это был местный - киевский ответ на поставленный вопрос: "и по сеи братьи почаша дѣржати родъ ихъ кнѧжение в полѧхъ". К роду Киевичей иногда, например Ян Длугош [10], привлекали и убитых Олегом Аскольда и Дира. Примечательно, что легенда о Кие отсутствует в Новгородском летописании.
Однако, Нестор здесь же приводит и легенду о призвании варягов во главе с Рюриком в Новгород и пытается совместить киевские и новгородские легенды. И если вопрос с Киевичами решается очень просто - посылом на якобы естественное вымирание рода, то сложнее обстоит дело с реальными киевскими правителями Олегом и Игорем, историчность которых подтверждалась реальными юридическими документами - договорами с Византией. Собственно, здесь и возникли все те легендарные попытки соединить Олега, Игоря и Рюрика. Уже российские исследователи, например, В.Петрухин и Е.Мельникова, заметили искусственность этой схемы: "Объединение героев различных, не связанных между собой сказаний по генеалогическому принципу, изображение Рюрика первым и единственно законным правителем на Руси, прародителем княжеской династии, требовало преобразования других преданий и породило противоречия и несообразности в повествовании" [11]. Так, Е.Мельникова допускает, что идея выведения княжеской династии от Рюрика была актуальной для Киева во времена захвата киевского престола Ярославом I и во времена Святослава Игоревича [12]. При этом, последнему она была нужна для обоснования легитимности прихода династии с севера, первому же - для легитимности происхождения от князя, власть которого опирается на общественный договор с населением, а не на право силы, благодаря которому Ярослав и добыл киевский стол, нарушив права старшего в роде Святополка. Однако сама история борьбы за киевский стол после смерти Владимира Святого выходит далеко за рамки противостояния Ярослава и Святополка. Прежде всего она сводится к лишению власти легитимного - признанного самым Владимиром Великим Бориса, и только после его смерти - к борьбе между Святополком и Ярославом. Уже так называемый ряд Ярослава, известный также в записи начала XII в., показывает отсутствие легитимных не силовых методов наследования стола в те времена. Поэтому посылы Мельниковой на какую-то не силовую легитимность также представляются мало обоснованными. Легитимность силы в покорении территории или занятии чужого стола доминирует в течение всего Х и даже XI в.
В то же время в другом месте исследовательница, вслед за А.Логвиновой и Ф.Успенским [13] справедливо отмечает актуализацию этой легенды князем-изгоем Ростиславом Владимировичем, который именем Рюрик назвал своего сына [14]. Однако никоим образом не понятно, как князь-изгой из Тмутаракани таким образом мог давить на киевского князя в восстановлении своих прав и прав своих детей, как утверждает исследовательница. Владимир Ярославич - отец Ростислава, был князем новгородским, новгородской является и легенда о призвании Рюрика [15]. Следовательно, только к новгородской практике и восстановлению легитимности в Новгороде мог апеллировать Ростислав, но никоим образом не к Киеву.
Исходя из права силы неприемлема и идея об актуальности Рюриковой легенды для Святослава. Летопись чётко акцентируется на праве силы во времена Святослава. Так Олег, Игорь и сам Святослав покоряют племена исключительно по праву военной силы. Неоднозначной является и сама династическая ситуация на территории, подконтрольной русам в Х в.
Так, уже так называемые договоры Руси с Византией 907, 911, 941 и 944 годов опровергают существование централизованного государства во главе с одной династией. В договоре 911 г. присутствует ряд князей во главе с киевским правителем Олегом. Как отмечено в договоре, он заключён от имени великого и светлого князя Олега и "соутъ под роукой его свѣтлыхъ и великихъ князь"; в договоре Игоря уже просто "ѿ всѧкоѩ кнѧжьѩ". При этом в договоре Олега князей набирается в целом двадцать два. Если учесть, что в Х-XI вв. в западных источниках князь передавался латинским термином "rex" - "король", то получается, что под рукой киевского князя находится 22 других сюзерена, что является бессмыслицей. Такая формулировка была нужна исключительно для того, чтобы вписать русский конгломерат в типовую формулу византийского межгосударственного договора и не более. Точно так же в договоре Игоря 944 г. числятся 24 князя.
