Революция и традиция
К разговору о новизне соц.революции у Эдуард Надточий, ее невписанности в какую-либо традицию, подчеркивании разрыва с прошлым (в отличие от бурж.революций с их "восстановлением" некогда утраченных прав). Действительно, у пролетария по определению никогда ничего не было; с др.стороны аппелировать к ест.состоянию проблематично т.к, там нет классов т.е. исчезает субъект апелляции. Беньмин в своих Тезисах решает этот ребус буквально в двух словах, это "традиция угнетенных" - точняк, у пролетария на самом деле кое-что таки есть! это цепи, символ угнетения, от них и надо плясать. Марксов полетариат лишь одно из звеньев этой длинной цепи, которое вроде как должно стать последним и покончить с угнетением в принципе. Т.е. у него появляется будущее/возможность истории, (в отличие от предшествующих неудачников-субалтернов) - с другой стороны ему дается парадоксальная миссия покончить с самой своей традицией (и заодно и с собой). Беньямин похоже почуял неладное в такой телеологической постановке задачи, которое забывает все уроки полит.философии нового времени, ставящей не на целевую а на движущую причину вроде страха смерти, поэтому он подчеркивает связь раб.класса с прошлым, называя его двигателем мщение- "образ порабощенных предков" в противовес будущему "идеалу освобожденных внуков" (12 тезис).
***
Еще из "10 дней которые потрясли мир" (о заседании как я понял в Смольном на следующий после революции день): "А когда кончили петь «Интернационал» и мы стояли в каком-то неловком молчании, чей-то голос крикнул из задних рядов: «Товарищи, вспомним тех, кто погиб за свободу!». И мы запели похоронный марш, медленную и грустную, но победную песнь, глубоко русскую и бесконечно трогательную. Ведь «Интернационал» - это всё-таки напев, созданный в другой стране. Похоронный марш обнажает всю душу тех забитых масс, делегаты которых заседали в этом зале, строя из своих смутных прозрений новую Россию, а может быть, и нечто большее…"
В эпизоде когда пение Интернационала сменяется пением похоронного марша Рид четко ухватил важное противоречие русской революции, в которой вековое недовольство "забитых масс", нашло воплощение в иностранной форме социалистической/марксистской революции. При этом характерно что песни имеют разнонаправленный характер: марш естественно это о прошлом, а Интернационал с его "Мы наш, мы новый мир построим" смотрит в будущее. Говоря словами Беньямина, тут "образ порабощенных предков" (можно считать его олицетворением "традиции угнетенных") противопоставлен "идеалу освобожденных внуков", а Беньямин делал ставку как раз на мотив отмщения в качестве двигателя пролетариата и сетовал что его подменили ориентацией на "светлое будущее"(из 12 тезиса).
***
Еще из "10 дней которые потрясли мир" (о заседании как я понял в Смольном на следующий после революции день): "А когда кончили петь «Интернационал» и мы стояли в каком-то неловком молчании, чей-то голос крикнул из задних рядов: «Товарищи, вспомним тех, кто погиб за свободу!». И мы запели похоронный марш, медленную и грустную, но победную песнь, глубоко русскую и бесконечно трогательную. Ведь «Интернационал» - это всё-таки напев, созданный в другой стране. Похоронный марш обнажает всю душу тех забитых масс, делегаты которых заседали в этом зале, строя из своих смутных прозрений новую Россию, а может быть, и нечто большее…"
В эпизоде когда пение Интернационала сменяется пением похоронного марша Рид четко ухватил важное противоречие русской революции, в которой вековое недовольство "забитых масс", нашло воплощение в иностранной форме социалистической/марксистской революции. При этом характерно что песни имеют разнонаправленный характер: марш естественно это о прошлом, а Интернационал с его "Мы наш, мы новый мир построим" смотрит в будущее. Говоря словами Беньямина, тут "образ порабощенных предков" (можно считать его олицетворением "традиции угнетенных") противопоставлен "идеалу освобожденных внуков", а Беньямин делал ставку как раз на мотив отмщения в качестве двигателя пролетариата и сетовал что его подменили ориентацией на "светлое будущее"(из 12 тезиса).