Helsinki.
7 часов утра. Какая-то очередная заправка недалеко от границы. Я беру себе кофе в картонном стаканчике и выхожу к перилам почувстовать утро. Когда ты едешь, не спать совсем легко. Если же сон всё-таки подкрадывается, на рассвете, почти случайно, спасает именно это, ядерный чёрный кофе с картонным привкусом и мерные щелчки зажигалки.
Моя случайная соседка не вышла покурить, значит, спит.
Внутри стора через стекло я вижу полных рыбных финнов, они с непроницаемыми лицами спускают деньги на игровых автоматах. В этой стране никто никогда не выигрывает?
Я тушу окурок в кофейном осадке, сминаю стаканчик в пальцах и мне пора ехать.
>3 pm. Я только что купила две карточки (обе с конвенции психиатров, состоявшейся лет сорок назад) и дорожный блокнот, я не против найти почту и опустить одну из карточек, но адрес, по которому я хочу её отправить, дважды остался где-то в другой стране, значит, позже. Вообще-то, я выхожу из Музея современного искусства. Экспозиция посвящена эмиграции и эмигрантам, войнам, причинам, которые заставляют уезжать. Много Африки. Я сижу одна на полу в пустом зале, передом мной несколько телевизоров, будто с витрины шестидесятых. С экранов на меня смотрят несколько чернокожих юношей разных возрастов. Они просто смотрят. Они молчат. За их плечами сгорают их дома, вокруг песок и сухая грязь, копоть, где-то выстрелы, от которых дергается тело, а они смотрят мне в глаза и молчат.
...
Я слышу голос, не грустный, но уставший, будто уставший тысячу лет назад, я не понимаю, откуда он. Я прохожу между стенами в абсолютной темноте и выхожу прямо к рукам женщины. Она перекладывает фотографии на столе, старые снимки с удивительными теперь цветами. Она рассказывает: "Вот я, вот наши соседи. Мы переехали, когда я была ещё совсем маленькой. Я помню..." Она помнит, она действительно помнит. Над некоторыми карточками она не произносит ни слова.
Эста. Красивое имя. Я узнаю, что много лет спустя рассказчица так и не смогла найти Эсту в её родных местах. Кто-то всегда уезжает. По крайней мере, мне хотелось бы верить.
...
Женщина с портрета поет колыбельную приемной девочке, и поет она о том, что полюбила её больше родных детей. У женщины с портрета тёплые руки и горькая улыбка.
17.00. Я сижу на площади, в одной руке яблоко из моего дорожного пайка, в другой городской стаканчик, я думаю, кто такой Роберт, по чьему имени названа забегаловка на городском вокзале. В любом традиционном европейском городе ты должен найти городской вокзал и собор, и ты не потеряешься.
17.05. Этот блондин наматывает вокруг меня круги на скейте уже минут двадцать, он успел сделать несколько неплохих прыжков и пару раз упасть. Я улыбаюсь ему, он стреляет в меня глазами и тут же спотыкается. Хочется дать ему кофету и подуть на колено, которое он, похоже, ушиб. Блондину лет семь от роду.
17.20. "Извини, я не понимаю." - "Свет, нет, огонь, щёлк-щёлк, да?" - "Jaaa."
Я протягиваю зажигалку девушке, мы обе закуриваем. У неё небольшие проблемы с английским, кажется, но она справляется и мы понимаем друг друга, это самое главное. Она спрашивает мое имя и мою страну, я отвечаю, я говорю, что сижу здесь уже какое-то время, это площадь слишком солнечная и свежая, чтобы уходить, поэтому я сижу и now don't tell me I've nothing to do. "Анна, откуда ты?" - "Я из небольшого города здесь, приехала навестить подругу, но она работает ещё. Я приехала на пару дней, а теперь я увидела и мне стало интересно ты, тебя, чёрт, ты поняла."
Мы проговорим ещё какое-то время, потом найдем её подругу и наверное навсегда расстанемся, хотя у неё и остался мой facebook.
