"Бог знает, где я". Часть 3
Начало: часть 1, часть 2
И всё же утверждение, что отрицание болезни является симптомом заболевания, не столь однозначно. Люди могут отказаться от лечения по разным причинам, в том числе из-за страха стигматизации, которой они могут быть подвергнуты в связи со своим диагнозом, или из-за опасения, что побочные эффекты лечения будут хуже болезни. Профессор правоведения, психологии, психиатрии и бихевиоризма из Университета Южной Калифорнии Элин Сакс (Elyn Saks), которой поставили диагноз «шизофрения», отмечает: «Желание излечить больного не может быть оправданием ущемления его законных прав». В студенческом возрасте Сакс была подвергнута принудительной госпитализации и лечению. Она вспоминает это как самое страшное событие своей жизни.
Она отстаивает позицию, дающую возможность предварительного распоряжения в отношении психиатрической помощи. В течение последних двадцати лет в 26 штатах были приняли законы, которые позволяют людям решать, какую медицинскую помощь они хотели бы получить, если потеряют связь с реальностью. Такие распоряжения напоминают “приказ Улисса”: Улисс попросил привязать себя к мачте, чтобы не пойти на поводу соблазнительных голосов сирен. Точно так же некоторые люди заранее предупреждают, что согласны на медикаментозное лечение и госпитализацию, даже если в состоянии болезни будут от этого отказываться. Другие, наоборот, не хотели бы получать никакой медицинской помощи в случае болезни.
В книге “Не беспокойтесь обо мне” Сакс описывает метод “самозаботы” и утверждает, принуждение больных к лечению оправдано только в крайнем случае, потому что является нарушением права человека на собственный выбор. В психиатрии есть понятие «благодарность задним числом», которое приводят как аргумент в оправдание принудительного лечения. Предполагается, что достигнув ремиссии, пациенты поймут, что медицинское вмешательство было произведено в их интересах. Но только около половины недобровольно госпитализированных пациентов впоследствии соглашаются с тем, что лечение было необходимо. “Мы не должны отнимать право выбора”, - пишет Сакс. Невозможно точно сказать, изменило ли человека заболевание или сам человек изменился.
Понятие "анозогнозия" отрицатся приверженцами антипсихиатрии, последователи которого утверждают, что биологические причины психических расстройств недостаточно изучены. Они считают, что одна из причин недостатка “критики” заключается в том, что распространённые представления о болезнях противоречит собственному внутреннему опыту больных. Хотя у психические расстройства во многом обусловлены генетикой, в обиходе по-прежнему бытуют заблуждения, будто в заболеваниях детей виноваты родители, да и сама болезнь воспринимается как проклятие и лузерство. Дэниел Фишер (Daniel Fisher), психиатр, специалист по биохимии, который является исполнительным директором National Empowerment Center (этой организацией управляют бывшие пациенты), сказал: “Если согласиться с мыслью, что каждый из нас может случайно заболеть психической болезнью, то мы должны будем принять идею о том, что наше сознание, наша способность делать умозаключения, базовые элементы человеческой личности биологически детерменированы. Это вызывает у людей чувство беспомощности и безнадежности”.
Когда Линда поселилась в доме на Маунтин-Роуд, ее настроение постоянно колебалось: от отчаяния до ликования от внезапно свалившейся свободы. Впервые за многие годы она увидела для себя возможность жизнь так, как ей хотелось. У нее наконец были свой собственный дом, земельный участок, но она понятия не имела, что делать дальше.
За время болезни в своих мечтах она сблизилась с мужчиной по имени Стив Шэклумис (Steve Shaclumis), которого она считала любовью всей своей жизни. Стив встречался с Линдой несколько раз в 1998 году. “Она была хорошей официанткой, которая казалась одинокой”, - рассказал он. - Но когда в 2005 году Линда пыталась писать ему из тюрьмы, он отказался поддерживать с ней связь, и больше никогда не вступал в контакт с ней. (Ему объяснили, что заключённые не имеют права писать тем, кто не хочет вступать с ними переписку). Из тюрьмы Линда написала Кэйтлин, чтобы она сшила платья подружек невесты для себя и своих подруг, потому что они со Стивом решили пожениться. “Он хочет закатить большую свадьбу, и мне нравится эта идея”, - писала она.
