Народы Туркменистана. Белуджи. Часть 4. "И водружайте корону Дария на голову дервиша!"
Пусть твоей любовью будет ветер этих пустынь,
Бухара и Дели их не стоят!
Как вода ручья сама находит себе путь,
Так и наша воля в этой степи и долинах.
-
Уважайте свободу в этом бушующем мире,
И водружайте корону Дария на голову дервиша!
Учитесь у тех, кто сумел противостоять миру,
У тех, кто знает, как из песка сделать алмаз в оправе из кремня.
- - -
Горюю. Ущерб от прилепившегося в 2022-м году предпринимателя огромный... мы в диком минусе, потери в саду просто поражают... Говорю бригадиру нашей почти полностью белуджской команды помощников:
- Муса... если я оставлю сад, если продам его - пойдете со мной в пустыню? Поднимем пастбищные угодия, лес, построим колхоз... правда, таких вкусных ягод и фруктов там не вырастишь... пойдете? Найдутся ли наши, кто с нуля снова будет терпеть и пахать? (Наши - для меня белуджи - уже давно наши).
Муса:
- Да.
"Да" у белуджа - жизнь. Мало кто представляет, какие стойкие и надежные люди - белуджи. Я отправлял в на целый месяц в командировку моих помощников в пустыню и вплавь на охотничей лодке на веслах на Каракумский канал; они делали замеры заиливания, расхода и скорости воды, и карту гуляющих стремней...
Когда навещал их во время их путешествия, ездил через наши южные Каракумы - и видел, какие стойкие это люди, белуджи, и как на них можно положиться. И потому спрашивая Мусу, я не шутил.
Много раз говорил со своими помощниками о том, что здесь, в горах, хорошо, но в Мары есть вода - нужны только знания и труд, чтобы можно было достойно жить и работать гораздо большему количеству людей. И, может быть, в этот раз - мы все-таки поступим как белуджи - пойдем с голыми руками в пустыню, и построим жизнь.
Но в этой части о белуджах я не об этом; просто кошки на душе скребутся от несправедливости, жадности и глупости людей, которые поднялись в Ашхабаде... Даст Аллах, и это пройдет, не впервый раз уже нас давят.
Вот что хотел рассказать вам сегодня:
Читаю о белуджах, изучаю их язык, и сегодня, наконец, выверил до конца и создал клавиатуру алфавита языка наших, мургабских белуджей полностью учитывающего правила фонем и , описанным В. А. Фроловой в ее труде "Белуджский язык", изданном Институтом народов Азии Академии Наук СССР в 1960-м году. Внимательно проверив ее данные со своими помощниками-белуджами, сохранил особые фонемы и форму передачи звука, которая сильно отличается от звучания языка белуджей современного Балучистана и Систана. Там, в Афганистане, Иране и Пакистане, звучание уже утратило фонемы, имевшиеся только в белуджском языке, например ṭ или ḑ. Очень помогло разобраться в правилах передачи звуков издание собрания белуджских сказок, собранных знатоком И. И. Зарубиным - в этом издании, насколько я понял, автор приводит как транскрипцию гласных (долгие и короткие, во всех современных алфавитах белуджского языка эти различия утеряны), так и интонацию синтаксиса.
Интересные сведения о своей работе и помощниках приводит сам И. И. Зарубин:
"Главным источником получения сказочного материала была белудж ская молодежь, учившаяся в 1928- 1929 гг. в Мерве и частью в Ленин граде; только одна сказка была записана вне этой среды. Из этой молодежи старшими были Мамад-нур Каландаров и Кадыр Шакаров; обоим было лет по 20- 25 (своего точного возраста белуджи не знают). В 1928 г. они учились на Мервских педагогических курсах, а в 1929- 30 г. на ра бочем Факультете при Ленинградском Восточном институте. Мамад-нур Каландаров принадлежал к аристократическому слою белуджского обще ства: он был пасынком крупнейшего из родоначальников белуджей СССР, известного Керим-хана, жившего близ Иолатани, и имел многочисленных родственников также в Серахском районе. До поступления на педагоги ческие курсы он учился некоторое время в одном из персидских медресе, и был хорошо грамотен по персидски и по туркменски. Его сказки (II и IV настоящего сборника) отличаются наибольшею литературностью и заметно проникнуты персидским влиянием. В противоположность ему, Кадыр Шакаров бездомный бедняк; брахуи по происхождению, круглый сирота, он с детских лет был вынужден трудом добывать себе пропитание, то на желез ной дороге, то в качестве чернорабочего в Мерве, то пастухом у туркмен. Скитальческая жизнь сделала его полиглотом: в той иди иной степени, он был знаком с языками: персидским, туркменским, брахуи и русским. Его сказки (IV, XVII- XIX) заметно отличаются от сказок Мамад-нура Калан VI дарова, как более простым языком, так и своим содержанием (особенйо три последние).