С другой стороны, летопись сохранила имена других князей и династий помимо киевской. Это Тур, очевидно из Турова, древлянский Мал и полоцкий Рогволод, убитый Владимиром Великим. Неоднозначной является и ситуация со Свенельдом, названным воеводой, который однако ведёт себя как равноправный киевскому правителю суверен, на что обратила внимание Г.Киселева [16]. Так, Свенельд самостоятельно покоряет племена, по крайней мере уличей и часть древлян, собирает дань на свою дружину, которая к тому же оказывается богаче дружины якобы сюзерена Свенельда - Игоря, что, как известно, и привело к гибели последнего. "Ркоша жена Игоревы. ѡтроцы Свѣндлежы изоѡдѣлѣсѧ суть ѡружьемъ и порты, а мы назы. и поиде кнѧже с нами в дань, да и ты добудешь и мы". Свенельд спокойно покидает своего якобы сюзерена Святослава на Белоозере, где Святослав и погибает в бою с печенегами, и при этом не несёт никаких санкций за своё действие или бездействие. Поэтому Г.Киселева приходит к выводу, что "Свенельд был удельным королем-князем древлянским и углицким, вступившим в военный альянс с князем Игорем для обороны Руси от хазар и печенегов. Но позже он явно понял необходимость единения Руси, поэтому после Древлянской войны не нарушил альянс с Рюриковичами" [17]. Однако последнему тезису противоречит история с сыном Свенельда - Лотом, который также вёл себя как независимый суверен. Таким образом, к середине Х в. в Среднем Приднепровье существовал своеобразный конгломерат руско-варяжских дружин, крупнейшими из которых и были отряды Игоря и Олега, что определённым образом подтверждается и сообщениями Льва Диакона. Лишь после гибели Игоря в походе за древлянской данью начинается процесс консолидации варяжских конунгов вокруг Киева, вокруг воинственного сына Игоря Святослава, и именно с этого времени Киевское государство начинает приобретать территориальное содержание.
Таким образом, по источникам, по Повести временных лет, до правления Владимира Великого, до его похода на Полоцк и убийства Рогволода, на территории, подконтрольной русам, можно говорить о нескольких независимых династиях, которые объединяли усилия только в походе на Византию, под общим командованием киевского правителя, как правителя сборного пункта флотилии русов. Государственнообразующий процесс на территориях, подконтрольных русам, завершился при Владимире Святом. Именно при нём со страниц летописей исчезают все роды, кроме киевского правящего рода. Таким образом именно Владимир ввёл династический принцип власти, утвердив, что только "династия Владимира имеет монополию, исключительное право княжения в землях его государства, все земли государства Владимира - это отчина династии Владимира" [18].
Казалось бы, что определение династии как Владимировичи и правильно. Однако и этот конструкт в чистом виде не играет. Опять же препятствием становится сугубо публицистическая - политическая схема Карамзина. Однако, как отмечал ещё Д.Багалей [19], главная ошибка Карамзина состояла в том, что он современные ему реалии переносил на события тысячелетней давности. Взгляд на Русь как на единое, целостное государство, объединённое одной династией, как известно, тоже концепт Карамзина и тоже не соответствует исторической действительности. Даже так называемые украинские княжества ни создавали политического единства в послевладимирской эпохе. Кроме междоусобицы за киевский престол между сыновьями Владимира, имеем борьбу между Мстиславом Храбрым и Ярославом Мудрым, которую последний проиграл, и на короткий промежуток времени, по-видимому, Киев был в зависимости от Чернигова и, вероятно, выплачивал Чернигову даже какую-то дань. И в дальнейшем Чернигов и Галич часто выступают политическими антагонистами Киева и союзниками между собой, зато Волынь, которая до объединения её с Галичем во времена Романа, остаётся в составе киевского княжества, является антагонистом Галича, и только при Романовичах создаёт одну политическую целостность с Галичем, известную в историографии как Галицко-Волынское княжество.