В начале своей болезни Линда восторгалась Стивом, но тогда ей хватило критики, чтобы признать их отношения фантазией. В письме другу она написала: “То, что я пишу о Стиве, я пишу не об отношениях с ним, а о своём отношении к самой себе”. Однако к тому времени, когда Линда попала в нью-гэмпширскую больницу, она уже считала себя женой Стива. Теперь, в доме на Маунтин-Роуд, она представляла их совместную жизнь - как по окончании рабочего дня и завершения домашних дел они будут вместе готовить еду, ужинать, любоваться закатом, взявшись за руки - и искала на чердаке одежду, которая подчеркнула бы её привлекательность в глазах Стива. Однако нашла там только шляпку.
И тут её осенило. Наверняка Стив захочет встретить с ней Рождество. Линда увидела в небе облака, своими очертаниями напоминающие цифру «4» - так она поняла, что Стив приедет к ней 4 декабря. Путём несложных расчётов она пришла к выводу, что до приезда Стива ей хватит запасов еды, если она будет есть не более двенадцати яблок в день.
Два года жившая в соответствии с больничным режимом, Линда привыкла часто смотреть на часы и, помимо даты, отмечала время своих дневниковых записей. “Звездным часом” каждого дня были 16 часов - момент, когда она зачёркивала очередной прошедший день в своём импровизированном календаре. На чердаке и под диваном она нашла ещё несколько книг - “Библия говорит обо всём”, “Самоучитель по медицине”, «Новый всемирный словарь» Уэбстера, “Выживет ли Америка?” - но дни тянулись долго. Очень трудно было заглушить мысли о еде. Она составила длинные списки продуктов: самого необходимого, “виш-лист” (вермишель, пепперони, V-8, кальмары), перечислила двадцать пять овощей, которые она собиралась выращивать. Представляла, как переделает кухню, чтобы вместить в неё коптильню - как в “Little House in the Big Woods” («Маленький дом в Большом Вудсе» - автобиографический детский роман )
Книга “Библия говорит обо всём” вдохновила Линду: она искала и находила скрытый смысл в стихах о божьем проведении. Психоз часто сопровождается религиозным бредом, и чем дольше Линда пребывала без лечения, тем глубже увязала в убеждении, что в обычных жизненных явлениях можно найти тайный смысл и скрытые связи. Вера в божье проведение росла по мере того, как приближались холода и сокращался световой день. У неё начала болеть шея, потому что она почти по шестнадцать часов в день вынуждена была оставаться в постели под под одеялами, чтобы согреться. Каждый раз, когда она расчёсывалась, она отмечала, что у неё выпадает много волос - возможно, скоро ей понадобится парик, хотя бы на некоторое время, до тех пор, пока “немного свежего воздуха, солнечного света, упражнений, хорошей пищи, пронизанных любовью не помогут поправить её здоровье”.
Линда ждала, когда же Стив приедет к ней на своём белом грузовике, но к началу декабря вера во встречу со Стивом начала слабеть. “Может быть, в том, что мы пока не вместе, - на самом деле хороший знак? - писала она. - Надеюсь, что Бог действительно хочет, чтобы мы воссоединились. Кажется, всё именно к этому и идёт. Но кто знает, правда ли это? Не думаю, что Бог хочет, чтобы я умерла в этом доме».
4 декабря в доме напротив зажглись праздничные гирлянды - глядя на них, Линда разрыдалась. Когда-то она любила украшать рождественскую ёлку вместе и Кэйтлин, и она не видела рождественских огней родного дома уже два года! А Стив всё не ехал. От отчаяния Линда готова была пойти к соседям, чтобы позвонить в Центр защиты от семейного насилия. Однако её удержало опасение, что по пути её могут перехватить слуги Сатаны. “Дорогой Бог, - написала она, - пожалуйста, помоги мне! Я стараюсь, но не знаю, что нужно сделать. Аминь”.
На следующий день она съела последнее яблоко.
Утром 5-го декабря Линда начала новую тетрадь большого формата на пружинках - ей стало легче вести свои записи, сидя на “горячем месте”, то есть на стуле, который она разместила у единственной работавшей в доме батареи. Несмотря на пережитые ночные треволнения, она чувствовала себя спокойной и полной надежд, потому что видела восход солнца. Проблемы выживания временно отступили на второй план, и её снова захватила фантазия о любви и спасении. “Я очень люблю своего мужа, и эта любовь придаёт мне сил и надежду, - написала она. - Я не могу сдаться, оставив его одного”.
