"Как шлюха". Глава из книги Марии Свеланд "Стерва"
Оригинал взят у labota в "Как шлюха". Глава из книги Марии Свеланд "Стерва"
Перевести эту главу меня вдохновила Валерия Германика и её фильм "Краткий курс счастливой жизни". По-моему, это одно из самых значительных событий в новейшей истории российского телевидения, которое я не смотрю давным-давно. А этот фильм я посмотрела. Шлюха - самое частое обращение к женщине в этом зеркале современной российской жизни. Шлюхой называет любимый любимую, мать - дочку, дочка - маму, брат - сестру, подруга - подругу. Героиню романа "Стерва", современную успешную шведскую журналистку, начали называть шлюхой примерно лет с 13. Она подробно описывает, кто, когда, зачем и почему. И за что. Сравним?
Огромное личное спасибо Татьяне Набатниковой за общую редакцию текста. (вообще редакционные поправки принимаются с радостью, если что)
Первые три главы книги в моем переводе можно прочитать здесь:http://www.chaskor.ru/article/sterva_27115
Как шлюха
Глава из книги Марии Свеланд «Стерва»
Переведено Таней Крис с: Sveland, M - Bitterfittan, Norstedts; 2007.
Когда, изнывая, умираешь от желания, и хочешь вот прямо сейчас, то очень легко забыть о степени запрета. И особенно, если ты - женщина, и желаешь не только быть отведанной, но и отведать самой. И если при этом не хочешь, чтобы тебя называли шлюхой. Не имеет значения, сколько тебе лет - тринадцать или тридцать.
Однако, когда мне было тринадцать, никто мне не рассказывал, что нельзя быть такой же похотливой или напористой, как мальчики, или такой же готовой на всё, как они. Мне пришлось узнать об этом на собственном горьком опыте, когда однажды, в самом начале, я лежала и целовалась с Фредериком из параллельного класса, и вдруг он замер от испуга и шока. Мы лежали на кровати у моей лучшей подруги Сиззи, в её комнат е, а сама она целовалась с Андерсом на черном кожаном диване в гостиной. Брайан Адамс пел о Небе, и о том, как здорово было летом шестьдесят девятого. Вообще всё было замечательно, за исключением того, что Фредерик перестал гладить меня по спине. Вообще-то он и целовать меня перестал, и уже начал подниматься с постели.
- Давай-ка немного успокоимся, - помню, сказал он.
Я устыдилась, насколько могла, так, как меня учили, ведь я, конечно же, успела заметить, что мои движения стали слишком энергичными. Но на какие-то считанные восхитительные секунды я отпустила все тормоза и полностью окунулась в чистое, неподдельное желание. Время вдруг остановилось, и всё, чего мне хотелось - продолжать так до бесконечности.
Фредерик считался симпатичным мальчиком, и я могу себе представить, что он привык быть тем, кто проявляет инициативу. Он привык быть тем, кто гладит и ласкает застывшие неподвижные девичьи тела, а не наоборот. Позже он всем рассказывал, что у меня там было мокро и я хотела, как шлюха, и в течение довольно долгого времени я считала, что мне нужно быть осторожней и не давать такой воли своим желаниям.
Этим же летом меня назвали шлюхой второй раз в моей жизни. Мы поехали в отпуск с друзьями родителей и их пятью детьми, на кэмпинг. Это было лето, и это были каникулы, и это был Оланд, и это было море. Я ощущала себя уже достаточно взрослой и довольно-таки привлекательной. Я купила себе новое платье, очень облегающее, без рукавов, сшитое из черной и блестящей ткани, и почти не вылезала из него.
Как-то вечером я пошла с Франком, моим ровесником и сыном наших друзей, в единственный в этом кэмпинге киоск, чтобы купить сладостей на вечер. По дороге он рассказал мне, что его отец за ужином в кругу семьи высказывался о том, что в этом платье я смахиваю на маленькую шлюху.
Не знаю, действительно ли я расстроилась из-за этого, или мне было просто неприятно узнать, что его отец, оказывается, может смотреть на меня такими глазами. Но больше я это платье не надевала никогда.