Однако, на этом всем пространстве царит династия, представители которой между собой и оспаривают первенство права на тот или иной престол/удел и не допускают других правителей на территорию, покорённую династией, и общим предком династии является Владимир Святой.
________________________________________
↑ 1. Ср.: А.Ф.Литвина, Ф.Б.Успенский, Выбор имени у русских князей в Х-XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики, (Москва, Индрик, 2006), с. 32.
↑ 2. Е.В.Пчелов, Рюриковичи. История династии, (Москва, 2018).
↑ 3. В.Я.Петрухин, "Легенда о призвании варягов в средневековой книжности и дипломатии" в Норна у источника судьбы. Сборник статей в честь Елены Александровны Мельниковой, (Москва, Индрик, 2001), стр. 297-303; Е.А.Мельникова, Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды, под ред. Г.В.Глазыриной и Т.Н.Джаксон (Москва, Русский фонд содействия образованию и науке 2011), с. 236, прим. 88.
↑ 4. В.Я.Петрухин, Русь в IX-X веках. От призвания варягов до выбора веры, (Москва, ФОРУМ; Неолит, 2014), с. 13, 17.
↑ 5. Э.Винтер, "Ломоносов и Шлецер" в М.В.Ломоносов, Сборник статей и материалов (Москва; Ленинград, 1960), т. IV, c. 260-271.
↑ 6. В.Я.Петрухин, Русь в IX-X веках..., с. 22-23.
↑ 7., С.М.Соловьев, История России с древнейших времён, кн. V (Москва, Издание "Общественная польза" s. a.), ст. 849-850.
↑ 8. О.В.Творогов, "На ком были женаты Игорь и Всеволод Святославичи?", (1993), 48, Труды Отделения древнерусской литературы, с. 48-49.
↑ 9. О.Б.Киричок, Писемність як політичний феномен: зміст, атрибути, форми репрезентації (на прикладі дослідження писемної спадщини Київської Русі), (К., Український Центр духовної культури 2016), с. 120.
↑ 10. Н.И.Щавелева, Древняя Русь в "Польской истории" Яна Длугоша. Текст, перевод, комментарий, (Москва, 2004), с. 226, прим. 76.
↑ 11. Е.А.Мельникова, "Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу о типах устных преданий" в Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80‑летию В.Т.Пашуто , под ред. Т.Н.Джаксон и Е.А.Мельниковой (Москва, Языки русской культуры 1999), с. 164.
↑ 12. Е.А.Мельникова, Древняя Русь и Скандинавия…, с. 238-240.
↑ 13. А.Ф.Литвина, Ф.Б.Успенский, Op. cit., с. 15, прим. 11; с. 59.
↑ 14. Е.А.Мельникова, Древняя Русь и Скандинавия…, с. 236.
↑ 15. А.А.Шахматов, Сказание о призвании варягов, (Санкт-Петербург, 1904), с. 27; А.А.Шахматов, Разыскания о русских летописях, (Москва, 2001), с. 211-215.
↑ 16. Г.Н.Киселева, "Киевский воевода Свенельд" в Вопросы истории, 2006 г., № 8, с. 153-157.
↑ 17. Г.Н.Киселева, Ibid., c. 155.
↑ 18. Ср.: А.В.Назаренко, "Родовой сюзеренитет Рюриковичей над Русью (X-XI вв.)" (1985) Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования , (Москва, 1986), c. 149-157.
↑ 19. Д.Багалей, Удельный период и его изучение, (Киев. 1883), с. 4-5.
Продолжение см. https://ru-history.livejournal.com/4944790.html
Два слова о собственно переводе.
Он практически полный, сокращения минимальны. А вот историография статьи, которую я также решил привести, сокращена более чем в два раза. Не приведены ссылки на летописи и некоторые другие ссылки, показавшиеся мне не очень важными.