Около семи вечера. "Это место памяти. Говорят, в ветреную погоду в трубах этого органа можно услышать уничтоженнную восьмую симфонию, попробуйте и вы, кто знает, может быть, вам повезет." Я улыбаюсь в сторону. Однажды, когда мне было лет двенадцать, мне повезло.
Ветер здесь по-прежнему раскачивает ветви, солнце проникает сквозь кроны, ничто не тревожит покоя.
Туристы щёлкают камерами, я не достаю свою.
Ближе к полуночи. "Никак не получается привыкнуть, что на заправках можно курить. Немцы бы в ужас пришли."
Закат невероятный. Свешиваюсь с террасы и смотрю в небо.
Hei. Iso kahvi bitte. Danke.
...
"Добрый вечер, маленькая леди, скажите ему, что он похож на Эдди Мёрфи, вы знаете, такой актер, ну скажите, ведь он похож!" - "Немного, но у него другая улыбка, не такая, как у Мёрфи." - "Но похож! Агаааа! Я говорил, говорил!"
[Это самый экспрессивный финн во всем мире, наверное.]
...
"Откуда ты?" - "Санкт-Петербург, Россия." - "Надолго здесь?" - "Нет, я приехала рано утром, а теперь уезжаю." - "Назад в Россию?" - "Назад в Россию, пока что да." - "Ты приезжала на один день?" - "Ну да, тут же близко." - "Всего ничего! От Петербурга до Хельсинки, пф."
...
Я пожимаю руку "Эдди Мёрфи", кожа у него той особой фактуры, присущей только черной коже, пальцы узловатые, длинные и тонкие, но рука крепкая и тёплая.
"Irina, you have your roads in your veins, that's rare. Was a pleasure to meet'ya. Take care."
...
"Маленькая леди, у вас прекрасный английский, мне так нравится ваш английский! Не забудьте, сегодня вечером вы встретили Эдди Мёрфи и ...и меня! Удачи вам, удачной ночи, удачной дороги!" - "Удачи, ребята. Берегите себя. Хорошей ночи. Maybe somewhere, someday." - "Maybe."
Я передвигалась, и это была моя единственная и благороднейшая для того времени миссия.
Моя случайная соседка не вышла покурить, значит, спит.
Внутри стора через стекло я вижу полных рыбных финнов, они с непроницаемыми лицами спускают деньги на игровых автоматах. В этой стране никто никогда не выигрывает?
Я тушу окурок в кофейном осадке, сминаю стаканчик в пальцах и мне пора ехать.
>3 pm. Я только что купила две карточки (обе с конвенции психиатров, состоявшейся лет сорок назад) и дорожный блокнот, я не против найти почту и опустить одну из карточек, но адрес, по которому я хочу её отправить, дважды остался где-то в другой стране, значит, позже. Вообще-то, я выхожу из Музея современного искусства. Экспозиция посвящена эмиграции и эмигрантам, войнам, причинам, которые заставляют уезжать. Много Африки. Я сижу одна на полу в пустом зале, передом мной несколько телевизоров, будто с витрины шестидесятых. С экранов на меня смотрят несколько чернокожих юношей разных возрастов. Они просто смотрят. Они молчат. За их плечами сгорают их дома, вокруг песок и сухая грязь, копоть, где-то выстрелы, от которых дергается тело, а они смотрят мне в глаза и молчат.
...
Я слышу голос, не грустный, но уставший, будто уставший тысячу лет назад, я не понимаю, откуда он. Я прохожу между стенами в абсолютной темноте и выхожу прямо к рукам женщины. Она перекладывает фотографии на столе, старые снимки с удивительными теперь цветами. Она рассказывает: "Вот я, вот наши соседи. Мы переехали, когда я была ещё совсем маленькой. Я помню..." Она помнит, она действительно помнит. Над некоторыми карточками она не произносит ни слова.
Эста. Красивое имя. Я узнаю, что много лет спустя рассказчица так и не смогла найти Эсту в её родных местах. Кто-то всегда уезжает. По крайней мере, мне хотелось бы верить.
