Дмитрий Быков // "Огонёк", №14-15(3428-3429), 27 марта - 10 апреля 1993 года
житьё
Откос
В Советской Армии у меня было мало поводов для счастья. Мамин приезд, увольнение, постановка в наряд не через сутки.
Но один миг счастья помнится мне особенно остро. Мне приснился страшный сон.
Мне снилось, что я спускаюсь к почтовому ящику за газетами и обнаруживаю в нем повестку. Живо представилось мне все дальнейшее: моя собственная гусиная кожа в кабинете врача на медкомиссии, хихиканье медсестры, последняя ночь дома, прощание с родными, досмотр имущества, невыносимо долгие дни на ГСП...
Я проснулся от ужаса, в холодном поту. В первый момент было не понять, где я. Но потом я увидел стройные ряды коек, на которых после трудного дня спали славные воины, весь день чистившие сортир, подметавшие плац, грузившие ящики, кушавшие пшенку с салом... Некоторые из них храпели. Иные вскрикивали во сне. Клянусь, в эту секунду я их любил. Почти невыносимое счастье переполняло меня.
Хрена вам лысого, дорогие товарищи. Уже не призовете.
Я уже здесь. Рубикон перейден, ужас позади. Отсюда меня некуда призывать.
Тем не менее иногда, завидев в почтовом ящике открытку или письмо, я рефлекторно вздрагиваю. Думаю, что буду вздрагивать и дальше. Так просто это не проходит.
...Вадим Ярмак - довольно известная личность на Украине.
Он родился в Харькове в 1972 году и почти с самого этого момента не хотел служить в армии. С физподготовкой у него все было нормально: на сборах в конце десятого класса он легко выполнил нормативы. Не принадлежал он и к числу маменькиных сынков, о которых так любили рассказывать с доброй усмешкой маршал Язов и другие военные люди. Ярмак - мужчина самостоятельный, женатый и при случае может врезать.
Вместе с тем он любит Ричарда Баха и Моррисона и очень не любит сапоги. Немудрено, что его выбор оказался не в пользу последних.
Большинство товарищей Ярмака тоже не любили сапоги. Способов уклониться от встречи с ними существует в общем счете два. Обозначим их кратко как «гастрит» и «институт».
Уклонение от воинской службы - в просторечии «откос» - излюбленная тема разговоров отечественных подростков. Вариантов «откоса» множество: я знал людей, которые всю сознательную жизнь готовились в филологи или биологи, но шли учиться в МВТУ или в авиационный, где на тот момент существовала бронь. В стране, где все занимаются не своим делом, пара-тройка инженеров поневоле мало что меняла. В 1984 году вследствие хронического недобора призывников бронь была снята отовсюду, и единственным способом избежать сапог стал «откос» в чистом виде, а именно симуляция всякого рода заболеваний.
По тем временам перечень этих заболеваний был довольно ограничен. В армию гребли поголовно всех. Тем, кому Господь отказал в серьезном органическом пороке, оставалось косить в четырех направлениях. Первое - последствия черепно-мозговой травмы. У редкого юноши не бывает сотрясения мозга, шрамы и морщины - украшение мужчины. В прежнее время, года этак до 1986-го, даже головная боль служила поводом для освидетельствования призывника в больнице. Добрые молодые врачи и сердобольные медсестры, развлекавшиеся с призывниками в ординаторских, иногда шли навстречу пожеланиям юношей и ставили им вожделенный диагноз. Но и он давал в лучшем случае отсрочку, в худшем же - «нестроевую службу», то есть тот же стройбат. Немудрено, что неврологические заболевания не пользовались популярностью в среде призывников.
Второй путь - легочные заболевания. Существовало несколько рискованных, но верных способов: надышаться сахарной пудрой, накуриться чаем. Это давало надежные затемнения на снимке. Вместе с тем военкоматские врачи легко распознавали подобные закосы и редко на них покупались.