Династический подход в исследовании политической истории средневековья и сегодня сохраняет своё господствующие положение. При этом продолжают доминировать именно историографические конструкты, не всегда соответствующие информации средневековых памятников. Так, ни одна летопись не называет династию Рюриковичами, а более локально, - Ольговичи, Мономаховичи, Ростиславичи, Романовичи и т.п. [1]. Точно так же и в правовых спорах относительно первенства власти определенного князя последние в своей генеалогии ссылаются не глубже чем на Ярослава I. Например, под годом 1128 Лаврентьевская летопись отмечает, что "мечь взимають Роговоложы внучке противу Ѩрославлим внуком".
Однако и сегодня в историографии продолжает доминировать определение правящей династии как Рюриковичи [2], при том, что генеалогическая схема от Рюрика активно начинает разрабатываться только в публицистике московского государства XV-XVI вв. [3], особенно активно при Иване IV Грозном [4], когда она трансформировалась в "Сказание о князьях Владимирских", по которому генеалогия предка московских князей Рюрика выводилась от императора Августа через легендарного Пруса. Среди прочего "Сказание" должно было легитимизировать аннексию Новгорода Москвой, однако быстрая смена династии не позволила закрепить эту генеалогию в историко-общественной мысли тогдашнего Московского царства.
За политическим конструктом пошла и научная историография. Так, Байер - первый российский академик, буквально воспринял легенду о призвании варягов с её главным героем Рюриком. Тем самым именно Байер и стал основоположником так называемого норманизма. Буквально понимал летопись и Шлёцер, развивший теории Байера, однако лагерь их оппонентов, хотя и не отличавшийся научно, но имевший политический ресурс, резко не воспринял эту, по выражению М. Ломоносова, не патриотичную [5], идею. Последний добился запрета и уничтожения "Нестора" Шлёцера, который в Российской империи был опубликован лишь четверть века позднее, в 1809 г., после выхода немецкого издания (Göttingen 1802-1805, Teile 1-4). Затем Ломоносов такими же методами политических доносов расправился с другим "непатриотичным" историком Миллером, заняв место придворного историографа [6]. И несмотря на то, что даже российский же историк С.Соловьёв отмечал "заказной", "официальный" характер работ самого М.Ломоносова [7], именно политические схемы доминируют и в так называемой академической российской медиевистике. Окончательно же "освящает" определение династии как Рюриковичи Екатерина II в составленном по её приказу "Родословнике князей великих и удельных рода Рюрика" [8].
Поэтому официальный российский историограф Н.Карамзин реанимирует схему Байера-Шлёцера, и в своей генеалогической схеме выводит рускую/российскую династию именно от Рюрика, соответственно и чётко определяет её как Рюриковичи. Для Карамзина "история - предмет деяния великодушных царей", а основал "монархию российскую" Рюрик, поэтому историограф определяет и первый период "российской" истории от Рюрика до Ивана III. Схема "Истории государства Российского" Карамзина стала официальной, она определила и до сегодня определяет "коридор" мышления российских исследователей, а через их многочисленные труды - повлияла и влияет на конструкты и западных исследователей. И несмотря на все деконструкты самого источника - Повести временных лет, например, в работах А.Гиппиуса, И.Данилевского, В.Петрухина, Е.Мельниковой, Т.Вилкул и других исследователей, историографическая схема в российской науке почти не претерпела деконструкции. И это при том, что Н. Карамзин был не историком, а именно официальным историографом, единственным в своём роде, который не писал историю, а создавал официальную схему российской истории, то есть писал политический трактат, а не научное историческое произведение.
Уникальность восточноевропейской истории Средневековья, как известно, определялась правом одной династии на власть, что признавали и другие европейские владетели, и что проявилось при попытке утвердиться на княжеском столе в Галиче выходца из не княжеской династии - боярина Владислава Кормильчича, когда не только в княжеских руских кругах, но и правителями соседних государств этот акт не был воспринят как легитимный: "...не есть лѣпо боѧриноу кнѧжиты в Галич".
Однако, чтобы ответить на вопрос о характере династии, её родоначальнике, а следовательно, и о её начальной генеалогии, необходимо обратиться к источнику - Повести временных лет. И здесь нужно отметить, что летописи были не столько собственно историческими произведениями, сколько политическими, преследовавшими конкретную цель - утверждение определенной политической идеи или свершившегося факта [9].
