Над трупами русских солдат: об одной победе польского оружия
Оригинал взят у fon_eichwald в Над трупами русских солдат: об одной победе польского оружия
В споре русских с поляками случались периоды, когда перевес долго был за одной из сторон. Например, о битве при Зеленцах любят говорить, что это была первая победа польской армии над «московитами» за целых 130 лет, - правда, забывают уточнить, что Россия и Речь Посполита не воевали друг с другом 125 лет из этих 130. Поляков победа эта воодушевила настолько, что учреждённый по такому случаю орден Virtuti Militari и сейчас считается главным военным орденом Польши. Но после Зеленцов (это 1792 год) всё-таки были второй раздел Речи Посполитой и второй Немой сейм, на котором даже те послы, которых подкупили Россия и Пруссия, не смогли сказать ни слова в поддержку раздела. Их молчание объявили знаком согласия.
И весной 1794 года уменьшившаяся и ослабленная Польша восстала. Ян Матейко, не любивший 18-й век и обращавшийся к нему крайне неохотно, не смог проигнорировать этот сюжет: одна из его поздних картин посвящена первой победе повстанцев в сражении при Рацлавицах. 4 апреля 1794 года, места к северо-востоку от Кракова.
На этой картине, наверное, меньше, чем на всех прочих полотнах Матейко, выделяются главные герои. Дело в сюжете: перед нами армия, только что одержавшая победу над врагом и пытающаяся осмыслить собственный триумф. Армия, в которой, по мнению художника, впервые весь народ объединился против захватчика. На земле у ног победителей лежат трупы русских солдат, кто-то перевязывает раненого, священник молится над телом умирающего, а большинство поляков поднимает вверх оружие и кричит. Вероятно, это «Виват, Костюшко!»
«Начальник» восстания изображён сидящим на лошади левее центра. К этому времени уже больше полутора лет Тадеуш Костюшко имел репутацию главного патриота и главного военного специалиста в Польше. «Ты умеешь побеждать, Ганнибал!» - сказали ему, выбирая диктатором. И Костюшко это умение подтвердил под Рацлавицами, ведя косинеров в решительную атаку на русские пушки.
Одет «начальник» в американский мундир. Это не только напоминание о славном боевом прошлом. Соединённые Штаты эпохи Джорджа Вашингтона стали для современной им Польши примером успешной борьбы за независимость, а США эпохи Линкольна для современников Матейко - примером радикального освобождения от рабства, на которое в 1790-е годы польская шляхта так и не решилась. Даже Костюшко, заявивший «Я не буду биться за одну только шляхту, я хочу свободы всей нации и только за неё буду жертвовать своей жизнью», настаивал только на смягчении крепостного права, но фактически и его добиться не смог.
Крестьяне, которых «начальник» активно включал в свою армию, явно хотели большего, и только это желание могло поднять их на борьбу. На картине за ними большинство, и стоит обратить внимание: их объединяет вокруг себя не знамя с орлом Пястов, а политически нейтральная церковная хоругвь. Так Матейко показывает, что кракусы и гурали сражались не за восстановление Речи Посполитой (такой была скорее цель предателей-магнатов), а за новую Польшу, - которая ни в этом веке, ни в следующем так и не появилась.
Крестьяне чествуют Костюшко, но при этом явно ведут себя на поле боя как равные ему и немногочисленным представителям высшего сословия, теснящимся на заднем плане. Битва закончилась, но они не выпускают из рук оружие, и это неслучайно. Пройдёт всего 52 года - и сыновья и внуки этих «хлопов» с такими же косами пойдут убивать своих господ, чтобы отнести их головы австрийцам. Ничего личного: просто свободу своей страны логичнее защищать вместе со своей личной свободой. А если нужно выбирать что-то одно, то выбрано будет последнее. Шляхта-1794 так это и не поняла.
