Лев Толстой, Фёдор Достоевский и «толстоведение на лжи» попа Георгия Ореханова. Ч. 5-я.
ПРОДОЛЖАЮЩАЯСЯ ПУБЛИКАЦИЯ. Часть пятая.
Предшествующая часть: https://roman-altuchov.livejournal.com/77122.html
Третья часть: https://roman-altuchov.livejournal.com/76885.html
Вторая часть: https://roman-altuchov.livejournal.com/76755.html
Первая часть: https://roman-altuchov.livejournal.com/76391.html
«Третья не-встреча» с Достоевским» поименована у Г. Ореханова так: «Бессмертие, воскресение, Церковь» (с. 220). Массированность огульной и чернящей Льва Николаевича, бездоказательной лжи в этой части книги ощутимо возрастает. И ещё бы ей не возрасти! Ложь первой «не-встречи» предваряется только искажённо, тенденциозно преподнесённой читателю биографией Л. Н. Толстого. Второй «не-встрече» предшествует столь же лживый “экскурс” богослова по христианскому мировоззрению Толстого - по концептам «Евангелие», «Бог», «Вера» и «Непротивление злу силой». Маловажно для церковника… А вот третьей «не-встрече» предшествует на удивление спокойное и объективное изложение по такому концепту, как «Христос и церковь» -- кратко освещено толстовское «исповедание новой, универсальной христианской Церкви», братски соединяющей людей и несовместимой с идолопоклонством, догматами, иерархией и сугубо земными интересиками теперешней ЗАО РПЦ (с. 216 - 219). Ореханов будто затаивается… с выдержкой лисы или средневекового инквизитора...
…И - «показывает себя» на следующих за этим страницах (с. 220 - 230, «не-встречи №№ 3, 4 и 5»)! Здесь - всё те же надуманные противопоставления Толстого и Достоевского. При этом, в сравнении с соответствующей частью монографического исследования 2010 года, многие цитаты и аргументы в тексте изъяты, подменены бездоказательными авторскими установками. Нет и изложения по антропологии Толстого, тесно связанной с концептом БЕССМЕРТИЕ.
Изъят, в частности, давно критикованный в литературе миф о МАНИХЕЙСТВЕ, ереси «антропологического дуализма» Л. Н. Толстого. Утверждалось, что мыслитель противопоставлял животное и духовное начала человеческой природы как антагонистические начала зла и добра - то есть мыслил схоже с адептами древней секты Мани.
Это чистейшая инвектива в отношении Толстого. Злом, по его учению, может быть не телесность, а самая жизнь человека в теле. Но делается она злом лишь тогда, когда человек направляет эгоистические усилия на обеспечение максимума благ для этого тела и видит в этом сколько-нибудь значительный смысл дней жизни своей… изначально предназначенной Богом для служения Ему и использования тела как инструмента работы Богу в мире. Для МАСТЕРА инструмент не будет злом - им может повредить себе только зломыслец или невежа!
Да, у Толстого мы находим ряд пересечений с учением гностиков (конечно, без их суеверных и мистических выдумок), но его разделение Духа и Материи не имеет характеристик противопоставления. Именно поэтому он не принимал ни буддийского идеала «нирваны», ни фантазирований церковных лжехристиан о крайней аскезе или уходе в монашество.
Для лживого «обоснования» «ереси манихейства» в учении спиритуалистического дуализма Л. Н. Толстого Ореханов прибегает к излюбленному приёму всех непорядочных критиков Толстого, цитирующих в таком случае либо запись из личного Дневника Льва Николаевича или его записных книжек, либо - из личного же письма. То есть источников, в которых Толстой часто был не так точен в подборе выражений, как в многажды редактировавшихся им сочинениях, предназначавшихся к публикации.
В данном случае, вослед за Иваном Буниным (см. его «Освобождение Толстого», главу XII) и эмигрантским сборничком «Ковчег» 1926 года Г. Ореханов предсказуемо разаппетитился на письмо Толстого некоему Николаю Моргенштерну, гимназисту из Севастополя, от 22 июля 1909 года.
Толстой получал в те годы ОЧЕНЬ много писем, и, несмотря на помощь В. Ф. Булгакова и других секретарей - ОЧЕНЬ уставал вычитывать и отвечать на них. Ответы неизбежно были, в большинстве случаев, краткими, а краткость - увы! - вредила точности и смысловой исчерпанности сообщаемого.
