Как убить свой рассказ: часть 6

Jun 28, 2016 15:27




В прошлой части мы разбирали супергероев-терминаторов и сюжеты без событий.
Сегодня расскажем, как легко превратить рассказ в экспонат сообщества ru_klukva_ru

О вреде ретрофутуризма

Когда в 2012 году мы давали первый конкурс рассказов, то большинство поданных работ относилось к жанру ретрофутуризма. Того самого заскорузлого ретро, в котором люди 20-го века представляли век 21-й. Точнее, к стилизациям под такие представления. Учитывая, что наша лавочка зовётся «СССР-2061», это было ожидаемо.

Всё бы хорошо, только прошлое уже закончилось. И читатель отлично знает, что история пошла по-другому. А значит, если мы хотим хоть какой-то достоверности, то Мистер Граната нам больше не друг ретро нам уже не поможет. В конце концов, что толку от воздушных замков, если их точно нельзя построить в бетоне?

Поэтому на конкурсе 2015 года мы уточнили наши требования. К примеру, официально запретили все виды альтернативной истории, включая попаданцев. Более того, мы сели и написали сеттинг, в котором обрубили многие вусмерть излюбленные авторами направления (косплей Red Alert, косплей Стругацких с Ефремовым, да ещё кое-что по мелочи). Мы не собирались делать за авторов их работу, расписывая то, что должно быть в рассказах. Напротив, большую часть сеттинга занимало то, чего в рассказах быть не могло. В частности, государство, которое в 2060-е годы именовалось Советским Союзом, по факту не могло походить на исторический СССР почти ни в чём, кроме географического положения да некоторых ключевых идей. Ничего страшного в этом нет: Ту-160 тоже не похож на самолёт братьев Райт, и никого это не смущает.

Польза от этого была: многие авторы действительно включили свою фантазию. Некоторые из них, что особо ценно, сумели совместить фантазию с реальностью. Однако рецидивы ретрофутуризма, конечно, всё равно проступали, хотя и помимо авторской воли. О них-то мы сегодня и расскажем.

Явления-анахронизмы

Проще всего превратить рассказ в лубок, напихав туда явлений-анахронизмов: бытовых реалий, которые когда-то существовали в прошлом (обычно годах в 1970-х), но которых в будущем даже не предвидится. А если и предвидится, то явно не в той форме и не под тем названием, под которым оно когда-то было в истории.

Примером тому - рассказ «Рубиновая звезда». Там автор начал неплохой любовной драмой да ещё и совмещённой с производственным триллером - а кончил тем, что главного героя таскают (sic!) на товарищеский суд за аморалку. На котором ему грозят пальцем и говорят «фи» (на что герою, в целом, наплевать).

Мы попытались примерить этот товарищеский суд к реальности, но ничего хорошего не получалось. Если большинство жителей к 2060-м впало в пуританство (кстати, а почему впало? Такие вещи неплохо и пояснять...), то они и так смогут сделать герою массу тяжелейших проблем. Например, организуют ему полноценную травлю в местных медиа: такую, что лучшие друзья от него отвернутся. А если жители в пуританство не впали, то получается, что суд ни разу не отражает реальные настроения реального общества - и при этом действует. Что это значит? Это значит, что такое общество тяжело болеет и скоро помрёт в корчах. Как, собственно, и случилось с реальным СССР в реальной истории.

Мы спросили автора: зачем же вам в рассказе такой странный маркер? В конце концов, к сюжетообразующим элементам он и близко не относится, рассказ-то вообще про другое. Обойтись без этого товарищеского суда - как два байта переслать. На кой он вам нужен? Нам ответили: а для того, чтобы сделать рассказ ... более советским! Тут уж ничего не поделать: только обнять и плакать...

* * *

Иногда реалии брали не из позднесоветской практики, а из откуда-то из фантастики «Золотого Века». Например, во многих работах употреблялось слово «видеофон» в значении «телефон, который умеет передавать видео». Цимес в том, что уже сейчас почти все телефоны умеют передавать видео, но называют их по-прежнему телефонами. А собственно видеофоном сейчас иногда зовётся видеодомофон.

Писатели нам возразят: почём вам знать, как оно будет в будущем? Язык-то со временем развивается, смыслы слов меняются, а ну как и правда телефон перекрестят в видеофон? Да очень просто: мы, читатели, мыслим одноклеточно, по бритве Оккама. У нас есть два объяснения: что язык изменился в нужную сторону (сложно и маловероятно) - и что автор халтурит. Угадайте с трёх раз, которое мы выберем?