Главный в крестьянской толпе - определённо тот, что стоит под самой хоругвью. Устремлённые навстречу друг другу взгляды этого кракуса и Костюшко образуют что-то вроде композиционного центра картины. Зовут крестьянина Войцех Бартош. Он особо отличился в бою: когда Костюшко с карабином наперевес вёл косинеров на русские пушки, Бартош первым ворвался на батарею и своей шапкой накрыл фитиль, который канонир уже подносил к орудию. На картине правая рука Бартоша с шапкой как раз лежит на дуле пушки.
Позже рассказывали, будто Костюшко после боя пожаловал Бартошу шляхетское достоинство. Но это только легенда; в действительности героя произвели в хорунжие и дали ему право пользоваться материнской фамилией - Гловацкий (как Бартош Гловацкий он и вошёл в историю). Здесь можно увидеть тот же символизм, что и в сцене у нижнего края картины: крестьянин плачет над умирающим или уже умершим шляхтичем, держащим в руках обнажённую саблю. Дворянство уходит с первого плана исторического процесса, освобождая место для бывших хлопов, которые теперь тоже становятся носителями старопольской доблести (добавим: Гловацкий после Рацлавиц прожил всего два месяца).
Определённо не знают, как относиться к происходящему, люди в левом верхнем углу полотна. Они смотрят на собравшихся настороженно и даже, пожалуй, с неприязнью. Мужчина в чёрной накидке - генерал-майор Юзеф Зайончек, командовавший в бою левым флангом (за эту победу его произведут в генерал-лейтенанты). Интересно, что Зайончек в предыдущие годы долго принадлежал к пророссийской партии, будучи тесно связан с зятем Потёмкина Франциском Ксаверием Браницким, а позже, приняв участие в ряде кампаний Наполеона и даже потеряв ногу при Березине, был обласкан Александром Первым и даже стал российским наместником в Царстве Польском.
Сидит под деревом Стефан Дембовский - судя по одежде, шляхтич старой закалки, из тех, что своей борьбой за "золотую вольность" довели страну до гибели. Его явный антипод - Габриэль Тачицкий, стоящий рядом с конём Костюшко и одетый на французский манер. Этого персонажа при Рацлавицах не было (его оставили комендантом в Кракове, да и вообще военных заслуг за Тачицким не водилось), но художник решил показать в его лице «польских якобинцев» - радикалов, выступавших под впечатлением от французской революции за коренные социальные преобразования и даже за террор. Лозунг «Аристократов на фонарь» совсем скоро претворился в жизнь в Варшаве в самом буквальном смысле, и, скажем, сердце Костюшко наполнилось из-за этого «горечью и печалью». Шансов на победу восстания из-за этого больше не стало.
Всадник в чёрном - ещё один человек, которого при Рацлавицах быть не могло. Это Гуго Коолонтай, приехавший в Краков из Саксонии 13 днями позже. Будучи одним из авторов Конституции 3 мая, он к 1794 году тоже стал сторонником террора на французский манер.
Осталось назвать только людей, ставших на время восстания ближайшим окружением Костюшко. Они изображены справа от орла Пястов. Это бригадир Антоний Мадалинский, первым поднявший мятеж на севере страны, а при Рацлавицах командовавший кавалерией; генерал Юзеф Водзицкий, командовавший гарнизоном Кракова, а в бою возглавлявший пехотный полк (его убило пушечным ядром уже полтора месяца спустя), и гусарский майор Красицкий, адъютант «диктатора».
Есть мнение, что герои этой картины в целом не слишком воодушевлены своей победой. Возможно, дело здесь только в том, что мы знаем, чем всё закончилось. Узнав о Рацлавицах (где, кстати, русских погибло не слишком много), восстала Варшава, но совсем скоро поляки опять начали терпеть поражения. Уже в сентябре Костюшко попал в плен (там он чувствовал себя совсем неплохо), в ноябре Суворов взял Варшаву - и жителям Праги, например, пришлось настолько худо, что многие историки пишут даже о соответствующей "резне". А в следующем году Речи Посполитой не стало совсем.
