Герман Дижечко Неоконченная автобиография часть 3 (последняя)
5
Москву я люблю с самого детства. С трёх лет. Самый любимый город. Мама училась в строительном институте на заочном отделении. На сессии ездила в Москву. Иногда брала меня с собой. Очень запомнился кафетерий на Кутузовском проспекте. Возможно в гастрономе, что в здании гостиницы Украина. Рост трехлетнего ребенка определял уровень зрения. В кафетериях тогда, почти повсеместно, были установлены стояки. То есть круглые столики, покрытые мрамором, за которыми стояли модно одетые молодые люди и девушки, пили кофе и разговаривали на странные темы непонятными словами. Я ничего не понимал, но чувствовал дух происходящего. К тому же, я наблюдал туфли-лодочки на шпильках, чулки со стрелками, коленки, остроносые стиляжьи туфли на низком каблуке, брюки-дудочки, с отутюженными стрелками и плащи-болонья всех цветов радуги. В моем детском сознании всё это создавало фантастическую картину взрослого мира.
И это осталось в моей памяти на всю жизнь. Помогло? О, да! Мама водила меня по выставкам и концертам. С детства приучала к прекрасному. Мне очень нравились мамины друзья. Чуть позже, в Башкирии, когда я начал запоминать их имена, мне особенно запомнились Алла Тямушева, актриса Стерлитамакского драмтеатра, лучшая мамина подруга, художник Ионин, из того же театра, Лёнька Цивлин, мамин однокашник или типа того. Очень хорошо - некоего Виктора, с Украины, маминого ухажера. У них вроде как любовь была. Виктор мне запомнился тем, что у него была пневматическая винтовка. Она стреляла стальными пулями, типа стрелок, нужного калибра, длиной 1,5 - 2 см, с оперением в виде кисточки с очень упругими синтетическими волосками по круглой резиновой мишени. Виктор - первый человек, научивший меня стрелять. С мамой у них что-то не сложилось. Москву я люблю за архитектуру, просторы и имперский дух, напрочь отсутствующий в тесных европейских столицах.
Первое время я жил у одного гитариста, друга Зинчука, молодого лысеющего армянина, коренного москвича, с грузинским именем Зураб. Через него я познакомился с музыкантами группы Центр - Кареном Саркисовым, по прозвищу Рубэн Саркисов и Андреем Шнитке. У Шнитке я бывал дома, где мне посчастливилось познакомиться с классиком Альфредом.
С Зурабом, Андрюхой и его женой Агнессой мы недолго мутили нововолновый проект. Тогда в моде была немецкая нововолновая певица Нена, не путать с Ниной Хаген, которая была для нас авторитетом божественного уровня. Так вот. Музычку мы играли типа вышеупомянутой Нены. Были сильные разногласия. Нену я считал слишком попсовой, так как сам тяготел к более жёсткому звуку. Я любил слушать первые альбомы The B-52’s и Adam and the Ants. В общем разбежались.
Я переехал на Рижскую. Снял за 50 р. комнату на Проспекте Мира, в доме, где был расположен известный хозяйственный магазин. Это на перекрестке с Трифоновской улицей. Пол-здания сталинского классицизма принадлежало дипкорпусу, где жили семьи иностранных дипломатов и торгпредов. Я работал на стройке.
9 мая 1986 года мой приятель и коллега по работе Андрей Михеев привел ко мне в гости двух красивых девушек - Машку и Зойку. Маша Комова через год стала моею женой. Чувства к ней я испытывал волшебные. Я любил её по-настоящему! Нежно! Она жила на Юго-Западной, в конце Ленинского проспекта. Однажды я провожал её и мы Зашли к Зурабу, который жил на ул.26 Бакинских комиссаров. Выпили сухого вина. Ушли с Машей в другую комнату. Долго и томно целовались. Оба были сильно возбуждены. Маша сказала, что здесь и сейчас она не может, что отдастся мне в следующий раз. Она не обманула. Это было, пожалуй самое счастливое время. Мы держались за ручки, смотрели в глаза друг другу и не могли наглядеться! Мы были молодые, здоровые. Маше было 19, мне 24. Через полгода она забеременела и мы решили пожениться. Её мама, Тамара Ивановна, была против, так как была уверена, что я делаю это намеренно, ради московской прописки, которая была тогда на вес золота. Имея московскую прописку можно было работать не там, где можно, а там, где хочется. Конечно, в мои исключительно чистые намеренья захват чужой жилплощади никак не входил. Но, тем не менее, за три дня до свадьбы, узнав, что Маша беременна, мамаша потащила её делать аборт. У гинеколога она узнала, что дочка на пятом месяце. Выйдя из кабинета, она обозвала меня сволочью. Даже на свадьбу не пришла. Зато пришёл Машкин отец, Гурий Александрович, которого я очень уважал. Он был ученым. Работал в центре управления полетами заведующим лабораторией дальней космической связи или типа того. Вроде как с лазерами что-то там было связано.
Тем не менее, свадьба была весёлой. Не сильно пьяной, хотя без драки, конечно, по старинному русскому обычаю, не обошлось...