Так вышло и в ответе Толстого Н. Моргенштерну. В своих воспоминаниях «Как прожита жизнь» Булгаков пишет, что «разочаровался» в ответе Толстого гимназисту: он-де просто «отмахнулся» от автора, утверждавшего идею «гармонического развития духовного и телесного начал в человеке».
И Толстой ИМЕЛ ПРАВО «отмахнуться» от одного из тех невменяемых людей (многочисленных и в наши дни, в 21 столетии!), которые делают выводы не по текстам, им писанным, а - по тенденциозным пересказам их. Которые уверены по сей день, что Толстой не устанавливал СООТВЕТСТВЕННОЕ место началам духовным и телесным и «правам тела» в мире (т. е. эту самую «гармонию»), а - буддийскую нирвану «проповедал», крайний аскетизм, «уничтожение тела», «всеобщий отказ» от половых отношений, от семьи, деторождения и т.п.
На конверте письма Моргенштерна сохранилась пометка Толстого: Б[ез] о[твета]? Знак вопроса означает сомнение, отвечать или нет. Но всё же он ответил:
«Вы говорите, что существо человека слагается из духовного и телесного начала. И это совершенно справедливо, но не справедливо то ваше предположение, что благо предназначено и духовному и телесному началу. Несправедливо это по одному тому, что телесное начало не только не может получить блага, но по самому свойству своему обречено на то, что для тела не может не быть злом: болезни, страдания, старость, смерть. Так что ваше предположение о том, что оба начала одинаково должны быть удовлетворяемы в своем стремлении к счастью, совершенно произвольно и несправедливо. Благо свойственно только духовному началу и состоит не в чём ином, как в всё большем и большем освобождении от тела, обречённого на зло, которое одно препятствует достижению блага духовного начала» (80, 30 - № 39).
По сути, Моргенштейн «скатился» к тому, от чего ушёл, обретя веру в учение Христа, Лев Николаевич со времён своей «Исповеди»: тело неизбежно «сгорает» в мире, стареется, слабеет - теряет всё более возможности и стяжать, и усвоять предназначенные ему блага. Поэтому не в этом благе тела должен даже молодой человек полагать смысл повседневных забот.
Для сельского рабочего на комбайне смысл его нахождения в кабине агрегата не может быть в том, чтобы удержать топливный бак в полноте: двигатель запущен, топливу уже дан расход, и смысл - сработать больше, пока бак опустеет.
Это именно ХРИСТИАНСКОЕ понимание жизни, подтверждаемое известнейшими словами евангелия от Матфея:
«24. Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне.
25. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?
26. Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?
27. Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?
28. И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут;
29. но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, ка́к всякая из них;
30. если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!
31. Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?
32. потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом.
33. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам».
Юный же Моргенштерн повёлся на то учение мнимой социальной «гармонии», которое на деле приводит к огромному нравственному развращению и рабству людей. Поиск «гармонизации» счастья души и тела быстро редуцируется для горе-искателей до погони за земным и материальным счастьем - в борьбе друг с другом, в ущерб счастью и здоровью и физическому и душевному.
Вот несколько отрывков из финального христианского труда Л. Н. Толстого - книги «Путь жизни» -- в которой он, напротив, особенно чёток и ясен во всех высказываниях:
1.«"Пославший Меня есть истинен, и что Я слышал от Него, то и говорю миру".
Не поняли, что Он говорил им об Отце.
Итак, Иисус сказал им: когда вознесёте Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я и что ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю.
(Ин. VIII, 26-28)
Вознести Сына Человеческого значит познать в себе дух, живущий в нас, и возвысить его над телом».
2. «Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы; нет таких богатств, которые бы не пропадали; нет такой власти, которая не кончалась бы. Всё это непрочно. Если человек положит жизнь свою в том, чтобы быть здоровым, богатым, важным человеком, если даже он и получит то, чего добивается, он всё-таки будет беспокоиться, бояться и огорчаться, потому что будет видеть, как все то, во что он положил жизнь, уходит от него, будет видеть, что он сам понемногу стареется и приближается к смерти. Как же сделать так, чтобы не тревожиться, не бояться? Есть только одно средство: средство это в том, чтобы жизнь полагать не в том, что проходит, а в том, что не погибает и не может погибнуть, в том духе, который живет в человеке».