Настоящее объединение нации против внешнего врага удалось только в 1920 году - и это была уже действительно другая Польша.
В споре русских с поляками случались периоды, когда перевес долго был за одной из сторон. Например, о битве при Зеленцах любят говорить, что это была первая победа польской армии над «московитами» за целых 130 лет, - правда, забывают уточнить, что Россия и Речь Посполита не воевали друг с другом 125 лет из этих 130. Поляков победа эта воодушевила настолько, что учреждённый по такому случаю орден Virtuti Militari и сейчас считается главным военным орденом Польши. Но после Зеленцов (это 1792 год) всё-таки были второй раздел Речи Посполитой и второй Немой сейм, на котором даже те послы, которых подкупили Россия и Пруссия, не смогли сказать ни слова в поддержку раздела. Их молчание объявили знаком согласия.
И весной 1794 года уменьшившаяся и ослабленная Польша восстала. Ян Матейко, не любивший 18-й век и обращавшийся к нему крайне неохотно, не смог проигнорировать этот сюжет: одна из его поздних картин посвящена первой победе повстанцев в сражении при Рацлавицах. 4 апреля 1794 года, места к северо-востоку от Кракова.
На этой картине, наверное, меньше, чем на всех прочих полотнах Матейко, выделяются главные герои. Дело в сюжете: перед нами армия, только что одержавшая победу над врагом и пытающаяся осмыслить собственный триумф. Армия, в которой, по мнению художника, впервые весь народ объединился против захватчика. На земле у ног победителей лежат трупы русских солдат, кто-то перевязывает раненого, священник молится над телом умирающего, а большинство поляков поднимает вверх оружие и кричит. Вероятно, это «Виват, Костюшко!»
«Начальник» восстания изображён сидящим на лошади левее центра. К этому времени уже больше полутора лет Тадеуш Костюшко имел репутацию главного патриота и главного военного специалиста в Польше. «Ты умеешь побеждать, Ганнибал!» - сказали ему, выбирая диктатором. И Костюшко это умение подтвердил под Рацлавицами, ведя косинеров в решительную атаку на русские пушки.
Одет «начальник» в американский мундир. Это не только напоминание о славном боевом прошлом. Соединённые Штаты эпохи Джорджа Вашингтона стали для современной им Польши примером успешной борьбы за независимость, а США эпохи Линкольна для современников Матейко - примером радикального освобождения от рабства, на которое в 1790-е годы польская шляхта так и не решилась. Даже Костюшко, заявивший «Я не буду биться за одну только шляхту, я хочу свободы всей нации и только за неё буду жертвовать своей жизнью», настаивал только на смягчении крепостного права, но фактически и его добиться не смог.
Крестьяне, которых «начальник» активно включал в свою армию, явно хотели большего, и только это желание могло поднять их на борьбу. На картине за ними большинство, и стоит обратить внимание: их объединяет вокруг себя не знамя с орлом Пястов, а политически нейтральная церковная хоругвь. Так Матейко показывает, что кракусы и гурали сражались не за восстановление Речи Посполитой (такой была скорее цель предателей-магнатов), а за новую Польшу, - которая ни в этом веке, ни в следующем так и не появилась.
Крестьяне чествуют Костюшко, но при этом явно ведут себя на поле боя как равные ему и немногочисленным представителям высшего сословия, теснящимся на заднем плане. Битва закончилась, но они не выпускают из рук оружие, и это неслучайно. Пройдёт всего 52 года - и сыновья и внуки этих «хлопов» с такими же косами пойдут убивать своих господ, чтобы отнести их головы австрийцам. Ничего личного: просто свободу своей страны логичнее защищать вместе со своей личной свободой. А если нужно выбирать что-то одно, то выбрано будет последнее. Шляхта-1794 так это и не поняла.