Безусловно, автор Повести временных лет, как человек эпохи средневековья, исходил из династического принципа. Прежде всего, одним из главных вопросов, который он ставит к своему тексту - показать, кто в Киеве начал первым княжить, и приводит легенду о князьях Кие, Щеке и Хориве, как доказательство её реальности приводит поездку князя Кия в Царьград и приём самим императором, чего, в его глазах, было достаточно для легитимности князя, и что действительно соответствовало политическим реалиям того времени. Однако, летописец оставляет и легенду о Кие-перевозчике, хотя и отмечает, что так говорят те, кто не знает. Это был местный - киевский ответ на поставленный вопрос: "и по сеи братьи почаша дѣржати родъ ихъ кнѧжение в полѧхъ". К роду Киевичей иногда, например Ян Длугош [10], привлекали и убитых Олегом Аскольда и Дира. Примечательно, что легенда о Кие отсутствует в Новгородском летописании.
Однако, Нестор здесь же приводит и легенду о призвании варягов во главе с Рюриком в Новгород и пытается совместить киевские и новгородские легенды. И если вопрос с Киевичами решается очень просто - посылом на якобы естественное вымирание рода, то сложнее обстоит дело с реальными киевскими правителями Олегом и Игорем, историчность которых подтверждалась реальными юридическими документами - договорами с Византией. Собственно, здесь и возникли все те легендарные попытки соединить Олега, Игоря и Рюрика. Уже российские исследователи, например, В.Петрухин и Е.Мельникова, заметили искусственность этой схемы: "Объединение героев различных, не связанных между собой сказаний по генеалогическому принципу, изображение Рюрика первым и единственно законным правителем на Руси, прародителем княжеской династии, требовало преобразования других преданий и породило противоречия и несообразности в повествовании" [11]. Так, Е.Мельникова допускает, что идея выведения княжеской династии от Рюрика была актуальной для Киева во времена захвата киевского престола Ярославом I и во времена Святослава Игоревича [12]. При этом, последнему она была нужна для обоснования легитимности прихода династии с севера, первому же - для легитимности происхождения от князя, власть которого опирается на общественный договор с населением, а не на право силы, благодаря которому Ярослав и добыл киевский стол, нарушив права старшего в роде Святополка. Однако сама история борьбы за киевский стол после смерти Владимира Святого выходит далеко за рамки противостояния Ярослава и Святополка. Прежде всего она сводится к лишению власти легитимного - признанного самым Владимиром Великим Бориса, и только после его смерти - к борьбе между Святополком и Ярославом. Уже так называемый ряд Ярослава, известный также в записи начала XII в., показывает отсутствие легитимных не силовых методов наследования стола в те времена. Поэтому посылы Мельниковой на какую-то не силовую легитимность также представляются мало обоснованными. Легитимность силы в покорении территории или занятии чужого стола доминирует в течение всего Х и даже XI в.
В то же время в другом месте исследовательница, вслед за А.Логвиновой и Ф.Успенским [13] справедливо отмечает актуализацию этой легенды князем-изгоем Ростиславом Владимировичем, который именем Рюрик назвал своего сына [14]. Однако никоим образом не понятно, как князь-изгой из Тмутаракани таким образом мог давить на киевского князя в восстановлении своих прав и прав своих детей, как утверждает исследовательница. Владимир Ярославич - отец Ростислава, был князем новгородским, новгородской является и легенда о призвании Рюрика [15]. Следовательно, только к новгородской практике и восстановлению легитимности в Новгороде мог апеллировать Ростислав, но никоим образом не к Киеву.
Исходя из права силы неприемлема и идея об актуальности Рюриковой легенды для Святослава. Летопись чётко акцентируется на праве силы во времена Святослава. Так Олег, Игорь и сам Святослав покоряют племена исключительно по праву военной силы. Неоднозначной является и сама династическая ситуация на территории, подконтрольной русам в Х в.