3. «Делай то, чего хочет от тебя твоё тело: добивайся славы, почестей, богатства, и жизнь твоя будет адом. Делай то, что хочет от тебя дух, живущий в тебе: добивайся смирения, милосердия, любви, и тебе не нужно будет никакого рая. Рай будет в душе твоей».
4. «Каждый человек знает в себе две жизни: телесную и духовную. Телесная жизнь, как только дойдет до полноты, так начинает, ослабевать. И всё больше и больше слабеет и приходит к смерти. А духовная жизнь, напротив, от рождения до смерти всё растёт и крепнет.
Живи человек одной телесной жизнью, он и вся жизнь его есть жизнь человека, приговорённого к смерти. Живи же человек для души, то то, в чём он полагает своё благо, с каждым днём его жизни всё увеличивается и увеличивается, и смерть не страшна ему».
5. «Для бессмертной души нужно такое же и дело бессмертное, как она сама. И дело это - бесконечное совершенствование себя и мира - и дано ей» (45, 43-44, 46).
Моргенштерн - развращённый уже учением мира ребёнок. И такие же развращённые, чувственные, агрессивно тянущиеся за «гармонией» телесного счастья «вечные дети» -- большинство и современных нам адептов церковного лжеучения «православия»! Но Ореханов, конечно, не признается в этом; он и тут выворачивает всё наизнанку. Очень кстати подворачивается ему куда более краткое писание Льва Николаевича: его письмо И. М. Толстому от 21 февраля 1909 года. На основании его ПРЕДЕЛЬНО упрощённого и краткого текста поп Ореханов делает вывод об ИНФАНТИЛИЗМЕ антропологических воззрений старца Льва. Он-де «посмотрел на человека, как ребёнок», и поэтому искренне уверовал, что мир не навсегда, до скончания веков «обезображен грехом» (по догматике церкви), «а просто неправильно и несправедливо устроен и может быть переделан человеческой волей, если только она действительно стремится к добру». В этом - враждебная Ореханову и его церкви «гностическая ересь» старца-ребёнка Толстого (Орех. 2010. - С. 301 - 302).
Сперва следует уточнить: не одной «доброй волей» предлагал изменять мир Толстой, но - ВОЛЕЙ и РАЗУМОМ, вооружёнными ЗНАНИЕМ: и науки, и Откровения свыше. (Отсюда, кстати, проистекает толстовский скепсис в отношении как современной ему, самоуверенно-невежественной науки, так и церквей, давно утративших исконное знание Свыше и Божьих законах доброй и разумной жизни людей.) Уж ЭТО - совершенно НЕ детская позиция.
Что же касается упрощённой формулировки в цитированном Орехановым письме… Адресату письма, Ивану Михайловичу Толстому, внуку Льва Николаевича, было в то время от роду полных семь лет. Мама его, Александра Владимировна Толстая, передала Льву Николаевичу письмо, которое написал ему сам Ваня. Вечером 21 февраля Лев Николаевич прочёл его, а утром, в качестве ответа, отдал Александре Владимировне свой портрет с такой надписью:
«Когда твой папа был маленький, он на бумажке написал себе, что НАДО БЫТЬ ДОБРУМ. Напиши это себе в сердце и всегда будь добрым, и тебе всегда хорошо будет» (79, № 81).
Ореханову хватило цинизма цитировать это письмо в доказательство некоего различия якобы христианской позиции Ф. М. Достоевского и церкви «православия», с одной стороны, а с другой - «еретической» и инфантильной - старца Льва.
КАКУЮ же антропологию должен был развить Толстой в письме семилетнему ребёнку? И не указал ли он человеку, стоящему у истока земной взрослой жизни - на исток, или «фундамент» всякой антропологии? НАСКОЛЬКО тяжело быть разумным и добрым и КАК эту возможность обеспечивает знание истины учения Христа - маленькому Ивану естественно предстояло узнать позже…
И не глазами ли отринувшего зло и ложь, «не ведающего» мирских обманов ребёнка должен смотреть на мир всякий последователь Христа? Не сказано ли самим Иисусом: «…Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное. Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (Мф. 18, 2-4).