Другие писатели нам опять возразят: а что, если язык менялся целенаправленно? Например, конструктор Камов когда-то придумал слово «вертолёт», и заменил им длинный и непонятный «геликоптер», а правительство, через прессу, это и внедрило? Ну да, внедрило, и правильно сделало: русский «вертолёт» стал намного короче, проще и понятней, чем всех задравшая латинская несъедобщина. Однако если эти условия не выполняются, то менять шило на мыло люди не станут, кто бы им ни приказал. И даже если выполняются, то всё всё равно успех не гарантирован: «светопись» вместо фотографии в своё время так и не прижилась...

* * *

Иные авторы пытались изобразить, ни много ни мало, пропаганду и пропагандистские лозунги. Всё бы хорошо, только в качестве прототипов они брали образцы, устаревшие ещё при царе Горохе. Как, например, в рассказе «Возвращение».

>> Так Алекс оказался в приемной ГБшника (так всегда называл людей в форме его отец). Ожидал собеседования для возможности репатриации. Рассматривал плакаты. «Слава советским наладчикам-электронщикам», «Мужеством, ловкостью, силой горды, множим советских рабочих ряды!», «Слава советскому народу - творцу могучей космоавиации!», «Человек человеку - друг товарищ и брат!», «Каждый - коллективу, коллектив - каждому!».

Для справки, современная пропаганда называется «реклама». А современные пропагандистские лозунги зовутся «рекламными слоганами». Выглядит это примерно так.

Герои из формалина

Частный случай анахронизмов - герои, притянутые за уши из совершенно других эпох.

Пример, доведённый до абсурда - «Письмо внуку». Там в рассказе происходит нехитрое: деревенские Дед с Бабкой пишут письмо внуку. Прочитаешь - и ажно заколдобишься:

>> Недалеко от нас девушка пригожая поселилась, Елизаветой зовут, фазанов разводит и сад какой-то диковинный посадила. Вот бы тебе невеста. И умна, и рукодельна!

>> Ярмарки считай каждый день то в одной деревне, то в другой. Всё есть. И опять же - народу общение. Отвыкли по домам сидеть - всё на людях.

>> Раньше в окрестных деревнях пустых домов было полно, не то что животина, люди редко мелькали, а теперь другое дело: заселяют наши места, обрабатывают земельку, нигде бурьяна не увидишь. И от крупных комплексов Бог наши места уберег!

Судя по тексту, героев пригласили из русских народных сказок. Вероятно, из «Малахитовой шкатулки» Бажова. Мы очень любим русские сказки, но при чём тут будущее?!

* * *

Если хотите пример потоньше, можно полистать «Аппарат Бубликова». В этом рассказе, в частности, был дедушка Бубликов, который только что вылез из берлоги приехал из колхоза. Его подавали как этакого Космонавта Андропова из фильма «Армагеддон», уснащая его речь оборотами a la mouzhique годов из 1950-х. В частности, его визитной карточкой стала фраза «тудыть-растудыть».

Одна беда: этот дедушка, на минуточку, наш с вами современник. Сейчас ему лет тридцать от роду. А ещё он явно умеет пользоваться интернетами, и, скорее всего, активно ими пользуется. Как и его коллеги в колхозе (который тоже вряд ли похож на колхозы 1950-х). В глазах изрядного количества читателей это «тудыть-растудыть» будет даже менее вероятным, чем говорящий пингвин. Мы понимаем, что это эвфемизм, заменяющий матюки. Одна беда: на наш взгляд, конкретно этот эвфемизм - та ещё редкость, вроде слова «пройтить», которого мы живьём не слышали ни разу.

Нам скажут: но ведь это же даст комический эффект? Не тут-то было, для комического эффекта тоже нужна уместность. Представьте себе, что дон Корлеоне в «Крёстном отце» одет в чёрный пиджак с бабочкой - и в шорты Abibas. Что почувствует зритель? Да ничего хорошего. Если он и засмеётся, то не над сюжетом, а над постановщиком. Ну и кому оно надо?

* * *

В парочке рассказов было ещё забавнее: в герои брали этаких советских эльфов. Милых, добрых, но феерически наивных. Когда такие ребята встречались со всяким Злобным Злом, то начинали удивляться: а что, оказывается, и так бывает?

Положим, годах в 1960-х такие люди у нас имелись в ассортименте, ибо советское общество было стабильным и безопасным - и при этом очень закрытым. Даже когда Беззубая Советская Пропаганда™ пыталась напугать граждан «звериными оскалами капитализма», никто ей толком не верил (как потом оказалось, напрасно). Но в XXI веке такая закрытость, к сожалению, невозможна. Ничего личного: технический прогресс.