Надежнее был третий вариант: болезни почек и желудочно-кишечного тракта. Один мой друг, как записная кокетка, пил уксус, бутылочку с которым прятал в больничной тумбочке.
Он надеялся на язву, но не приобрел ничего, кроме интересной бледности. Другой друг подготовился тщательнее: он имитировал нефрит, и члены семьи каждое утро заготавливали ему бутылочку с мочой его отца, действительно страдавшего нефритом. По утрам мой друг закидывал вниз удочку, к ней привязывали бутылочку, и анализ, который он сдавал, соответствовал всем требованиям медицины. Сопалатники были в экстазе. Фокус удался.
Четвертый путь срабатывал почти наверняка, но имел печальные последствия для карьеры. Разумеется, я говорю о психиатрии. Здесь белый билет был практически гарантирован, как гарантированы и последующие трудности с получением прав и трудоустройством. Юноши изобретали весьма интересные бреды, но потом подолгу трудились в качестве дворников.
Опускаю такие маловероятные варианты, как усыновление сразу двух детей из детдома (это позволяло «откосить», и один мой приятель, уже имевший ребенка, незадолго до призыва заделал второго: в результате после полугода службы его с ненавистью демобилизовали). Кто-то прятался до двадцати восьми лет, скитаясь по Родине в качестве сезонного работника. Для самых неизобретательных существовали переломы ног и рук в критические моменты - например, в ночь накануне призыва. Один мой друг в Новосибирском университете умолил другого студента сломать ему ногу. Они пошли в сортир, призывник положил ногу в унитаз и приказал: «Бей!» Друг разбежался, занес собственную ногу, ударил, не попал, сломал себе стопу и разбил унитаз, а призывник наутро ушел выполнять священный долг. Аналогичный случай наблюдал я в Москве: юноша не шутя попросил приятеля проломить ему голову. Якобы ночью в парке, когда он возвращался домой после прощания с любимой, на него напали бандиты. Он продезинфицировал молоток спиртом и вручил приятелю. Тот долго примеривался, потом разрыдался, бросил молоток и убежал.
Ярмака все это не устраивало. Бог наделил его железным здоровьем и бойцовским темпераментом. Юноша сотрудничал в независимой харьковской прессе. Из одного прибалтийского дайджеста он узнал об уголовном деле: судили солдата, который бежал из Белоруссии на родину, в Литву. Он был не прочь послужить, но только своей независимой Родине, поближе к дому. Его судили и оправдали, так что дослуживал счастливец в Литве.
Это вдохновило Ярмака. Он избрал путь открытой политической борьбы. Приближался срок его призыва. Чудище обло, стозевно и лаяй нетерпеливо вызывало Ярмака в военкомат, даже не дожидаясь совершеннолетия нашего героя. В один прекрасный вечер он сел за стол, обложился независимой прессой и после часа усердной работы сочинил примерно следующее (мой вольный перевод с украинского):
«Открытое письмо начальнику Ленинского районного военного комиссариата г. Харькова.
Уважаемый товарищ полковник! Помня о многочисленных преступлениях Советской Армии против прав человека в Литве, Латвии, Эстонии, Венгрии, Чехословакии, Афганистане;
зная о фактах кровавого произвола военных в Вильнюсе и Тбилиси в 1991 году;
учитывая многочисленные нарушения законности в Советской Армии (дедовщина, избиение солдат офицерами и т.д.);
отдавая себе отчет в том, что Советская Армия избыточна, плохо подготовлена и занимается вместо боевой подготовки главным образом самообеспечением;
понимая, что в любой момент оружие этой армии может обратиться против собственного народа, особенно сегодня;
считая призыв на военную службу всего мужского населения страны при отсутствии альтернативной службы нарушением прав человека;
сознавая, что мои убеждения не позволяют мне носить военную форму и оружие, я отказываюсь являться в военкомат на призыв и служить в Советской Армии.