В третий раз меня назвали шлюхой годом позже в лифте отеля. Мой парень и я должны были встретиться с его матерью, и в лифте вместе с нами ехали трое мужчин лет пятидесяти. Один из них долго рассматривал меня и потом спросил:
- И чем же такая маленькая шлюшка, как ты, будет заниматься сегодня вечером?
Я была так поражена, что вежливо ответила, что проведу этот вечер со своим парнем. Им показалось это очень смешным, и они хохотали всё то время, пока лифт поднимался.
Мой парень ничего не сказал, но на щеках и на шее у него появились большие красные пятна. И я устыдилась, и мне захотелось извиниться.
Примерно раз в год, с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, меня называли шлюхой. Самые разные типы мужчин во всех возможных возрастных категориях. В баре, если я не поддерживала их игру, или как тогда, когда мне позвонил стонущий мужчина, повторяющий: шлюха, шлюха, шлюха, шлюха.
- Да ну, - сказала я.
Тогда он повторил опять. «Шлюха, шлюха, шлюха, шлюха», - и только тогда я положила трубку и больше не поднимала её этим вечером.
Негромкие сигналы, указывающие моему желанию, каким ему положено быть. И совсем не обязательно заходить так далеко, чтобы называть меня шлюхой, - было вполне достаточно и менее явных указаний. Как тогда, когда один из моих любовников должен был придти ко мне на ужин.
Я была в то время свободной и одинокой, и с наслаждением зализывала раны после одного неимоверно скучного романа с неимоверно скучным парнем, и совершенно не испытывала желания вступать в какие-либо отношения опять. Наоборот, мне хотелось иметь как можно больше любовников, и желательно, чтобы они сменяли друг друга.
Этот парень был новым, мы поцеловались на одной вечеринке. Но этот поцелуй был долгим и страстным, и обещал больше. И вот сегодня, через день, он должен был придти ко мне на ужин и мы должны были наконец заняться сексом.
Всё прошло чудесно, и я лежала, обнажённая и удовлетворённая, в его объятиях. Как вдруг он спросил, не сочла ли я наглостью то, что он взял с собой презервативы. Сначала я даже не поняла вопроса. О чём он? Это же, наоборот, хорошо.
Он смущённо пояснил, что мне могло показаться, будто он был заранее уверен в том, что мы займёмся сексом. Разумеется, в заданном вопросе проглядывало хорошее воспитание, но я не могла не заметить, насколько шокировал его мой ответ, когда я сказала, что и сама имела такие же планы на него в этот вечер.
Такое в его картину мира совершенно не вписывалось, ведь там было совершенно чётко расписано, кто должен завоевывать, а кто должен быть завоёванным.
Больше я его не видела, и должны была констатировать в очередной раз, что я опять преступила неписанное, дурацкое правило.
На самом деле нечего удивляться тому, что избалованные, незрелые тринадцатилетние подростки способны распускать сплетни о своих подругах-ровесницах, когда даже адвокаты в строгих костюмах называют женщин шлюхами в процессе защиты насильников. Первый раз мне нужно было взять интервью у такого адвоката, когда я делала документальную программу о групповом изнасиловании в Содертолье. Там была девушка, которая думала, что её подвезут домой из бара, а вместо этого была изнасилована несколькими мужчинами многократно. Они просто ездили с ней и насиловали её в школьном дворе, возле открытого бассейна, на парковке и в квартире. Их всё время было несколько, а она была одна и пьяна.
В суде дело повисло. Суд истолковал закон таким образом, что девушка была слишком пьяна для того, чтобы называть то, что случилось, изнасилованием - для того, чтобы классифицировать это как изнасилование, нужно было, чтобы она оказывала сопротивление, чего она не сделала. С другой стороны, она не была настолько пьяна, чтобы инцидент можно было назвать сексуальным использованием, формой сексуального злоупотребления, которая в рамках закона мягче, чем изнасилование. Суд посчитал, что она смогла вспомнить слишком многое из того, что происходило той ночью, а для того, чтобы называть это сексуальным использованием, нужно, чтобы жертва была в такой степени беспомощна и настолько пьяна, чтобы это можно было сравнить с потерей сознания или другой формой беспомощности.