Главный в крестьянской толпе - определённо тот, что стоит под самой хоругвью. Устремлённые навстречу друг другу взгляды этого кракуса и Костюшко образуют что-то вроде композиционного центра картины. Зовут крестьянина Войцех Бартош. Он особо отличился в бою: когда Костюшко с карабином наперевес вёл косинеров на русские пушки, Бартош первым ворвался на батарею и своей шапкой накрыл фитиль, который канонир уже подносил к орудию. На картине правая рука Бартоша с шапкой как раз лежит на дуле пушки.
Позже рассказывали, будто Костюшко после боя пожаловал Бартошу шляхетское достоинство. Но это только легенда; в действительности героя произвели в хорунжие и дали ему право пользоваться материнской фамилией - Гловацкий (как Бартош Гловацкий он и вошёл в историю). Здесь можно увидеть тот же символизм, что и в сцене у нижнего края картины: крестьянин плачет над умирающим или уже умершим шляхтичем, держащим в руках обнажённую саблю. Дворянство уходит с первого плана исторического процесса, освобождая место для бывших хлопов, которые теперь тоже становятся носителями старопольской доблести (добавим: Гловацкий после Рацлавиц прожил всего два месяца).
Определённо не знают, как относиться к происходящему, люди в левом верхнем углу полотна. Они смотрят на собравшихся настороженно и даже, пожалуй, с неприязнью. Мужчина в чёрной накидке - генерал-майор Юзеф Зайончек, командовавший в бою левым флангом (за эту победу его произведут в генерал-лейтенанты). Интересно, что Зайончек в предыдущие годы долго принадлежал к пророссийской партии, будучи тесно связан с зятем Потёмкина Франциском Ксаверием Браницким, а позже, приняв участие в ряде кампаний Наполеона и даже потеряв ногу при Березине, был обласкан Александром Первым и даже стал российским наместником в Царстве Польском.
Сидит под деревом Стефан Дембовский - судя по одежде, шляхтич старой закалки, из тех, что своей борьбой за "золотую вольность" довели страну до гибели. Его явный антипод - Габриэль Тачицкий, стоящий рядом с конём Костюшко и одетый на французский манер. Этого персонажа при Рацлавицах не было (его оставили комендантом в Кракове, да и вообще военных заслуг за Тачицким не водилось), но художник решил показать в его лице «польских якобинцев» - радикалов, выступавших под впечатлением от французской революции за коренные социальные преобразования и даже за террор. Лозунг «Аристократов на фонарь» совсем скоро претворился в жизнь в Варшаве в самом буквальном смысле, и, скажем, сердце Костюшко наполнилось из-за этого «горечью и печалью». Шансов на победу восстания из-за этого больше не стало.
Всадник в чёрном - ещё один человек, которого при Рацлавицах быть не могло. Это Гуго Коолонтай, приехавший в Краков из Саксонии 13 днями позже. Будучи одним из авторов Конституции 3 мая, он к 1794 году тоже стал сторонником террора на французский манер.
Осталось назвать только людей, ставших на время восстания ближайшим окружением Костюшко. Они изображены справа от орла Пястов. Это бригадир Антоний Мадалинский, первым поднявший мятеж на севере страны, а при Рацлавицах командовавший кавалерией; генерал Юзеф Водзицкий, командовавший гарнизоном Кракова, а в бою возглавлявший пехотный полк (его убило пушечным ядром уже полтора месяца спустя), и гусарский майор Красицкий, адъютант «диктатора».
Есть мнение, что герои этой картины в целом не слишком воодушевлены своей победой. Возможно, дело здесь только в том, что мы знаем, чем всё закончилось. Узнав о Рацлавицах (где, кстати, русских погибло не слишком много), восстала Варшава, но совсем скоро поляки опять начали терпеть поражения. Уже в сентябре Костюшко попал в плен (там он чувствовал себя совсем неплохо), в ноябре Суворов взял Варшаву - и жителям Праги, например, пришлось настолько худо, что многие историки пишут даже о соответствующей "резне". А в следующем году Речи Посполитой не стало совсем.
Настоящее объединение нации против внешнего врага удалось только в 1920 году - и это была уже действительно другая Польша.