И когда современный человек видит, как другие современные люди режут головы третьим современным людям - то его это, возможно, ужаснёт. Но не удивит. А это совсем другие реакции и совсем другое поведение...

Здесь нас спросят: это что же, получается, общество будущего от общества настоящего отличаться не может?

>> Вы используете нынешнее общество как линейку для измерения социальности. Мол, не может быть в 2061 году такого народа, который авторы нашли в рассказах.
>> Но это же бред! Да, современное общество способно дожить до 2061 года с небольшими изменениями. Но СССР-2061 оно не создаст. СССР могут основать совершенно иные люди, с мировоззрением, кардинально отличающимся от современного.

И правильно спросят. Общество будущего может отличаться от нынешнего. Иногда может отличаться просто разительно: так, например, общество 1930-х отличалось от общества 1890-х. Одна беда: каковы бы ни были изменения в обществе, они пришли не волею Зевеса, а имели свои причины. И если мы, читатели, не понимаем, откуда в будущем взялись такие-то отличия от нашего родного социума, то рассказ для нас сильно теряет в достоверности.

Тут нас опять спросят:

>> Это что же теперь, за каждое отличие надо подробно растолковывать, откуда оно взялось? Это же никакого объёма не хватит! К тому же, во многих рассказах отличия от современного общества были, причины тех отличий не объясняли, а читатели всё равно верили?

Увы, точного рецепта мы не знаем. У нас есть только некоторые наблюдения.

  • Да, часто читатель и сам догадывался, откуда в обществе взялись такие-то отличия от нынешней реальности. Например, во многих рассказах мы и сами понимали, почему люди нашего будущего могут дорожить социальной справедливостью сильнее, чем мы. Но вот на других рассказах, напротив, чесали репу в недоумении. Например, когда видели там тех же «советских эльфов».
  • Да, не во всех рассказах есть возможность, как в том же «Предъявите ваши документы», вставить экскурс в историю. Тем более, что такой экскурс ещё и должен быть уместным - а это не так-то просто. В конце концов, правило «показывать, а не рассказывать» тоже никто не отменял.
  • Да, не всегда имеет смысл объяснять отличия подробно: иногда достаточно полунамёка, и мы всё понимаем.
  • И да, часто без дополнительных объяснений действительно можно обойтись - если, конечно, автор верит, что мы и так его поймём.
  • Так что давать объяснения или не давать - это всегда на совести автора.
Но уж сам автор всегда должен знать, чем его общество отличается от нынешнего - и почему оно стало таким. Иначе можно не только войти в контры с читательской картиной мира, но и насажать внутренних противоречий, а то и заведомо невозможных явлений. А это для рассказа - верная смерть.

Ложная проблематика

Другой способ выстрелить себе в ногу - ложная проблематика: это когда рассказы пишутся вокруг проблем, явно высосанных из пальца. Просто потому, что об этом написала какая-то советская газета в каком-то бородатом году.

Мы не против заимствований, если они уместны. Мы против того, что многие авторы, похоже, вообще не задумывались, какие проблемы встанут перед их героями в их же реальности.

Пример ложной проблематики - рассказ «И будет биться сердце». Там в операционный блок поступает Филя Коршун: наёмный убийца, пострадавший при задержании. Он поймал несколько осколков в область сердца, подорвавшись на своей же гранате. Один из тех осколков засел чертовски глубоко, и извлекать его трудно. Придётся делать это вручную, без машинерии.

Ассистентка предлагает Хирургу: док, может, и так сойдёт? Чай, не помрёт пациент от этого осколка? А что мучиться будет - так нехай мучается, злочинец проклятый! А Хирург и отвечает: ни-ни! Да не просто отвечает, а толкает целую пафосную речь:

>> Во-первых, я работу свою привык делать высококачественно. Чисто. Во-вторых, судом над асоциальными элементами у нас занимаются специализированные органы, а не врачи. В-третьих же… Преступник - тоже человек. Посвятивший себя ненависти, насилию, подлости, но человек. Я не могу оставить осколок прямо в грудной клетке, напротив человеческого сердца, и спокойно жить, зная, что однажды этот осколок может пробить желудочек. Проткнуть живое сердце. Черное, изъеденное злобой, но живое человеческое сердце...