Она пыталась размышлять над положительными аспектами своей ситуации: её больше не беспокоят “бред и вопли” других больных, - зато перед ней встал вопрос о пропитании. На следующий день она написала: “Угроза голодной смерти настолько пугает и мучает меня,что мне нужно время на то, чтобы посмотреть на ситуацию рационально и духовно”. Она решила, что должна покинуть дом: “Я понимала, что так будет не всегда (что я уеду отсюда), но чисто по-человечески я также понимала, что если останусь здесь, то я умру”. Она решила автостопом добраться до дома пожилых супругов - друзей ее родителей, который располагался всего в нескольких милях от того места, где она сейчас находилась. Они покормили бы её, дали возможность принять душ и постирать вещи. Затем она могла бы стать участницей программы по съёму вторичного жилья в Манчестере, где она жила в 2003 году, когда сестра Линды думала, что она, наконец, выздоровела.
Пока Линда дошла до кухни, у неё закружилась голова. Линда поняла, что её план невыполним. Она не представляла себе, как добраться до дороги, - нужно было пройти около двадцати ярдов. Она никогда не сомневалась в своём решении поселиться в заброшенном доме, и было бы неправильным менять его теперь, когда всё уже слишком далеко зашло. “Хорошо, я буду ждать и молиться, потому что Бог знает, где я”, - написала она.
Линда никогда не намеревалась “цепляться за жизнь как какие-то идиоты”, при этом она намеренно избегала контакта с людьми. Она знала: вернувшись в общество, она снова будет считаться «ненормальной». Однажды ночью она в своей молитве спросила Бога, «хватит ли у неё разумения на то, чтобы понять, что нужно делать?». Кажется, она, как и многие другие психически больные, совмещала в своём представлении взаимоисключающие понятия, - этот феномен получил название “двойной бухгалтерии”. Больной не может отличить бред от реальности и вынужден верить одновременно и в то, и в другое. Например, больной, считающий себя Христом, при этом соблюдает больничный распорядок и убирает за собой мусор. Люди редко теряют рассудок полностью. Одиночество Линды усугубило бредовые убеждения, и иногда ей казалось, что дела обстоят именно так, как она их видит; при этом она избегала сталкиваться с теми, кто может опровергнуть её картину мира.
С приходом зимы домашних хлопот у Линды поубавилось, она стала меньше двигаться. Линда отламывала сосульки с козырька крыльца, набирала снег в миску и примерно за час снег и лёд таяли, превращаясь в воду. Её основной деятельностью стала “добыча воды”. Линда старалась ходить медленно, потому что однажды уже упала в обморок на кухне. Она сберегала энергию, лежа на полу гостиной около батареи. Чтобы дать пищу уму, она читала словарь, но так и не закончила писать письмо адресату по имени "K.".
В Рождество Линда собирала снег с подоконника и поняла, что предчувствия обманули её. После этого записи в её дневнике стали короткими, буквально несколько слов, написанных неуверенным, неровным почерком - настолько она ослабела. Ее последняя запись датирована 13 января 2008 года - и она состоит из единственного слова «воскресенье» (день недели). Тридцать девять дней назад она съела последнее яблоко.
На первой странице дневника Линда оставила запись, адресованную “тому, кто найдёт моё тело”. Она написала, что ее смерть стала результатом семейного насилия: “Я многим людям говорила об этом, писала властям, но помощи так и не получила ”. Она попросила похоронить себя в городе, где она когда-то жила с маленькой Кэйтлин и закончила письмо фразой, которую несколько раз подчеркнула: “Иисус отведёт меня домой”.
Джоан Бишоп узнала, что сестра была выписана из больницы, когда, спустя три месяца, к ней вернулась посланная Линде рождественская открытка. В конверте была записка с новым адресом, на который следовало отправлять корреспонденцию для Линды, но этот адрес оказался вымышленным. После многочисленных попыток вылечить сестру, Джоан была в ярости, что Линду выписали из больницы “на все четыре стороны”. “ Я работаю в системе правосудия; я верю в систему правосудия, - сказала она. - Я не понимаю, почему всё зашло так далеко”.