...
Женщина с портрета поет колыбельную приемной девочке, и поет она о том, что полюбила её больше родных детей. У женщины с портрета тёплые руки и горькая улыбка.
17.00. Я сижу на площади, в одной руке яблоко из моего дорожного пайка, в другой городской стаканчик, я думаю, кто такой Роберт, по чьему имени названа забегаловка на городском вокзале. В любом традиционном европейском городе ты должен найти городской вокзал и собор, и ты не потеряешься.
17.05. Этот блондин наматывает вокруг меня круги на скейте уже минут двадцать, он успел сделать несколько неплохих прыжков и пару раз упасть. Я улыбаюсь ему, он стреляет в меня глазами и тут же спотыкается. Хочется дать ему кофету и подуть на колено, которое он, похоже, ушиб. Блондину лет семь от роду.
17.20. "Извини, я не понимаю." - "Свет, нет, огонь, щёлк-щёлк, да?" - "Jaaa."
Я протягиваю зажигалку девушке, мы обе закуриваем. У неё небольшие проблемы с английским, кажется, но она справляется и мы понимаем друг друга, это самое главное. Она спрашивает мое имя и мою страну, я отвечаю, я говорю, что сижу здесь уже какое-то время, это площадь слишком солнечная и свежая, чтобы уходить, поэтому я сижу и now don't tell me I've nothing to do. "Анна, откуда ты?" - "Я из небольшого города здесь, приехала навестить подругу, но она работает ещё. Я приехала на пару дней, а теперь я увидела и мне стало интересно ты, тебя, чёрт, ты поняла."
Мы проговорим ещё какое-то время, потом найдем её подругу и наверное навсегда расстанемся, хотя у неё и остался мой facebook.
Около семи вечера. "Это место памяти. Говорят, в ветреную погоду в трубах этого органа можно услышать уничтоженнную восьмую симфонию, попробуйте и вы, кто знает, может быть, вам повезет." Я улыбаюсь в сторону. Однажды, когда мне было лет двенадцать, мне повезло.
Ветер здесь по-прежнему раскачивает ветви, солнце проникает сквозь кроны, ничто не тревожит покоя.
Туристы щёлкают камерами, я не достаю свою.
Ближе к полуночи. "Никак не получается привыкнуть, что на заправках можно курить. Немцы бы в ужас пришли."
Закат невероятный. Свешиваюсь с террасы и смотрю в небо.
Hei. Iso kahvi bitte. Danke.
...
"Добрый вечер, маленькая леди, скажите ему, что он похож на Эдди Мёрфи, вы знаете, такой актер, ну скажите, ведь он похож!" - "Немного, но у него другая улыбка, не такая, как у Мёрфи." - "Но похож! Агаааа! Я говорил, говорил!"
[Это самый экспрессивный финн во всем мире, наверное.]
...
"Откуда ты?" - "Санкт-Петербург, Россия." - "Надолго здесь?" - "Нет, я приехала рано утром, а теперь уезжаю." - "Назад в Россию?" - "Назад в Россию, пока что да." - "Ты приезжала на один день?" - "Ну да, тут же близко." - "Всего ничего! От Петербурга до Хельсинки, пф."
...
Я пожимаю руку "Эдди Мёрфи", кожа у него той особой фактуры, присущей только черной коже, пальцы узловатые, длинные и тонкие, но рука крепкая и тёплая.
"Irina, you have your roads in your veins, that's rare. Was a pleasure to meet'ya. Take care."
...
"Маленькая леди, у вас прекрасный английский, мне так нравится ваш английский! Не забудьте, сегодня вечером вы встретили Эдди Мёрфи и ...и меня! Удачи вам, удачной ночи, удачной дороги!" - "Удачи, ребята. Берегите себя. Хорошей ночи. Maybe somewhere, someday." - "Maybe."
Я передвигалась, и это была моя единственная и благороднейшая для того времени миссия.