Для Ореханова, как раз стремящегося «возрасти» в мире - известностью, учёными званиями и авторитетностью (дарующими, в числе прочего, и доходец…) - эта истина выходит за «барьер восприятия». В лжехристианском мире она актуальна - увы! - лишь среди детей, юродивых и старцев…
Толстовская антропология - именно евангельски-христианская. И таков же - детский и христианский - взгляд старца на мир. Человеку в возрасте 70 - 80 лет всё чаще вспоминаются наиболее значимые, рубежные события прожитого, включая детство и юность - и эти воспоминания совсем иначе, нежели во взрослой, но ещё глупой молодости или зрелости, диалектически сходятся с итогами отделяющих их от вспоминающего старца десятилетий. Вот и в сознании Льва Николаевича к 1909-1910 гг. органически совместились с опытом старости благодарные воспоминания о сестре, братьях, воспитателях и отношениях с ними (в этом отношении, кстати, судьба русского Львёнка имеет ряд разительных сближений с детством швейцарца Анри), равно как и воспоминания об открытии для себя в ранней юности целого мира по имени «Жан-Жак Руссо» -- именно от Руссо он узнал (и удержал в себе веру в это), что ребёнок является в мир чистым, природным и Божьим существом, и лишь в соединении сперва с семейным и родительским, а после и общественным развратным влиянием это естественное и Божье уродуется или отмирает. То же опытное, старческое, с чем совместились эти благодарные воспоминания - это убеждения Толстого в тщете и греховности всяких попыток отдельному человеку повлиять на мир, не изменив достаточно самого себя. Это - что немаловажно - разочарование в прежних идеализациях «народа» в целом, вызванное наблюдениями над глупостями и гадостями т. н. Первой российской революции 1905 - 1907 гг. Нет, Разумеется, Толстой не разлюбил трудящийся народ, то есть крестьян, кормильцев городских развратных дармоедов, -- но смотреть на него стал… пожалуй, тоже как на дитя: ещё чистого, но и уязвимого, беспомощного перед злом и грязью мира, ребёнка…
Где ж тут оппозиция с христианством или консерватизмом Ф. М. Достоевского?
Вспомним снова восторженную запись Толстого от 1 октября 1892 года, вызванную впечатлениями от первого знакомства с дневником философа А. Амиеля:
«Неужели мне открывается новое? …КРАСОТА КАК ВЕНЕЦ ДОБРА».
Смысл жизни, по Толстому, - радость, источники её - красота и любовь (52, 73). Это ли не восприятие мира - детское, чистое УЖЕ от обманов и соблазнов мира? Даже если не прав Руссо с его идеализациями детства КАК ВОЗРАСТА, то уж в духовной для отдельного человека и общественной бесценности детства КАК СОСТОЯНИЯ РАЗУМНОГО СОЗНАНИЯ ЧЕЛОВЕКА - любви и благодарной радости - не может быть сомнения!
* * * * *
Раз Ореханов подчистил в переработанной версии свой старый текст - значит, или “запалился” на слишком уж далёком от задач науки вранье и фантазёрстве и схлопотал заслуженную критику… или - сам вымарал то, что показалось ему нежелательным в книге, переработанной для массового читателя. ЧТО именно? Присмотримся (по тексту книги 2010 года).
А нежелателен ему тут, прежде всего, -- ЕГО же собственный невольный вывод о ХРИСТИАНСКОМ (даже с церковных позиций!) характере «ядра» антропологических воззрений Толстого - в частности, его убеждения в том, что в человеке «бессмертно только духовное начало, которое и есть Бог и присутствие которого в себе может ощущать человек» (Орех. 2010. С. 303). Г. Ореханов признаёт «точным» определение В. В. Зеньковским антропологии Л. Н. Толстого как философии «спасения от личности», от её односторонности, преодолеваемой в торжестве внеличного разумного сознания и закона любви ко всему живому. Умирая, человек возвращается к тому божественному Началу, от которого исшёл - любви и источнику всякого блага.
Это - та высота понимания природы человека и смысла человеческой жизни, достигнув которой, человек, живущий ещё в земной жизни и земном материальном теле, человек-«животная личность» -- поневоле затрудняется в дальнейших, углубляющих познанное, антропологических рефлексиях. Это - почти предел для возможности нашего познания. Поп Орех не преминул и в связи с этим сгадить на Льва: мол, его воззрения по проблематике человека и человеческого бытия не просто замедлились в своей эволюции, но именно ЗАСТЫЛИ, да ещё отчего-то «в форме ТРАГИЧЕСКОГО недоумения» -- ни больше, ни меньше.