То, что она была одна, а их было несколько, не являлось для суда достаточным основанием считать, что она была беспомощна. Наоборот, как было написано в судебном заключении, внимание обращалось на то, что она не попыталась убежать, хотя несколько раз у неё была возможность это сделать.
Бьёрн был самым первым из адвокатов мужского пола, с которым я встретилась. Ему было под шестьдесят, у него была большая контора на одной из главных улиц в Содертолье, и он обожал играть в гольф, как он мне поведал. В этом деле Бьёрн прежде всего уцепился за то, что про неё ходили слухи, что она шлюха. Это выяснилось в процессе суда.
- Да она сама рассказала, что когда она переехала в Сорунда, её стали называть шлюха. И она не могла назвать ни одной точной причины, почему. И не странно ли это, что кого-то начинают называть шлюхой сразу после переезда на новое место, когда никто даже толком её не успел узнать.
- Но каким образом это влияет на то, что на её показания нельзя положиться?
- Потому, что если этот слух верен, это указывает на то, что за этим что-то стоит. Это значит, что раньше у неё были сексуальные связи, случайные сексуальные связи.
Я не совсем уловила логику и была совершенно не подготовлена услышать аргументы такого типа, поэтому всё продолжала выспрашивать его, что он имел в виду. Бьёрн выдавал всё более и более странные объяснения, и под конец начал рассуждать о том, какая некрасивая она была. Что с такой внешностью, как у неё, вряд ли она когда-нибудь удостаивалась мужского внимания - и подразумевалось, что она была так польщена вниманием этих мужчин, что позволила бы сделать с собой всё, что угодно.
Два других адвоката, с которыми я встречалась отдельно и при других обстоятельствах, тоже говорили о том, какая она была непривлекательная, и что, как уже упоминалось, о ней ходили слухи, что она была шлюха, и не бывает дыма без огня...
- Ну, она, прямо скажем, была не Грета Гарбо, - сказал один из них.
Я никогда в жизни не забуду ни их элегантные костюмы, ни просторные офисы, ни их почтенный возраст. Эта картинка останется в моей памяти навечно. Она для меня - как ключик к пониманию того, что на самом деле скрывается за выражением шлюха: власть над нашей сексуальностью.
Во время суда они успешно ссылались как на слухи, так и на ее «непривлекательность» как аргумент в защите подсудимых. Ни один из судей не остановил их, и из Общества адвокатов не последовало никакой реакции (я знаю об этом, потому что я им звонила после суда и спрашивала, возможно ли это на самом деле, что адвокаты имеют право так говорить на суде, и да, это вполне допускается, ответила пресс-секретарь шведского Общества адвокатов, которую звали Анне Рамберг).
Несколько лет спустя, на одном из процессов об изнасиловании, собралась группа женщин для того, чтобы присутствовать в зале суда. Ранее, в городском суде, в зале присутствовали лишь мужчины, кроме Шарлотты и ее защитницы. Как следствие, адвокатам опять позволялось задавать оскорбительные вопросы, которые в основном были сосредоточены на её предыдущем сексуальном опыте, её «сексуальной морали» и алкогольных привычках. И когда решение городского суда было аппеллировано и рассматривалось в верховном суде, там сидели мы, около двадцати женщин, разъярённо уставившись на адвокатов, пока они допрашивали свидетелей. Защитница подсудимой потом рассказывала, что это создало совсем другую атмосферу в зале суда. Вопросы были гораздо более уважительными и относящимися к делу.
В сущности, совершенно ясно то, что и адвокаты, и судьи находятся под влиянием как «похлопываний по спине» друг друга, так и разъярённых женских взглядов. Во всяком случае, всем давно ясно, что судебная система и её законы достаточно далеки от объективности, или же создавались в той сфере, которая определяется ценностями.
Я так думаю: пока у нас есть судебная система, которая легимитизирует именно такое грязное восприятие женщин, до тех пор у нас будут и мальчики-подростки, называющие своих одноклассниц шлюхами. И до тех пор и Айседоре, и всем нам, женщинам, имеющим желания, будут встречаться молюски и переваренные макароны каждый раз, когда мы захотим проявить инициативу.