Так, уже так называемые договоры Руси с Византией 907, 911, 941 и 944 годов опровергают существование централизованного государства во главе с одной династией. В договоре 911 г. присутствует ряд князей во главе с киевским правителем Олегом. Как отмечено в договоре, он заключён от имени великого и светлого князя Олега и "соутъ под роукой его свѣтлыхъ и великихъ князь"; в договоре Игоря уже просто "ѿ всѧкоѩ кнѧжьѩ". При этом в договоре Олега князей набирается в целом двадцать два. Если учесть, что в Х-XI вв. в западных источниках князь передавался латинским термином "rex" - "король", то получается, что под рукой киевского князя находится 22 других сюзерена, что является бессмыслицей. Такая формулировка была нужна исключительно для того, чтобы вписать русский конгломерат в типовую формулу византийского межгосударственного договора и не более. Точно так же в договоре Игоря 944 г. числятся 24 князя.
С другой стороны, летопись сохранила имена других князей и династий помимо киевской. Это Тур, очевидно из Турова, древлянский Мал и полоцкий Рогволод, убитый Владимиром Великим. Неоднозначной является и ситуация со Свенельдом, названным воеводой, который однако ведёт себя как равноправный киевскому правителю суверен, на что обратила внимание Г.Киселева [16]. Так, Свенельд самостоятельно покоряет племена, по крайней мере уличей и часть древлян, собирает дань на свою дружину, которая к тому же оказывается богаче дружины якобы сюзерена Свенельда - Игоря, что, как известно, и привело к гибели последнего. "Ркоша жена Игоревы. ѡтроцы Свѣндлежы изоѡдѣлѣсѧ суть ѡружьемъ и порты, а мы назы. и поиде кнѧже с нами в дань, да и ты добудешь и мы". Свенельд спокойно покидает своего якобы сюзерена Святослава на Белоозере, где Святослав и погибает в бою с печенегами, и при этом не несёт никаких санкций за своё действие или бездействие. Поэтому Г.Киселева приходит к выводу, что "Свенельд был удельным королем-князем древлянским и углицким, вступившим в военный альянс с князем Игорем для обороны Руси от хазар и печенегов. Но позже он явно понял необходимость единения Руси, поэтому после Древлянской войны не нарушил альянс с Рюриковичами" [17]. Однако последнему тезису противоречит история с сыном Свенельда - Лотом, который также вёл себя как независимый суверен. Таким образом, к середине Х в. в Среднем Приднепровье существовал своеобразный конгломерат руско-варяжских дружин, крупнейшими из которых и были отряды Игоря и Олега, что определённым образом подтверждается и сообщениями Льва Диакона. Лишь после гибели Игоря в походе за древлянской данью начинается процесс консолидации варяжских конунгов вокруг Киева, вокруг воинственного сына Игоря Святослава, и именно с этого времени Киевское государство начинает приобретать территориальное содержание.
Таким образом, по источникам, по Повести временных лет, до правления Владимира Великого, до его похода на Полоцк и убийства Рогволода, на территории, подконтрольной русам, можно говорить о нескольких независимых династиях, которые объединяли усилия только в походе на Византию, под общим командованием киевского правителя, как правителя сборного пункта флотилии русов. Государственнообразующий процесс на территориях, подконтрольных русам, завершился при Владимире Святом. Именно при нём со страниц летописей исчезают все роды, кроме киевского правящего рода. Таким образом именно Владимир ввёл династический принцип власти, утвердив, что только "династия Владимира имеет монополию, исключительное право княжения в землях его государства, все земли государства Владимира - это отчина династии Владимира" [18].
Казалось бы, что определение династии как Владимировичи и правильно. Однако и этот конструкт в чистом виде не играет. Опять же препятствием становится сугубо публицистическая - политическая схема Карамзина. Однако, как отмечал ещё Д.Багалей [19], главная ошибка Карамзина состояла в том, что он современные ему реалии переносил на события тысячелетней давности. Взгляд на Русь как на единое, целостное государство, объединённое одной династией, как известно, тоже концепт Карамзина и тоже не соответствует исторической действительности. Даже так называемые украинские княжества ни создавали политического единства в послевладимирской эпохе. Кроме междоусобицы за киевский престол между сыновьями Владимира, имеем борьбу между Мстиславом Храбрым и Ярославом Мудрым, которую последний проиграл, и на короткий промежуток времени, по-видимому, Киев был в зависимости от Чернигова и, вероятно, выплачивал Чернигову даже какую-то дань. И в дальнейшем Чернигов и Галич часто выступают политическими антагонистами Киева и союзниками между собой, зато Волынь, которая до объединения её с Галичем во времена Романа, остаётся в составе киевского княжества, является антагонистом Галича, и только при Романовичах создаёт одну политическую целостность с Галичем, известную в историографии как Галицко-Волынское княжество.