«Доказать» эту ложь, скажем, по текстам Дневника Л. Н. Толстого последних лет Ореханов не смог бы: немногочисленным своим читателям Дневник всюду подтверждает обратное: Толстой продолжал свои антропологические рефлексии, «прорываясь» ко всё более глубокому, сколь возможно, пониманию природы, смысла и задач жизни человека в Боге и с Богом. Ореханов находит «аргумент»: Толстой-де не признавал необходимыми для человека ни личную веру, ни личную молитву.
Остаётся непрояснённым, КАК общеизвестные толстовские отрицания «веры по доверию» (например, попам) и публичных молитв (в храмах и не только в них) могут свидетельствовать в пользу «трагической застылости» антропологии Толстого. Подкрепляется автором сей аргумент странной ссылкой на УСТНО сказанные Л. Н. Толстым в 1910 г. и записанные в мемуарах А. Б. Гольденвейзером слова: «Я совсем веры не признаю. Сознание - вот что нужно… Вера - это то, чего я без памяти боюсь» (Там же. С. 304).
Ореханов даёт ссылку на библиографически-редкое второе издание воспоминаний А. Б. Гольденвейзера, 1923 года. Тут сразу нужно насторожиться: цитирование по труднодоступному изданию (при наличии в данном случае двух более поздних переизданий) - частый признак авторской спекуляции в лженауке. Что ж! Слазим Александру Борисычу в самые мемуары, да проверим…
Перед нами - 3-е переиздание книги, 2002 года, массовое и общедоступное. Цитированные выше слова Толстого отыскиваются в записях проф. А. Б. Гольденвейзера от 6 июля 1910 г. В этот день профессор стал свидетелем и участником философского диалога, перешедшего в спор, между Толстым и гостившим у него Николаем Григорьевичем Сутковым, бывшим его единомышленником, в то время уже разделявшем мировоззрение секты А. М. Добролюбова - т. н. «добролюбовцев», или «братков», отколовшихся, в свою очередь, от секты «молокан». Защищая фанатический прозелитизм Добролюбова, Сутковой предсказуемо вещал о том, как менялись «к лучшему», освобождались от мирских суеверий адепты секты, подпавшие под внушение Добролюбова. Сутковой выражал уверенность, что такой подход справедлив для всех, что «нужно внушить другому свою веру». И вот тут-то Толстой возражает ему:
«Я совсем веры не признаю. Сознание - вот что нужно, сознание своей божественности. Вера - это то, чего я без памяти боюсь. Я не только не придаю ей значения, а хочу её к чёртовой матери послать! Потому что суеверие не только в причастии, а и в том, чтобы собраться вместе и молчать или молиться. Нужна не вера, а нужно сознание» (Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого. 4-е изд. - М., 2002. - C. 372 - 373).
Вот так вот учёный поп Ореханов обращается с источниками… Обкорнал мысль Толстого - для своего псевдо-«доказательства»… А мысль-то в её целости - коррелирует с вышеизложенными взглядами Толстого на «божественное» в основе природы человека: нужно не просто абстрактное «сознание» (как получается в обкорнатой версии цитаты у Ореханова), а нужно - СОЗНАНИЕ СВОЕЙ БОЖЕСТВЕННОСТИ всяким человеком, претендующим на христианское понимание жизни. Мы видим, что Толстой не отрицает радикально ни веры, ни молитвы как таковых, а - вполне традиционно для своего мировоззрения - отрицает ТОЛЬКО «веру» суеверную, воспринятую в результате насилия над сознанием человека (внушения) или слепого доверия религиозному «авторитету» и ТОЛЬКО молитву публичную, в храмах или сектантских молитвенных собраниях.
Но Ореханову мало этой грязи и лжи… Он реанимирует давнишний миф ещё дореволюционной толстоведческой критики о “борьбе” в сознании Льва Николаевича «гениального художника» и «узкого сектанта», или, исходя из системы толстовских же образов - «Ерошки с Нехлюдовым». Нехлюдов победил Ерошку, сектантская тупиковая узость - одолела живую жизнь… «Морализирующий рационализм … убивал всё живое в душе писателя и вокруг него…» (Орех. 2010. - С. 304).