Джоан и Кэйтлин подали в суд на больничное руководство за то, что оно не позаботилось о благополучии пациентки после выписки, понадеявшись на полицию как на единственную систему поддержки. “Почему никого не интересует мнение детей душевнобольных? - возмутилась Кэйтлин. - Я сказала бы, что разрушение прежней структуры психиатрической помощи привело ужасным последствиям”. Адвокаты, представляющие интересы больницы, настаивали, что врачи имели полное право позволить Линде начать самостоятельную жизнь. Их заключение содержало уже известные аргументы: она не настолько больна. Адвокаты подчёркивали, что Линда приняла осознанное решение начать новую жизнь. В качестве доказательства они привели цитаты из её дневника, найденного после смерти: она с удовольствием наблюдала за птицами и облаками, она здраво рассуждала о том, что грязная одежда может привлечь к ней внимание сотрудников охраны порядка, за которым последовала бы новая госпитализация.
Прочитав дневник матери, Кэйтлин была потрясена: её имя было упомянуто только один раз - в описании виденного Линдой сна, в котором Кэйтлин звала её. “Не понимаю... Мама всегда думала обо мне”, - сказала Кэйтлин. Несмотря на то, что адвокаты сторон пришли к соглашению о небольшой финансовой компенсации, Кэйтлин так и не смогла определить для себя, какова вина врачей в том, что случилось с её мамой. Она помнит свою мать упрямой и целеустремленной, а не сокрушённой болезнью. “Женщина, которая писала этот дневник - это не моя мама”, - говорила она.
Тело Линды было найдено в начале мая, когда покупатель заглянул в окно дома на Маунтин-Роуд. Он вызвал полицейских, те связались с владельцами, - братом и сестрой, - которым дом достался по наследству от родителей. Сестра приезжала к дому перед Рождеством, но не стала заходить внутрь, потому перед входом не было никаких следов. Когда Кэйтлин узнала о смерти матери, она сказала, что как будто давно уже предчувствовала страшную весть. “Моя мама сделала выбор - даже если бы она оставила тот дом, она не отказалась бы от своей свободы. Она не смогла бы отказаться от образа человека, которым она всегда хотела быть”.
Автор: Rachel Aviv
И всё же утверждение, что отрицание болезни является симптомом заболевания, не столь однозначно. Люди могут отказаться от лечения по разным причинам, в том числе из-за страха стигматизации, которой они могут быть подвергнуты в связи со своим диагнозом, или из-за опасения, что побочные эффекты лечения будут хуже болезни. Профессор правоведения, психологии, психиатрии и бихевиоризма из Университета Южной Калифорнии Элин Сакс (Elyn Saks), которой поставили диагноз «шизофрения», отмечает: «Желание излечить больного не может быть оправданием ущемления его законных прав». В студенческом возрасте Сакс была подвергнута принудительной госпитализации и лечению. Она вспоминает это как самое страшное событие своей жизни.
Она отстаивает позицию, дающую возможность предварительного распоряжения в отношении психиатрической помощи. В течение последних двадцати лет в 26 штатах были приняли законы, которые позволяют людям решать, какую медицинскую помощь они хотели бы получить, если потеряют связь с реальностью. Такие распоряжения напоминают “приказ Улисса”: Улисс попросил привязать себя к мачте, чтобы не пойти на поводу соблазнительных голосов сирен. Точно так же некоторые люди заранее предупреждают, что согласны на медикаментозное лечение и госпитализацию, даже если в состоянии болезни будут от этого отказываться. Другие, наоборот, не хотели бы получать никакой медицинской помощи в случае болезни.
В книге “Не беспокойтесь обо мне” Сакс описывает метод “самозаботы” и утверждает, принуждение больных к лечению оправдано только в крайнем случае, потому что является нарушением права человека на собственный выбор. В психиатрии есть понятие «благодарность задним числом», которое приводят как аргумент в оправдание принудительного лечения. Предполагается, что достигнув ремиссии, пациенты поймут, что медицинское вмешательство было произведено в их интересах. Но только около половины недобровольно госпитализированных пациентов впоследствии соглашаются с тем, что лечение было необходимо. “Мы не должны отнимать право выбора”, - пишет Сакс. Невозможно точно сказать, изменило ли человека заболевание или сам человек изменился.