Перевести эту главу меня вдохновила Валерия Германика и её фильм "Краткий курс счастливой жизни". По-моему, это одно из самых значительных событий в новейшей истории российского телевидения, которое я не смотрю давным-давно. А этот фильм я посмотрела. Шлюха - самое частое обращение к женщине в этом зеркале современной российской жизни. Шлюхой называет любимый любимую, мать - дочку, дочка - маму, брат - сестру, подруга - подругу. Героиню романа "Стерва", современную успешную шведскую журналистку, начали называть шлюхой примерно лет с 13. Она подробно описывает, кто, когда, зачем и почему. И за что. Сравним?
Огромное личное спасибо Татьяне Набатниковой за общую редакцию текста. (вообще редакционные поправки принимаются с радостью, если что)
Первые три главы книги в моем переводе можно прочитать здесь:http://www.chaskor.ru/article/sterva_27115
Как шлюха
Глава из книги Марии Свеланд «Стерва»
Переведено Таней Крис с: Sveland, M - Bitterfittan, Norstedts; 2007.
Когда, изнывая, умираешь от желания, и хочешь вот прямо сейчас, то очень легко забыть о степени запрета. И особенно, если ты - женщина, и желаешь не только быть отведанной, но и отведать самой. И если при этом не хочешь, чтобы тебя называли шлюхой. Не имеет значения, сколько тебе лет - тринадцать или тридцать.
Однако, когда мне было тринадцать, никто мне не рассказывал, что нельзя быть такой же похотливой или напористой, как мальчики, или такой же готовой на всё, как они. Мне пришлось узнать об этом на собственном горьком опыте, когда однажды, в самом начале, я лежала и целовалась с Фредериком из параллельного класса, и вдруг он замер от испуга и шока. Мы лежали на кровати у моей лучшей подруги Сиззи, в её комнат е, а сама она целовалась с Андерсом на черном кожаном диване в гостиной. Брайан Адамс пел о Небе, и о том, как здорово было летом шестьдесят девятого. Вообще всё было замечательно, за исключением того, что Фредерик перестал гладить меня по спине. Вообще-то он и целовать меня перестал, и уже начал подниматься с постели.
- Давай-ка немного успокоимся, - помню, сказал он.
Я устыдилась, насколько могла, так, как меня учили, ведь я, конечно же, успела заметить, что мои движения стали слишком энергичными. Но на какие-то считанные восхитительные секунды я отпустила все тормоза и полностью окунулась в чистое, неподдельное желание. Время вдруг остановилось, и всё, чего мне хотелось - продолжать так до бесконечности.
Фредерик считался симпатичным мальчиком, и я могу себе представить, что он привык быть тем, кто проявляет инициативу. Он привык быть тем, кто гладит и ласкает застывшие неподвижные девичьи тела, а не наоборот. Позже он всем рассказывал, что у меня там было мокро и я хотела, как шлюха, и в течение довольно долгого времени я считала, что мне нужно быть осторожней и не давать такой воли своим желаниям.
Этим же летом меня назвали шлюхой второй раз в моей жизни. Мы поехали в отпуск с друзьями родителей и их пятью детьми, на кэмпинг. Это было лето, и это были каникулы, и это был Оланд, и это было море. Я ощущала себя уже достаточно взрослой и довольно-таки привлекательной. Я купила себе новое платье, очень облегающее, без рукавов, сшитое из черной и блестящей ткани, и почти не вылезала из него.
Как-то вечером я пошла с Франком, моим ровесником и сыном наших друзей, в единственный в этом кэмпинге киоск, чтобы купить сладостей на вечер. По дороге он рассказал мне, что его отец за ужином в кругу семьи высказывался о том, что в этом платье я смахиваю на маленькую шлюху.
Не знаю, действительно ли я расстроилась из-за этого, или мне было просто неприятно узнать, что его отец, оказывается, может смотреть на меня такими глазами. Но больше я это платье не надевала никогда.