Дата, подпись».
Это письмо Ярмак отнес в харьковскую газету «Ленинская смена» (ныне «Событие»), выходящую на украинском языке.
Письмо напечатали. Редакция снабдила его сочувственным комментарием. Предвижу реакцию среднего военного: ежели парень не хочет служить, так бы и написал. А то шибко грамотные все стали. Тут ему и Польша, и Чехословакия, и про Тбилиси вспомнил...
Боится службы, и вся недолга! Значить.
Сообщаю такому читателю, что Ярмак быстро преодолевает полосу препятствий, не является толстым и вялым ботаником, каким в армии особенно трудно, и, главное, действительно был в Вильнюсе в январе 1991 года. И все видел. И писал оттуда корреспонденции. Так что он имел представление о предмете.
Весьма возможно, что с точки зрения всякого нормального прапорщика. Ярмак просто не хочет служить. Идейные соображения играют здесь второстепенную роль.
Я не стану спорить с психологом-прапорщиком. Потому что, а хоть бы и так! Если человек НЕ ХОЧЕТ служить - это, на мой взгляд, является само по себе идейным соображением. Если он умеет бегать, прыгать, драться и при этом НЕ ХОЧЕТ БЫТЬ СОЛДАТОМ - чем не аргумент?
Ведь это не просто нарушение прав человека, но и абсурд - запускать любого, кто провинился только своим совершеннолетием и полом, в условия, приближенные не к боевым, а к тюремным. СССР покалечил в армии много интеллигенции, оторвал от работы значительную часть рабочего класса, развратил и испохабил души лучших представителей своей молодежи.
На тот момент, о котором идет речь, право на идейные соображения предусматривалось только для баптистов (почему при этом были обижены иеговисты, иудеи и адвентисты седьмого дня - остается только гадать). Ярмаку так и сказали в военкомате: баптист? Нет? В строй!
Я честно спросил Ярмака, не было ли у него соблазна временно стать баптистом. Подумаешь, люди обрезание делали, чтоб только уехать отсюда! Но Ярмак твердо сказал: «Нет. У меня идейные соображения, понимаете?!»
Кстати, с религией дело темное. Раньше, допустим, православный мог четко сказать: войны мы не хотим. Если уж на нас полезут - сам Бог велел, пример тому - Сергий Радонежский, благословивший Дмитрия Донского. Но такого разгула воинственного православия, как сегодня, не видано на Руси со времен ига. Иерархи РПЦ вовсю благословляют русское воинство, блокируются с «Памятью» и иже с нею, воспевают в прессе образ русского ратоборца, витязя-богатыря, который бицепсы качает, черну силушку крушит. Так что будущему призывнику я не советую «косить» под православного: у многих православных это теперь модно - любить свое воинство и всех туда усердно загонять. Кроме того, мне пока неизвестны случаи, когда военкомат проявлял интерес к конфессиональной принадлежности призывника. Даже сегодня, когда в армии политруков заменяют капелланы.
Для тех же, кому вероисповедание не позволяет носить оружие (или на худой конец для того, у кого идейные соображения), существует... все тот же стройбат и железнодорожные войска. Там оружия носить не надо. В строй!
Естественно, при выборе между стройбатом и какой-никакой службой задумается даже баптист. А Ярмак и подавно.
На письмо его военком не отреагировал никак. Вскоре повестки посыпались градом. В редакцию Ярмак принес 43 (!!!). На обратной стороне у некоторых были следы клея.
- Что это?! - не понял я.
- А... Это я аппликацию на стене из них делал,- пояснил Ярмак.
В качестве украшения своей аппликации там, где призывник должен расписываться в получении повестки, он написал: «Не дождетесь!»