Больше всего сказок (I, III, Y, VII- IX, XII- XIV, XX-XXI) принадлежит Ибрагиму Мамад-ханову, и почти все они фантастического содержания. Рано осиротев, он жил в семье горячо любившего его дяди, человека степенного и несколько образованного, занимавшего должность председателя аульного совета в Байрам-алийском районе. Ибрагиму Мамад-ханову было лет 15, он считался очень способным в школе, и по своему развитию он опережал своих товарищей, как в Мервском интернате для белуджей, где он учился до 1928 г., так и на рабочем факультете в Ленинграде, где он пробыл следующие два года. Языкам персидскому и русскому он начал учиться только в школе. Остальные сказители из воспитанников Мервского интерната: Ибрагим Мирбеков (XI), СаФар Нур-мамадов (X), Самад Гуль-миров (ХV) и Карим Гуль-мамадов (XVI) были мальчиками лет 14, ничем не выделявшимися из среды своих сверст ников; персидскому языку они учились в интернате, русского не знали. Родители Ибрагима Мирбекова жили в Иолатанском районе, остальных - в Байрам-алийском, и по своему имущественному положению были не выше и не ниже среднего уровня. Последним из сказителей, со слов которого была записана вторая из сказок, помещенных в Записках Коллегии востоковедов, был некто Кечи-хан, - уже немолодой человек, занимавший раньше командную должность в персидской армии и в 1926 г. или 1927 г., бежавший оттуда в Советский Союз. В 1928 г. Кечи-хан жил в ауле близ железнодорожной станции Анненково (ныне Захмат), недалеко от Байрам- али, где он пользовался большим уважением среди односельчан, и был известен также, как недурной поэт и музыкант."
Я могу видеть, как искренность и честность этого народа отличается от того, что со всеми нами сделало это лукавое время... и чувствую себя должником. Не в том смысле, что я - хозяин сада и работодатель, а должником по достоинству. И потому я с воодушевлением собираю сведения об этом народе, и думаю о том, чтобы дружить с образованными белуджами, которые преподают в школах на Мургабе, Туркменгала, Барамалы и Ханховузе, где в основном и проживают наши белуджи.
Хочу привести слова А. И. Вилькинса, русского ученого-путешественника, первым описавших быт и уклад жизни белуджей в Туркестане:
"Чрезвычайно робкие при столкновениях с русскими, белуджи наивны и доверчивы как дети; ни разу не удалось мне заметить ни в одном из них желания схитрить. Знакомство мое с ними началось с прихода троих белуджей с медведем на мой двор. Они чувствовали себя видимо неловко, когда я начал расспрашивать их, но, успокоенные моим ласковым тоном, они быстро оправились; я пригласил их зайти ко мне еще раз, и они пришли через несколько дней [Зная хорошо наших азиатцев, я смело говорю, что далеко не каждый из них поступил бы так в данном случае; раз начали расспрашивать о чем-нибудь подробнее мусульманина (особенно об его образе жизни), можно с большим вероятием сказать, что он не явится больше для разговоров.]. В этот раз они беспрекословно позволили сделать измерения своих голов и обещали привести своих соплеменников и соплеменниц. Из этих последних явилась только одна Халь-биби, которая сумела в короткое время перетаскать ко мне все кокандское общество белуджей..."
"Белуджи живут в большой дружбе между собою и таборы их представляют общества, члены которых чрезвычайно заботятся друг о друге. Увозя в Москву одного белуджи, я имел случай видеть самые трогательные сцены нежной заботливости об отъезжающем, не только со стороны его отца и матери, но и всего табора (около 20 человек), собравшегося провожать его. Отчасти тесная дружба членов этой богемы объясняется узами родства, связывающими большую часть из них...; но я видел также в Коканде старуху, пришедшую не так давно из Индустана; она жила как родная, пристроившись к семье чужих ей людей."
По сведениям из фотоальбома железнодорожной войсковой части, строившей дорогу от Мерва до Кушки, кочевавшие вдоль Мургаба белуджи охотно нанимались в караул для охраны материалов и оружия. В то же время, в начале ХХ века, погранцы и местные власти описывали большое переселение белуджей из Северного Хорасана на север по течению Мургаба; большей частью разрозненно, иногда - большими группами, как окружение Керим-хана с семьями. Бежали от голода и гонений; в это же время до конца 20-х годов у нас происходило строительство общественного устройства, и белуджи стали гражданами новой страны, получив доступ к образованию и ресурсам наравне со всеми.
Изготовление шерстяного полотнища для шатра «гедан». Туркмения
Я очень часто думаю - мы избалованны развитой системой государственного управления, правами, и социальными благами... и еще думаю, если, не дай Аллах, придет враг, да пусть даже что-либо наподобие того, что было в Сирии и Ираке - я отдам маму, сестер и их семьи белуджам. Мои сестры по стопам мамы прекрасно обучают детей грамоте - их дело белуджи оценят как никто из родителей в золотом Ашхабаде. Лепта заботы от белуджа, в его поражающей бедноте - она дороже всего остального материального блага, что я видел; честь белуджа - держание слова. Да не отнимет Аллах эту простоту, искренность и любовь к воле.