В третий раз меня назвали шлюхой годом позже в лифте отеля. Мой парень и я должны были встретиться с его матерью, и в лифте вместе с нами ехали трое мужчин лет пятидесяти. Один из них долго рассматривал меня и потом спросил:
- И чем же такая маленькая шлюшка, как ты, будет заниматься сегодня вечером?
Я была так поражена, что вежливо ответила, что проведу этот вечер со своим парнем. Им показалось это очень смешным, и они хохотали всё то время, пока лифт поднимался.
Мой парень ничего не сказал, но на щеках и на шее у него появились большие красные пятна. И я устыдилась, и мне захотелось извиниться.
Примерно раз в год, с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, меня называли шлюхой. Самые разные типы мужчин во всех возможных возрастных категориях. В баре, если я не поддерживала их игру, или как тогда, когда мне позвонил стонущий мужчина, повторяющий: шлюха, шлюха, шлюха, шлюха.
- Да ну, - сказала я.
Тогда он повторил опять. «Шлюха, шлюха, шлюха, шлюха», - и только тогда я положила трубку и больше не поднимала её этим вечером.
Негромкие сигналы, указывающие моему желанию, каким ему положено быть. И совсем не обязательно заходить так далеко, чтобы называть меня шлюхой, - было вполне достаточно и менее явных указаний. Как тогда, когда один из моих любовников должен был придти ко мне на ужин.
Я была в то время свободной и одинокой, и с наслаждением зализывала раны после одного неимоверно скучного романа с неимоверно скучным парнем, и совершенно не испытывала желания вступать в какие-либо отношения опять. Наоборот, мне хотелось иметь как можно больше любовников, и желательно, чтобы они сменяли друг друга.
Этот парень был новым, мы поцеловались на одной вечеринке. Но этот поцелуй был долгим и страстным, и обещал больше. И вот сегодня, через день, он должен был придти ко мне на ужин и мы должны были наконец заняться сексом.
Всё прошло чудесно, и я лежала, обнажённая и удовлетворённая, в его объятиях. Как вдруг он спросил, не сочла ли я наглостью то, что он взял с собой презервативы. Сначала я даже не поняла вопроса. О чём он? Это же, наоборот, хорошо.
Он смущённо пояснил, что мне могло показаться, будто он был заранее уверен в том, что мы займёмся сексом. Разумеется, в заданном вопросе проглядывало хорошее воспитание, но я не могла не заметить, насколько шокировал его мой ответ, когда я сказала, что и сама имела такие же планы на него в этот вечер.
Такое в его картину мира совершенно не вписывалось, ведь там было совершенно чётко расписано, кто должен завоевывать, а кто должен быть завоёванным.
Больше я его не видела, и должны была констатировать в очередной раз, что я опять преступила неписанное, дурацкое правило.
На самом деле нечего удивляться тому, что избалованные, незрелые тринадцатилетние подростки способны распускать сплетни о своих подругах-ровесницах, когда даже адвокаты в строгих костюмах называют женщин шлюхами в процессе защиты насильников. Первый раз мне нужно было взять интервью у такого адвоката, когда я делала документальную программу о групповом изнасиловании в Содертолье. Там была девушка, которая думала, что её подвезут домой из бара, а вместо этого была изнасилована несколькими мужчинами многократно. Они просто ездили с ней и насиловали её в школьном дворе, возле открытого бассейна, на парковке и в квартире. Их всё время было несколько, а она была одна и пьяна.
В суде дело повисло. Суд истолковал закон таким образом, что девушка была слишком пьяна для того, чтобы называть то, что случилось, изнасилованием - для того, чтобы классифицировать это как изнасилование, нужно было, чтобы она оказывала сопротивление, чего она не сделала. С другой стороны, она не была настолько пьяна, чтобы инцидент можно было назвать сексуальным использованием, формой сексуального злоупотребления, которая в рамках закона мягче, чем изнасилование. Суд посчитал, что она смогла вспомнить слишком многое из того, что происходило той ночью, а для того, чтобы называть это сексуальным использованием, нужно, чтобы жертва была в такой степени беспомощна и настолько пьяна, чтобы это можно было сравнить с потерей сознания или другой формой беспомощности.