Понятие "анозогнозия" отрицатся приверженцами антипсихиатрии, последователи которого утверждают, что биологические причины психических расстройств недостаточно изучены. Они считают, что одна из причин недостатка “критики” заключается в том, что распространённые представления о болезнях противоречит собственному внутреннему опыту больных. Хотя у психические расстройства во многом обусловлены генетикой, в обиходе по-прежнему бытуют заблуждения, будто в заболеваниях детей виноваты родители, да и сама болезнь воспринимается как проклятие и лузерство. Дэниел Фишер (Daniel Fisher), психиатр, специалист по биохимии, который является исполнительным директором National Empowerment Center (этой организацией управляют бывшие пациенты), сказал: “Если согласиться с мыслью, что каждый из нас может случайно заболеть психической болезнью, то мы должны будем принять идею о том, что наше сознание, наша способность делать умозаключения, базовые элементы человеческой личности биологически детерменированы. Это вызывает у людей чувство беспомощности и безнадежности”.
Когда Линда поселилась в доме на Маунтин-Роуд, ее настроение постоянно колебалось: от отчаяния до ликования от внезапно свалившейся свободы. Впервые за многие годы она увидела для себя возможность жизнь так, как ей хотелось. У нее наконец были свой собственный дом, земельный участок, но она понятия не имела, что делать дальше.
За время болезни в своих мечтах она сблизилась с мужчиной по имени Стив Шэклумис (Steve Shaclumis), которого она считала любовью всей своей жизни. Стив встречался с Линдой несколько раз в 1998 году. “Она была хорошей официанткой, которая казалась одинокой”, - рассказал он. - Но когда в 2005 году Линда пыталась писать ему из тюрьмы, он отказался поддерживать с ней связь, и больше никогда не вступал в контакт с ней. (Ему объяснили, что заключённые не имеют права писать тем, кто не хочет вступать с ними переписку). Из тюрьмы Линда написала Кэйтлин, чтобы она сшила платья подружек невесты для себя и своих подруг, потому что они со Стивом решили пожениться. “Он хочет закатить большую свадьбу, и мне нравится эта идея”, - писала она.
В начале своей болезни Линда восторгалась Стивом, но тогда ей хватило критики, чтобы признать их отношения фантазией. В письме другу она написала: “То, что я пишу о Стиве, я пишу не об отношениях с ним, а о своём отношении к самой себе”. Однако к тому времени, когда Линда попала в нью-гэмпширскую больницу, она уже считала себя женой Стива. Теперь, в доме на Маунтин-Роуд, она представляла их совместную жизнь - как по окончании рабочего дня и завершения домашних дел они будут вместе готовить еду, ужинать, любоваться закатом, взявшись за руки - и искала на чердаке одежду, которая подчеркнула бы её привлекательность в глазах Стива. Однако нашла там только шляпку.
И тут её осенило. Наверняка Стив захочет встретить с ней Рождество. Линда увидела в небе облака, своими очертаниями напоминающие цифру «4» - так она поняла, что Стив приедет к ней 4 декабря. Путём несложных расчётов она пришла к выводу, что до приезда Стива ей хватит запасов еды, если она будет есть не более двенадцати яблок в день.
Два года жившая в соответствии с больничным режимом, Линда привыкла часто смотреть на часы и, помимо даты, отмечала время своих дневниковых записей. “Звездным часом” каждого дня были 16 часов - момент, когда она зачёркивала очередной прошедший день в своём импровизированном календаре. На чердаке и под диваном она нашла ещё несколько книг - “Библия говорит обо всём”, “Самоучитель по медицине”, «Новый всемирный словарь» Уэбстера, “Выживет ли Америка?” - но дни тянулись долго. Очень трудно было заглушить мысли о еде. Она составила длинные списки продуктов: самого необходимого, “виш-лист” (вермишель, пепперони, V-8, кальмары), перечислила двадцать пять овощей, которые она собиралась выращивать. Представляла, как переделает кухню, чтобы вместить в неё коптильню - как в “Little House in the Big Woods” («Маленький дом в Большом Вудсе» - автобиографический детский роман )
Книга “Библия говорит обо всём” вдохновила Линду: она искала и находила скрытый смысл в стихах о божьем проведении. Психоз часто сопровождается религиозным бредом, и чем дольше Линда пребывала без лечения, тем глубже увязала в убеждении, что в обычных жизненных явлениях можно найти тайный смысл и скрытые связи. Вера в божье проведение росла по мере того, как приближались холода и сокращался световой день. У неё начала болеть шея, потому что она почти по шестнадцать часов в день вынуждена была оставаться в постели под под одеялами, чтобы согреться. Каждый раз, когда она расчёсывалась, она отмечала, что у неё выпадает много волос - возможно, скоро ей понадобится парик, хотя бы на некоторое время, до тех пор, пока “немного свежего воздуха, солнечного света, упражнений, хорошей пищи, пронизанных любовью не помогут поправить её здоровье”.