С такой мощной подачи даже Ассистентка проникается, продолжает операцию и находит своими молодыми глазами ещё один мелкий осколок (не иначе, нанокерамический, раз рентген его не увидел). Через много-много лет Ассистентка вырастет, защитит докторскую и сама будет задвигать юным врачам мощные речуги на вручении дипломов. И всё у неё будет хорошо...

Что здесь видим мы? По факту, Ассистентка предлагает Хирургу совершить служебный проступок. Который гарантированно всплывёт при будущих обследованиях пациента. Или при вскрытии. И, как минимум, подпортит Хирургу репутацию. А то и приведёт к увольнению. Мы, конечно, можем предположить, что Ассистентка употребляет всякие вещества из списка А - но можем предположить и другое: что автор не понимает, как работают и чем живут его собственные герои.

А самое обидное в том, что у настоящих врачей есть масса настоящих бед и печалей. У них могут быть безумные пациенты, от которых хочется громко выть. К ним могут назначить безразличное начальство, которому на всё плевать, лишь бы отчёты были в порядке. У них могут быть любые проблемы с любыми коллегами, которые тоже ни разу не ангелы божии. Да и сам лечебный процесс - это вам не цацки-пецки. Чего далеко ходить: в любой Новый Год вся страна празднует, а любая токсикология впахивает по-чёрному. Её просто заваливает телами, решившими упиться до смерти. А уж тему СМП мы и вовсе пропустим, а то нас в шок-контенте обвинят.

И все эти вещи - ни разу не тайна. Можно зайти в любой ВК-паблик, где заседают медработники, и просто почитать, что они там пишут. А при желании - и самому их расспросить. Но пользоваться чужими рельсами, конечно, проще, даром что они ведут в яму...

Le sovoque

Помимо логических нестыковок, был и чисто стилистический способ заразить текст ретрофутуризмом. Достаточно стилизовать текст под позднесоветский газетный репортаж, года этак 1978-го. Причём не под лучшие образцы (вроде Овчинникова или Пескова), а под образцы худшие, писанные безблагодатно и с внутренним глумлением. Мы называли этот стиль le sovoque.

Что его отличает?

  • Засилье затасканых штампов, доходящее до пошлости.
  • Тотальный отрыв от живого великорусского языка, доходящий до презрения к собственному читателю.
  • Навязчивая политизация любых аспектов жизни. Ключевое слово - не столько «политизация», сколько «навязчивая».
  • И - пустопорожний пафос. Иногда нам кажется, что авторы пользовались им для того же, для чего иные повара пользуются острыми соусами: чтобы скрыть запах тухлятины осетрины третьей свежести. Это настолько вошло в привычку, что пафос подливали даже там, где он и даром не нужен.
Если нужны примеры низкопробной позднесоветской журналистики - можете почитать «Компромисс» Довлатова. Если жалко времени, можно прочесть только эпиграфы: кусочки статей, которые Довлатов писал в советские газеты. Писал «на отвяжись», о вещах, которые видал в гробу.

* * *

В качестве примера le sovoque на нашем конкурсе, рассмотрим рассказ «Коммунары». Сюжет там нехитрый. Строитель на бульдозере монтирует опоры для будущего монорельса вдоль существующей железной дороги. Одна из опор (здоровенная дура в десяток тонн) начинает заваливаться, грозя упасть на проходящий поезд. Бульдозерист, недолго думая, таранит эту чёртову опору, и она рушится прямо на бульдозер, расплющив кабину и поломав Бульдозеристу все косточки. Но Бульдозерист был парень не промах, и, повторяя мантру «коммунары - вперед, коммунары - вперед», он Собирает Последние Силы и сталкивает эту опору под откос. Теперь поезд не пострадает. Наши Победили.

Рассказ коротенький, но все черты le sovoque там присутствуют.

Заштампованность? Ещё какая! Опоры в рассказе непременно «многотонные», лужи - «бескрайние», строители - «ударные», ну и так далее. Так и хотелось посоветовать автору почаще открывать словарь синонимов…

Отрыв от живого языка? Полнейший, как по заказу! Вот что герой говорит (да не на митинге, а мысленно, про себя):
>> Тут важен не только материальный стимул (хотя платят очень прилично), но и моральный. Чувство долга, верность своему слову, желание в очередной раз доказать, что советские рабочие и инженеры - лучшие в мире!

Навязчивая политизация? Она самая! Автор целую лекцию по международному положению в рассказ встроил. С учётом того, что рассказ совсем коротенький, это очень сильно бьёт по глазам.