То, что она была одна, а их было несколько, не являлось для суда достаточным основанием считать, что она была беспомощна. Наоборот, как было написано в судебном заключении, внимание обращалось на то, что она не попыталась убежать, хотя несколько раз у неё была возможность это сделать.
Бьёрн был самым первым из адвокатов мужского пола, с которым я встретилась. Ему было под шестьдесят, у него была большая контора на одной из главных улиц в Содертолье, и он обожал играть в гольф, как он мне поведал. В этом деле Бьёрн прежде всего уцепился за то, что про неё ходили слухи, что она шлюха. Это выяснилось в процессе суда.
- Да она сама рассказала, что когда она переехала в Сорунда, её стали называть шлюха. И она не могла назвать ни одной точной причины, почему. И не странно ли это, что кого-то начинают называть шлюхой сразу после переезда на новое место, когда никто даже толком её не успел узнать.
- Но каким образом это влияет на то, что на её показания нельзя положиться?
- Потому, что если этот слух верен, это указывает на то, что за этим что-то стоит. Это значит, что раньше у неё были сексуальные связи, случайные сексуальные связи.
Я не совсем уловила логику и была совершенно не подготовлена услышать аргументы такого типа, поэтому всё продолжала выспрашивать его, что он имел в виду. Бьёрн выдавал всё более и более странные объяснения, и под конец начал рассуждать о том, какая некрасивая она была. Что с такой внешностью, как у неё, вряд ли она когда-нибудь удостаивалась мужского внимания - и подразумевалось, что она была так польщена вниманием этих мужчин, что позволила бы сделать с собой всё, что угодно.
Два других адвоката, с которыми я встречалась отдельно и при других обстоятельствах, тоже говорили о том, какая она была непривлекательная, и что, как уже упоминалось, о ней ходили слухи, что она была шлюха, и не бывает дыма без огня...
- Ну, она, прямо скажем, была не Грета Гарбо, - сказал один из них.
Я никогда в жизни не забуду ни их элегантные костюмы, ни просторные офисы, ни их почтенный возраст. Эта картинка останется в моей памяти навечно. Она для меня - как ключик к пониманию того, что на самом деле скрывается за выражением шлюха: власть над нашей сексуальностью.
Во время суда они успешно ссылались как на слухи, так и на ее «непривлекательность» как аргумент в защите подсудимых. Ни один из судей не остановил их, и из Общества адвокатов не последовало никакой реакции (я знаю об этом, потому что я им звонила после суда и спрашивала, возможно ли это на самом деле, что адвокаты имеют право так говорить на суде, и да, это вполне допускается, ответила пресс-секретарь шведского Общества адвокатов, которую звали Анне Рамберг).
Несколько лет спустя, на одном из процессов об изнасиловании, собралась группа женщин для того, чтобы присутствовать в зале суда. Ранее, в городском суде, в зале присутствовали лишь мужчины, кроме Шарлотты и ее защитницы. Как следствие, адвокатам опять позволялось задавать оскорбительные вопросы, которые в основном были сосредоточены на её предыдущем сексуальном опыте, её «сексуальной морали» и алкогольных привычках. И когда решение городского суда было аппеллировано и рассматривалось в верховном суде, там сидели мы, около двадцати женщин, разъярённо уставившись на адвокатов, пока они допрашивали свидетелей. Защитница подсудимой потом рассказывала, что это создало совсем другую атмосферу в зале суда. Вопросы были гораздо более уважительными и относящимися к делу.
В сущности, совершенно ясно то, что и адвокаты, и судьи находятся под влиянием как «похлопываний по спине» друг друга, так и разъярённых женских взглядов. Во всяком случае, всем давно ясно, что судебная система и её законы достаточно далеки от объективности, или же создавались в той сфере, которая определяется ценностями.
Я так думаю: пока у нас есть судебная система, которая легимитизирует именно такое грязное восприятие женщин, до тех пор у нас будут и мальчики-подростки, называющие своих одноклассниц шлюхами. И до тех пор и Айседоре, и всем нам, женщинам, имеющим желания, будут встречаться молюски и переваренные макароны каждый раз, когда мы захотим проявить инициативу.