...Как же он прятался? Сначала просто не ходил. Потом ему стали приходить целые бланки со стандартными угрозами. Потом пришли несколько качаных ребят в обществе одного милиционера. Ярмак спрятался в темной ванной и с тех пор поступал так всегда. Домашние говорили: нет дома. Искать по квартире милиции было некогда: по Харькову косят от армии еще десять тысяч человек, призываются едва ли десять процентов тех, кого призывают.
И тогда в дом Ярмака пришло одно из самых потрясающих писем, которые я когда-либо держал в руках. Оно было адресовано его маме.
«Уважаемая (имя, отчество)! Ваш сын систематически уклоняется от призыва на военную службу. Убедительная просьба указать его местонахождение, а также провести с ним разъяснительную беседу. О проделанной работе сообщить по телефону: (номер). Военный комиссар (фамилия)».
Дословно.
Нет, что хотите со мной делайте, я не знаю, где еще такое возможно, это покруче Павлика Морозова! Чтобы мать официально обязывали доносить на сына и сообщать о проделанной работе! Это, ребята, не 1935 год и даже не полвека спустя - это прошлогодняя открытка.
А что Ярмак? Ярмак переехал к жене, адреса которой не было в военкомате. Иногда он бывает дома, но тут его спасает ванная. Прошлой весной, ввиду развала Союза, его совсем было оставили в покое. Забыли. Так забывали тогда дезертиров, самоходчиков, уклонистов - блаженная пауза между двумя государственностями!
Впрочем, длилась она недолго. В сентябре Украина вовсю начала формировать свою армию. Параллельно свою формировал Народный Рух. Ярмак оказался меж двух огней. Его нежелание служить республиканской армии одобряли руховцы. Но они звали его к себе. В самом деле, у Руха нет пока никаких грехов перед Вильнюсом и Тбилиси. Однако Ярмак ВООБЩЕ НЕ ХОТЕЛ быть солдатом. Вообще, понимаете? Так что поддержку руховцев он вежливо отклонил.
Другое дело - Комитет солдатских матерей Украины. Наш герой съездил в Киев на их съезд и выступил там с большим успехом. Правда, полномочия Комитета солдатских матерей в любой республике совершенно ничтожны. Они не отдают своих детей, а им вручают бумажку: укажите местонахождение и доложите о проделанной работе. Пока все. Кстати, мама Ярмака выступила на местном ТВ в поддержку политики сына.
Никакому театру абсурда это не приснится. Ярмак ходит по родному городу. Все его знают. Он регулярно публикует материалы в независимой прессе Украины. Его имя гремит. Повестки сыплются к нему на дом градом. Военкомат не реагирует на его обращения.
Впрочем, нет. Недавно прореагировал. Дело передали в прокуратуру, и Ярмак получил несколько вызовов туда. Не явился. Ему пригрозили всесоюзным розыском. Союза нет, а розыск имеется... Правда, неделю назад следователь неожиданно смягчился и пригласил непослушного Ярмака к себе домой. Можно с матерью или братом. На чашку чая. В случае неявки на чашку чая опять-таки розыск... Дело, видите ли, в том, что у независимой Украины весьма жесткие законы на сей счет. Отказ от воинской службы карается заключением на срок от трех до пяти лет. Борьба за свободу и независимость всегда оборачивается борьбой за новую государственность. Пора бы привыкнуть.
Впрочем, лица с двойным гражданством (Россия - Украина) призываться, говорят, не будут. Но, во-первых, получить такое гражданство непросто. А во-вторых, эта категория граждан поражается в правах (не может избираться в выборные органы и т.д.). Отсрочку от службы на 3 года дает рождение ребенка. Тонкий демографический ход. Но детей у Ярмака пока нет.
И тут уж не только прапорщик, но и всякий здравомыслящий читатель меня спросит: но служить-то кому-то надо?