Однако, на этом всем пространстве царит династия, представители которой между собой и оспаривают первенство права на тот или иной престол/удел и не допускают других правителей на территорию, покорённую династией, и общим предком династии является Владимир Святой.
________________________________________
↑ 1. Ср.: А.Ф.Литвина, Ф.Б.Успенский, Выбор имени у русских князей в Х-XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики, (Москва, Индрик, 2006), с. 32.
↑ 2. Е.В.Пчелов, Рюриковичи. История династии, (Москва, 2018).
↑ 3. В.Я.Петрухин, "Легенда о призвании варягов в средневековой книжности и дипломатии" в Норна у источника судьбы. Сборник статей в честь Елены Александровны Мельниковой, (Москва, Индрик, 2001), стр. 297-303; Е.А.Мельникова, Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды, под ред. Г.В.Глазыриной и Т.Н.Джаксон (Москва, Русский фонд содействия образованию и науке 2011), с. 236, прим. 88.
↑ 4. В.Я.Петрухин, Русь в IX-X веках. От призвания варягов до выбора веры, (Москва, ФОРУМ; Неолит, 2014), с. 13, 17.
↑ 5. Э.Винтер, "Ломоносов и Шлецер" в М.В.Ломоносов, Сборник статей и материалов (Москва; Ленинград, 1960), т. IV, c. 260-271.
↑ 6. В.Я.Петрухин, Русь в IX-X веках..., с. 22-23.
↑ 7., С.М.Соловьев, История России с древнейших времён, кн. V (Москва, Издание "Общественная польза" s. a.), ст. 849-850.
↑ 8. О.В.Творогов, "На ком были женаты Игорь и Всеволод Святославичи?", (1993), 48, Труды Отделения древнерусской литературы, с. 48-49.
↑ 9. О.Б.Киричок, Писемність як політичний феномен: зміст, атрибути, форми репрезентації (на прикладі дослідження писемної спадщини Київської Русі), (К., Український Центр духовної культури 2016), с. 120.
↑ 10. Н.И.Щавелева, Древняя Русь в "Польской истории" Яна Длугоша. Текст, перевод, комментарий, (Москва, 2004), с. 226, прим. 76.
↑ 11. Е.А.Мельникова, "Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу о типах устных преданий" в Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80‑летию В.Т.Пашуто , под ред. Т.Н.Джаксон и Е.А.Мельниковой (Москва, Языки русской культуры 1999), с. 164.
↑ 12. Е.А.Мельникова, Древняя Русь и Скандинавия…, с. 238-240.
↑ 13. А.Ф.Литвина, Ф.Б.Успенский, Op. cit., с. 15, прим. 11; с. 59.
↑ 14. Е.А.Мельникова, Древняя Русь и Скандинавия…, с. 236.
↑ 15. А.А.Шахматов, Сказание о призвании варягов, (Санкт-Петербург, 1904), с. 27; А.А.Шахматов, Разыскания о русских летописях, (Москва, 2001), с. 211-215.
↑ 16. Г.Н.Киселева, "Киевский воевода Свенельд" в Вопросы истории, 2006 г., № 8, с. 153-157.
↑ 17. Г.Н.Киселева, Ibid., c. 155.
↑ 18. Ср.: А.В.Назаренко, "Родовой сюзеренитет Рюриковичей над Русью (X-XI вв.)" (1985) Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования , (Москва, 1986), c. 149-157.
↑ 19. Д.Багалей, Удельный период и его изучение, (Киев. 1883), с. 4-5.
Продолжение см. https://ru-history.livejournal.com/4944790.html