Линда ждала, когда же Стив приедет к ней на своём белом грузовике, но к началу декабря вера во встречу со Стивом начала слабеть. “Может быть, в том, что мы пока не вместе, - на самом деле хороший знак? - писала она. - Надеюсь, что Бог действительно хочет, чтобы мы воссоединились. Кажется, всё именно к этому и идёт. Но кто знает, правда ли это? Не думаю, что Бог хочет, чтобы я умерла в этом доме».
4 декабря в доме напротив зажглись праздничные гирлянды - глядя на них, Линда разрыдалась. Когда-то она любила украшать рождественскую ёлку вместе и Кэйтлин, и она не видела рождественских огней родного дома уже два года! А Стив всё не ехал. От отчаяния Линда готова была пойти к соседям, чтобы позвонить в Центр защиты от семейного насилия. Однако её удержало опасение, что по пути её могут перехватить слуги Сатаны. “Дорогой Бог, - написала она, - пожалуйста, помоги мне! Я стараюсь, но не знаю, что нужно сделать. Аминь”.
На следующий день она съела последнее яблоко.
Утром 5-го декабря Линда начала новую тетрадь большого формата на пружинках - ей стало легче вести свои записи, сидя на “горячем месте”, то есть на стуле, который она разместила у единственной работавшей в доме батареи. Несмотря на пережитые ночные треволнения, она чувствовала себя спокойной и полной надежд, потому что видела восход солнца. Проблемы выживания временно отступили на второй план, и её снова захватила фантазия о любви и спасении. “Я очень люблю своего мужа, и эта любовь придаёт мне сил и надежду, - написала она. - Я не могу сдаться, оставив его одного”.
Она пыталась размышлять над положительными аспектами своей ситуации: её больше не беспокоят “бред и вопли” других больных, - зато перед ней встал вопрос о пропитании. На следующий день она написала: “Угроза голодной смерти настолько пугает и мучает меня,что мне нужно время на то, чтобы посмотреть на ситуацию рационально и духовно”. Она решила, что должна покинуть дом: “Я понимала, что так будет не всегда (что я уеду отсюда), но чисто по-человечески я также понимала, что если останусь здесь, то я умру”. Она решила автостопом добраться до дома пожилых супругов - друзей ее родителей, который располагался всего в нескольких милях от того места, где она сейчас находилась. Они покормили бы её, дали возможность принять душ и постирать вещи. Затем она могла бы стать участницей программы по съёму вторичного жилья в Манчестере, где она жила в 2003 году, когда сестра Линды думала, что она, наконец, выздоровела.
Пока Линда дошла до кухни, у неё закружилась голова. Линда поняла, что её план невыполним. Она не представляла себе, как добраться до дороги, - нужно было пройти около двадцати ярдов. Она никогда не сомневалась в своём решении поселиться в заброшенном доме, и было бы неправильным менять его теперь, когда всё уже слишком далеко зашло. “Хорошо, я буду ждать и молиться, потому что Бог знает, где я”, - написала она.
Линда никогда не намеревалась “цепляться за жизнь как какие-то идиоты”, при этом она намеренно избегала контакта с людьми. Она знала: вернувшись в общество, она снова будет считаться «ненормальной». Однажды ночью она в своей молитве спросила Бога, «хватит ли у неё разумения на то, чтобы понять, что нужно делать?». Кажется, она, как и многие другие психически больные, совмещала в своём представлении взаимоисключающие понятия, - этот феномен получил название “двойной бухгалтерии”. Больной не может отличить бред от реальности и вынужден верить одновременно и в то, и в другое. Например, больной, считающий себя Христом, при этом соблюдает больничный распорядок и убирает за собой мусор. Люди редко теряют рассудок полностью. Одиночество Линды усугубило бредовые убеждения, и иногда ей казалось, что дела обстоят именно так, как она их видит; при этом она избегала сталкиваться с теми, кто может опровергнуть её картину мира.
