Дмитрий Быков // "Известия", 19 мая 2011 года
ЧЁРНЫЕ БЕЗ САХАРОВА
Девяностолетие Андрея Сахарова Россия встречает в обстановке, когда новому Сахарову взяться принципиально неоткуда - для этого сделано все возможное.
Что греха таить - из всего советского диссидентства именно Сахаров был наиболее опасен для режима: его не решились посадить, ограничились ссылкой, его авторитет на Западе был сравним с солженицынским (и к середине 80-х превосходил его - поскольку Солженицын с Западом поссорился), он был из неуязвимых врагов - ибо не просто безупречно себя вел и ничем себя не компрометировал, но происходил из бывших друзей, опор и столпов. Если объявлять таких врагами, придется, как в сталинские времена, истреблять всех, кто "покрывал". А таких было - вся ядерная отрасль.
Преображение Сахарова из ведущих секретных физиков в вожди инакомыслия - едва ли не единственный факт советской истории, из которого постсоветская власть сделала реальные выводы. Сознательно или на уровне инстинкта, - судить не берусь.
Революции, учит статистика, редко происходят в нищие годы - чаще на подъемах, когда у людей есть что пожевать и можно задуматься о собственном достоинстве. И революционеры, по крайней мере успешные, принципиальные, прозорливые, редко выходят из угнетенного класса: самые опасные враги режима - из элиты.
Обосновать эту закономерность нетрудно: во-первых, лучшая политика - бескорыстие, ибо корысть легко удовлетворяется, причем немногим, да и перекупить алчного противника значительно легче. Как говаривал Андропов, имея в виду массы, "дадим колбасы, не захотят никакой свободы"; и нулевое десятилетие отчасти подтвердило его правоту. Выходцы из этой спецслужбы вообще обычно циники и думают о людях очень дурно, хоть люди и заслуживают того. Во-вторых, Россия так устроена (хотя закон этот срабатывает и вне ее), что социальное расслоение здесь чудовищно - угнетенные до того унижены и оскорблены, что сил и ума вступиться за себя им попросту недостает. И, в-главных, революционеру позарез нужно чувство собственного достоинства - а оно, так уж повелось, воспитывается прежде всего в элите. Встречается-то и в массах, кто спорит, - но только у элиты оно по-настоящему обострено. Пожалуй, чтобы вступить тут в конфликт с властью, нужно преувеличенное самолюбие. Именно элита негодует, когда наступают на ее права и привилегии, потому что у нее они есть. Потому революционеры в России - почти всегда из дворян, военных или номенклатуры: из тех сред, где понятие чести особенно значимо.
Сахаров был одинаково искренен, когда служил Советскому Союзу, когда пытался его улучшать и когда, осознав невозможность улучшений, вступил с ним в прямую конфронтацию. В пятидесятых, шестидесятых и семидесятых он поступал в строгом соответствии со своими понятиями о гражданском долге. Можно обсуждать его убеждения, спорить о том, в чем он был наивен, а в чем, напротив, пророчески прав, но Россия ведь, повторюсь, страна неидеологизированная, здесь ценятся не взгляды, а их наличие и готовность отстаивать. Сахаровский modus vivendi значительней его политических взглядов, весьма приблизительно определяемых как либеральные. Сахаров не был убежден в фатальной обреченности СССР, он искренне рассчитывал на конвергенцию с Западом - и в этом совпадал с множеством советских прагматиков-технократов. Думаю, он был прав, хотя опять же не в этом дело.
Важно, что Сахарова не удавалось ни запугать, ни запутать, ни нагнуть, ни подкупить - система имела дело со своим порождением, причем из лучших. Сахаров вышел из превосходной среды - не просто научной, а тепличной; не следует путать закрытость оборонной элиты с изолированностью шарашки, хотя нынешние снобы нет-нет да и обзовут шарашкой сам ФИАН.
СССР - да и Россия в целом - не силен по части производства товаров народного потребления, но является истинным чемпионом по созданию сред. Закрытое общество - особенно такое, в котором религия табуирована или присвоена государством, - в изобилии плодит секты, то есть такие же закрытые модели с высоким градусом дискуссий, внутренней борьбы и невротизации. В сущности, при авторитаризме каждый отдельный гражданин сам себе секта. Однако из таких сред выходят отличные люди - стоит вспомнить новосибирский Академгородок, закрытые институты, литературные объединения... Петр Григоренко - другой прославленный диссидент - был генералом. Да ведь и Солженицын был, как ни крути, известнейшим советским прозаиком, кандидатом на Ленинскую премию. В противоречие с системой входят, как правило, не те, кого она привычно и как бы не замечая использует, и даже не те, кого давит, а те, чьи амбиции она ограничивает. Это жестокий, но справедливый закон. Все прочие - не революционеры, а примитивные и отходчивые мстители.
Так вот, если нынешние времена чем и отличаются по-настоящему от советских, - помимо упрощения и минимизации всего и вся да наличия всероссийской кухни в виде интернета, - так это отсутствием сред или, во всяком случае, установкой на их искоренение. Вместо них предлагаются суррогаты, где ученые должны резвиться под присмотром начальства. Есть, конечно, и Дубна, и Новосибирск - но там живы традиции вольномыслия.
У нас вообще нынче делается все, чтобы истребить самые предпосылки для создания среды: истребляют лучшие школы (закрывают Донской лицей, сделали платным центр детского творчества в бывшем Дворце пионеров), душат образование непрерывными реформами, разоряют фундаментальную науку, растлевают бестолковыми подачками и все той же нищетой репертуарные театры, где скандал следует за скандалом...
Когда стране, по-платоновски говоря, "некуда жить", нормальной элиты в ней быть не может - только финансовая. А попытки сделать Сахарова из Прохорова обречены - при всем уважении к миллиардеру, согласившемуся на столь безнадежное дело, как поправка имиджа системной оппозиции в условиях господства серых, а может, уже и черных.
Так что нынешняя российская власть может спать спокойно. Таких врагов, как Сахаров, у нее не будет.
Враги, которые у нее в результате будут, окажутся гораздо хуже.
.