СЕМНАДЦАТЬ РЮМОК КОНЬЯКА
Один из самых загадочных эпизодов в «Семнадцати мгновениях весны» это, конечно, удар по голове Холтоффа, который был нанесён ему штандартенфюрером Штирлицем во время совместного распития коньяка и бесед о ядерной физике. Именно бутылкой коньяка и нанесен. Подразумевается, что Холтофф склонял Штирлица к измене своей германской Родине, и несгибаемый штандартенфюрер не сдержал своего возмущения столь гнусным предложением коварного гестаповца.
Подразумевается так же, что Штирлиц поступил в данном случае, как глубоко русский человек, который не пишет на предателей Родины доносы, а карает их своею собственной рукой. Но так ли это? Прожив в Германии много лет, вступив в НСДАП ещё до прихода Гитлера к власти, Штирлиц, конечно, хорошо знал, как нужно поступать в таких этически неоднозначных ситуациях.
"Нигде в мире, - отметил для себя Штирлиц, - полицейские не любят так командовать и делать руководящие жесты дубинкой, как у нас". Он вдруг поймал себя на том, что подумал о немцах и о Германии как о своей нации и о своей стране. "А иначе мне нельзя. Если бы я отделял себя, то наверняка уже давным-давно провалился. Парадокс, видимо: я люблю этот народ и люблю эту страну.
Но дело даже не в этом. Холтофф пришел к нему с интересным предложением: скрыться вместе с гениальным физиком Рунге в Швейцарии, на границе с которой у Штирлица было оборудовано «окно», позволяющее, как мы видим из романа, вывозить из Германии кого угодно: Плейшнера, пастора Шлага, радистку с двумя детьми, да хоть чёрта с рогами и хвостом. Словом, Холтофф пришёл по адресу, и Штирлиц рассматривал его предложение вполне серьёзно. И рассуждал вполне здраво.
"Вот он куда ведет, - понял Штирлиц, выслушав Холтоффа. - Провокация или нет? Если он меня провоцирует, тогда ясно, как следует поступить. А если это приглашение к танцу? Вот-вот они побегут с корабля. Как крысы. Он не зря сказал про гестапо и про разведку. Так. Ясно. Еще рано отвечать. Еще рано".
А как следует поступить? Ну, нам-то с Вами понятно как здесь примерно нужно поступать, хотя мы и не шпионы, и не немцы: притворно согласиться, а когда Холтофф уйдёт - позвонить Мюллеру. А ещё лучше Шелленбергу, который сможет выйти со спецсообщением на Гиммлера. Или дружески сообщить Мюллеру, что написал на Холтоффа рапорт Шелленбергу, но согласен пока не давать ему ходу. Словом, вариантов тут несколько, есть над чем поразмыслить.
Но вот Холтофф произносит ещё несколько фраз и тут же получает бутылкой коньяка по голове. И это странно. Странно это потому, что ничего вроде бы не побуждало Штирлица так поступать. Даже если бы Штирлиц притворно согласился с предложением Холтоффа, у него было достаточно времени для доноса. Допустим, Холтофф записал бы разговор с Штирлицем на какой-то портативный диктофон. И что с того? Пока он доехал бы до гестапо с этой уликой, Штирлиц позвонил бы Мюллеру или Шелленбергу или написал бы и бросил в почтовый ящик рапорт с доносом.
При этом у Штирлица было бы прекрасное алиби, поскольку в случае отказа или проволочек с принятием предложения Холтоффа, Штирлиц рисковал быть застреленным на месте. Понятное дело, единственным возможным вариантом здесь было лишь притворное согласие.
И ведь, в конце концов, Мюллер не в ловушку Штирлица заманивал, а действительно проверял его лояльность. И требовалось ему здесь не просто согласие Штирлица, поскольку в любом случае Штирлиц бы подстраховался, держа при себе рапорт о случившемся на имя Шелленберга в нагрудном кармане кителя. Для того, чтобы мотивированно вывести Штирлица на чистую воду, Холтофф должен был играть в долгую, и скорее всего всю эту троицу - включая Рунге - брали бы прямо на швейцарской границе или по дороге к ней. И в любом случае, брать их надо было втроём, чтобы зафиксировать сам факт сговора.
Поэтому примитивная логика - Штирлиц оглушил Холтоффа, опасаясь провокации, здесь не работает. Ясно, что напрямую отказать Холтоффу Штирлиц не мог, ведь в случае если предложение Холтоффа было искренним, ему пришлось бы Штирлица застрелить. Но почему же Штирлиц не подыграл провокации, оставив себе время на донос? Единственный разумный ответ на этот вопрос заключается в том, что никакого времени на раздумья Штирлицу Холтофф не оставил, и что побег необходимо было совершать немедленно. Но бежать вдвоём с Холтоффом было бессмысленно, имело смысл бежать вместе с Рунге, гениальным учёным, подошедшим вплотную к секретам создания атомного оружия.
То есть в коттедже Штирлица непрошено гостил не только Холтофф, но и Рунге, и ехать нужно было немедленно. Тогда, конечно, у Штирлица было всего два варианта: садиться вместе с Холтоффом и Рунге в машину, готовую умчать всю троицу к швейцарской границе, либо обездвиживать Холтоффа и везти их вместе с Рунге в гестапо. Причём Штирлиц должен был считать предложение Холтоффа совершенно серьёзным и понимать, что если он заюлит, то будет немедленно ликвидирован. Тогда всё сходится.
Холтофф - по поручению Мюллера или по собственной инициативе - как-то изымает Рунге из концлагеря и является с ним к Штирлицу с предложением немедленно податься в бега. Решать нужно сразу, в случае отказа или проволочек (если Холтофф искренен) Штирлиц рискует жизнью. Бежать втроём? А если Холтофф - провокатор? Можно, конечно, ликвидировать Холтоффа и бежать с Рунге вдвоём, но Штирлиц опасается попасть в засаду (в случае, если Холтофф всё-таки провокатор) где-нибудь по пути к границе. Кроме того, Рунге возможно уже ищут, и даже если Холтофф искренен, вероятность успешного побега под вопросом.
И, наконец, Штирлиц бежать и не собирается, у него много дел в Берлине. Поэтому, притворно согласившись с предложением Холтоффа, Штирлиц улучает момент и бьёт его бутылкой по голове. И затем отвозит и Холтоффа, и Рунге на Принц-Альбрехтштрассе. Холтофф, насколько я знаю, выжил и фигурировал позднее в романе «Бомба для председателя». А вот Рунге, скорее всего, сразу ликвидировали.
Естественно, что если (как я полагаю) прототип Штирлица попал после войны на конвейер МГБ, то ему было крайне невыгодно признавать, что он отвёз Рунге в гестапо вместо того, чтобы спасти его для участия в будущих атомных разработках СССР. Какие-то записи в захваченных МГБ архивах гестапо об этом инциденте остались, и «Штирлиц» представил дело в выгодном для себя свете.
Как, впрочем, и многие другие эпизоды своей закордонной биографии.