Ну и, конечно, пафос... Мы не против пафоса, но здесь его настолько через край, что даже старая песня о канонире Ябурке из «Солдата Швейка» не кажется чем-то экстравагантным…

* * *

Здесь знакомые писатели нам опять возразят: может, автор это от чистого сердца выдал, а мы тут морду воротим?

>> А что, если автор не халтурит, а действительно так чувствует? Ну, вот так он ощущает «свой СССР»? Для него это преодоление, пафосЪ, превозмогание как часть жизни. И лозунги у автора не как фантик, обертка и сухой прием, а как реальная «внутренняя накачка» по причине полного с ними согласия?

Чистая правда: мы, читатели, не можем знать, почему автор написал именно так. Обычно мы и не хотим этого знать. Зато мы точно знаем, когда рассказ противоречит нашим представлениям о реальности. Тогда у нас в мозгу загорается красная лампочка с надписью «недоверие» - и всё, пиши пропало. Кто-то из нас обвинит автора во всех грехах, включая сожительство с Сатаной, кто-то промолчит - но рассказ всё равно отправится в топку. Тот самый рассказ, в который автор уже вложил столько сил!

Может ли автор этого избежать? Наверно, может. Надо убрать или объяснить все нетривиальные для нас моменты. Обратите внимание: нетривиальные не для автора, а для читателя. И чем лучше автор понимает своих читателей, тем реже они будут цитировать Станиславского.

Le sovoque: откуда он взялся?

Иногда нас спрашивали, а откуда вообще взялась такая стилистика в историческом СССР?

И вот что забавно, le sovoque характерен далеко не для всего советского периода. В тех же 1920-х годах язык развивался очень бурно и беспорядочно, а всякой экспериментальщины было - просто без счёту. Но ведь и в 1930-е, и в 40-е, и даже в начале 50-х язык прессы тоже был понятным и эффективным! И на тогдашнее советское общество он работал очень чётко. Да, от экспериментов отказались - но предвоенная обстановка и не подходила для экспериментов (послевоенная, в общем, тоже). Да, высшей истиной и двигателем развития в языке стал работать товарищ Сталин - но, надо отдать должное, у него неплохо получалось. По крайней мере, он знал, что и зачем делал (да и выбора у него, собственно, не было).

Насколько нам известно, деградация началась где-то с середины 1950-х. С одной стороны, наши политики любого масштаба привыкли писать тексты в выверенном «политкорректном» стиле (а их спичрайтеры - и подавно). С другой стороны, истиной в последней инстанции работать стало некому. Выход нашли простой: как можно шире пользоваться кусками предыдущих текстов, которые когда-то проканали. А идеальным текстом стала компиляция цитат из бородатых классиков. Ну и из текстов, ранее публикованных в партийной печати. С каждой такой итерацией стилистика становилась всё тяжеловесней и всё невнятней. И годам к 1970-м она окончательно выродилась в тот самый le sovoque.

Да, и тогда были авторы, которые писали живо, для читателей. Только тон задавали те, кого не заботил ни смысл собственного текста, ни то, как его будет понимать адресат. Ни вообще хоть какие-то результаты: лишь бы внешний формат их речений соответствовала некой «политкорректной норме». Которую, к тому же, никто доподлинно не знал. А так как позднесоветская пресса была по уши политизирована (даже там, где это явно было вредно), то проблемы партийной печати (и проблемы компартии) моментально передались всем нашим СМИ.

Le sovoque: чем это плохо?

Кто хочет поглубже зарыться в историю позднесоветской культуры - можете почитать хотя бы Алексея Юрчака. Но для нас важно немногое:

  • Во-первых, le sovoque не был неотъемлемой частью Советского Союза. Почти 40 лет он если и существовал, то не в мейнстриме. И никто от этого не страдал.
  • Во-вторых, le sovoque никогда не был достоинством. Это был признак глубокого кризиса советской политики. Того самого внутреннего кризиса, который и привёл нас к 1991 году.
Нам возразят: но как же быть, ведь такая стилизация легко узнаётся читателями и придаёт тексту характерный облик? Да, узнаётся. И да, придаёт. А что толку? Язвы на лице прокажённого тоже придают ему очень характерный облик, но радоваться им всё-таки не стоит.

P.S.

Подводных камней, на самом деле, куда больше. Однако избежать их, по нашему разумению, не так уж трудно.

Нужно всего-навсего слезть с чужих рельсов и начать ориентироваться на себя, на читателя - и на реальность.

Это и есть настоящая фантазия.

как убить свой рассказ

Previous post Next post
Up