С приходом зимы домашних хлопот у Линды поубавилось, она стала меньше двигаться. Линда отламывала сосульки с козырька крыльца, набирала снег в миску и примерно за час снег и лёд таяли, превращаясь в воду. Её основной деятельностью стала “добыча воды”. Линда старалась ходить медленно, потому что однажды уже упала в обморок на кухне. Она сберегала энергию, лежа на полу гостиной около батареи. Чтобы дать пищу уму, она читала словарь, но так и не закончила писать письмо адресату по имени "K.".
В Рождество Линда собирала снег с подоконника и поняла, что предчувствия обманули её. После этого записи в её дневнике стали короткими, буквально несколько слов, написанных неуверенным, неровным почерком - настолько она ослабела. Ее последняя запись датирована 13 января 2008 года - и она состоит из единственного слова «воскресенье» (день недели). Тридцать девять дней назад она съела последнее яблоко.
На первой странице дневника Линда оставила запись, адресованную “тому, кто найдёт моё тело”. Она написала, что ее смерть стала результатом семейного насилия: “Я многим людям говорила об этом, писала властям, но помощи так и не получила ”. Она попросила похоронить себя в городе, где она когда-то жила с маленькой Кэйтлин и закончила письмо фразой, которую несколько раз подчеркнула: “Иисус отведёт меня домой”.
Джоан Бишоп узнала, что сестра была выписана из больницы, когда, спустя три месяца, к ней вернулась посланная Линде рождественская открытка. В конверте была записка с новым адресом, на который следовало отправлять корреспонденцию для Линды, но этот адрес оказался вымышленным. После многочисленных попыток вылечить сестру, Джоан была в ярости, что Линду выписали из больницы “на все четыре стороны”. “ Я работаю в системе правосудия; я верю в систему правосудия, - сказала она. - Я не понимаю, почему всё зашло так далеко”.
Джоан и Кэйтлин подали в суд на больничное руководство за то, что оно не позаботилось о благополучии пациентки после выписки, понадеявшись на полицию как на единственную систему поддержки. “Почему никого не интересует мнение детей душевнобольных? - возмутилась Кэйтлин. - Я сказала бы, что разрушение прежней структуры психиатрической помощи привело ужасным последствиям”. Адвокаты, представляющие интересы больницы, настаивали, что врачи имели полное право позволить Линде начать самостоятельную жизнь. Их заключение содержало уже известные аргументы: она не настолько больна. Адвокаты подчёркивали, что Линда приняла осознанное решение начать новую жизнь. В качестве доказательства они привели цитаты из её дневника, найденного после смерти: она с удовольствием наблюдала за птицами и облаками, она здраво рассуждала о том, что грязная одежда может привлечь к ней внимание сотрудников охраны порядка, за которым последовала бы новая госпитализация.
Прочитав дневник матери, Кэйтлин была потрясена: её имя было упомянуто только один раз - в описании виденного Линдой сна, в котором Кэйтлин звала её. “Не понимаю... Мама всегда думала обо мне”, - сказала Кэйтлин. Несмотря на то, что адвокаты сторон пришли к соглашению о небольшой финансовой компенсации, Кэйтлин так и не смогла определить для себя, какова вина врачей в том, что случилось с её мамой. Она помнит свою мать упрямой и целеустремленной, а не сокрушённой болезнью. “Женщина, которая писала этот дневник - это не моя мама”, - говорила она.
Тело Линды было найдено в начале мая, когда покупатель заглянул в окно дома на Маунтин-Роуд. Он вызвал полицейских, те связались с владельцами, - братом и сестрой, - которым дом достался по наследству от родителей. Сестра приезжала к дому перед Рождеством, но не стала заходить внутрь, потому перед входом не было никаких следов. Когда Кэйтлин узнала о смерти матери, она сказала, что как будто давно уже предчувствовала страшную весть. “Моя мама сделала выбор - даже если бы она оставила тот дом, она не отказалась бы от своей свободы. Она не смогла бы отказаться от образа человека, которым она всегда хотела быть”.
Автор: Rachel Aviv