А вы знаете, что это за служба, спрошу я? Служба без нормальной пищи - в армии теперь с продовольствием потруднее, чем на гражданке, официально зафиксированы случаи дистрофии - например, на флоте. В постоянном страхе нападения на часть (хищений оружия становится все больше). Служба, бесполезная как в физическом, так и в интеллектуальном, простите, отношении. Солдаты по-прежнему большую часть своей армейской жизни посвящают «наведению порядка в расположении» (дайте передохнуть, тошнит). Альтернативная служба вместо работы в селе, в больнице или на заводе по-прежнему сводится к стройбату. Такова по крайней мере практика. Разговоры о наемной армии остаются утопическими. Четких правовых критериев, по которым призывают на альтернативную службу, пока нет. Что делать?
И здесь я обращаюсь ко всем призывникам, к которым пока без толку взывает Ярмак. Покорение армии Ярмаком ограничивается его собственной неявкой в военкомат. Остальные по-прежнему мучительно выбирают между гастритом и институтом, но в открытую заявить о своем нежелании служить не хватает духу ни у кого. Законы о воинской обязанности в республиках остаются драконовскими (если в России альтернативная служба обещана, то в республиках - нет). Смена текста присяги и цвета знамени, по сути, сводится к смене вывески.
Я глубоко убежден, что современная армия - лишний и вредный опыт для тех, кто не собирается связать с ней свою судьбу. Иными словами, армия может и должна быть ТОЛЬКО ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ. Но решения об этом мы дождемся не скоро: отмазок у властей хватает.
Дорогие ребята! Вспомните: в нашей стране ничего не удавалось добиться, надеясь на доброго царя. Отделения республик, отмены шестой статьи, разрешения на бизнес добивались только снизу. Только мощным движением и надежной самоорганизацией. Пока мы все не откажемся служить в ЭТОЙ армии, любые разговоры о нормальной альтернативной службе и наёмной армии останутся разговорами.
Так и здесь. Только всеобщая забастовка призывников, всеобщая, как в Америке во времена Вьетнама, неявка на призывные пункты заставят правительство решительно пересмотреть вопрос о военной службе.
Это особенно важно сейчас, когда к власти в любой момент могут прийти совсем не ласковые силы. Если у кормила окажутся разнообразные «единства», грозные спикеры и черные полковники, с нами будут разговаривать иначе. Тогда нам придется поворачивать оружие против собственного народа и против тех, кто не хочет служить. Сегодня еще не поздно сделать армию НОРМАЛЬНОЙ. Дать возможность «отказникам» работать там, где не хватает рабочих рук. Иными словами, пока мы просим, у нас ничего не получится. Солдатские матери уже организовались, а мы по-прежнему ленивы и нелюбопытны. Стыдно.
Нужна организация призывников, которые не хотят служить в сегодняшней армии. Нужны свои активисты, свой штаб, свои телефоны. Иначе нам никогда ничего не будет. Не будет и Ярмаку, который борется в одиночку и второй год ходит под дамокловым мечом суда. Давайте не доводить дело до политического процесса. Давайте бороться, пока не поздно. Дело не в том, чтобы не служить. Без армии нельзя. Сам знаю. Дело в том, чтобы служить в нормальной армии, а это уже зависит только от нас.
Я сознаю всю ответственность, которую на себя беру, призывая к борьбе в достаточно сложное время. Сам борцов не люблю. Но в этой ситуации мы не можем ждать милостей: ждем их пять лет, а толку? Всех, кто не хочет служить, я призываю самоорганизоваться и в открытую заявить свой протест. Ей-богу, это не страшно. Пока мы едины, мы непобедимы, они с нами ничего не сделают.
...А что же Ярмак? Он по-прежнему в одиночку противостоит махине. Никто из его друзей не поддерживает его в открытую, хотя на ухо все выражают солидарность. Скоро ему идти к следователю. Когда я это пишу, результаты их беседы никому не известны. Когда вы читаете - уже известны. Мне, ему и следователю.
Если поезд хочет лететь под откос, уговоры бесполезны.
Это я не про него. Про остальных.
Продолжение следует.