Это ужасная гадость, и ложь, и грязь. И источник её - старая критика и публицистика, а не собственно научные работы о Толстом. Вот почему Ореханов, сославшись на «многих авторов», разделявших ранее его позицию - не назвал ни одного имени! Но чтобы как-то проиллюстрировать, что «борьба» таки была, учёный поп заставил перевернуться в гробу теперь уже не Гольденвейзера, а - Валентина Булгакова, последнего секретаря Толстого, так же мемуариста, который-де в записи 1910 года (далее цитирую слова Г. Ореханова):
«…отмечает полярную <приведённой у Гольденвейзера и вышецитированной. - Р. А.> мысль писателя, который, говоря о «церковниках», исполняющих обряды, подчёркивает: “Главное то, что они искренно верят в Бога, в живого Бога. А в этом всё!”» (Там же).
Милота… Значит, мысль - ПОЛЯРНАЯ, выражает некие противоположные взгляды, и никак не меньше! По Ореханову выходит, что как только суеверный дикарь Ерошка ненадолго «одолевал» в Толстом свободного богоискателя Нехлюдова - Толстой даже в 1910 году тут же тянулся к попам и церковным обрядам, и даже выдавал своему молодому секретарю (другу, обожателю и, разумеется, «толстовцу» в те годы) эту свою тягу…
Это не может быть правдой. И это - НЕ правда! Заглянем в книгу В. Ф. Булакова, откуда выдрана цитата - недавно переизданный его дневник 1910 года «Л. Н. Толстой в последний год его жизни». Ореханов, впрочем, цитирует из советского издания 1989 года - что ж! оно у нас всегда под рукой…
Находим без труда нужную запись - от 24 мая 1910 г. Записана беседа с Толстым, в которой участвуют, помимо Булгакова, всё тот же А. Б. Гольденвейзер, сын Толстого Андрей Львович, толстовцы Маковицкий и Сергеенко и ещё один, умный и сомневающийся, единомышленник Толстого во Христе - Михаил Павлович Скипетров (1889 - 1914), в то время студент Петербургского университета.
«О простых религиозных людях, исполняющих церковные обряды, Скипетров <…> сказал, что они не осуществляют в жизни своих добрых намерений.
-- Нет, нельзя сказать, -- возразил Лев Николаевич. - Осуществляют, но в очень ограниченной степени. Те силы, которые до́лжно бы тратить на это, уходят именно на другое. Главное то, что они искренно верят в Бога, в живого Бога. А в этом всё!.. А вот у профессора этого нет» (Булгаков В. Ф. Л. Н. Толстой в последний год его жизни. - М., 1989. - С. 227).
Даже само обращение к двум источникам, книгам Гольденвейзера и Булгакова, ЯКОБЫ до полярности противоречащим друг дружке и «изобличающим» Толстого в его тайных поползновениях скатиться до церковной веры простого казачка - ложь и ложь! Ещё раз повторим: ОБА мемуариста, Булгаков и Гольденвейзер, РЯДЫШКОМ СИДЕЛИ при этой беседе 24 мая! И оба - зафиксировали её в своих записках! У Гольденвейзера соответствующее место изложено даже красочнее и подробней. Сравните:
«Скипетров сказал про религиозность простых людей, что она у них часто мало касается жизни.
-- Вот моя бабушка, она в церковь ходит, свечки ставит и говорит: «Где уж нам по-Божьи жить, мы люди грешные».
-- Да, но в этом всё-таки хорошо смирение, -- сказал Л. Н. - И в какой-нибудь бабе дорога именно эта настоящая вера в живого Бога, всё равно, что она его видит в матушке царице небесной или в иконе. Это всё-таки живой Бог, и во всяком случае, она ближе к Богу, чем профессор.
-- Какой? - спросил Андрей Львович.
-- Да всякий» (Гольденвейзер А. Б. Ук. соч. - С. 297 - 298).
Ну, вот зачем бы Ореханову не процитировать для своей «аргументации» одного А. Б. Гольденвейзера? А ЗАТЕМ, что - «кричащего противоречия» в мозгах Толстого по этому источнику ну НИКАК не вырисовывается и, соответственно, «полярности» в мозгах читателя - тоже не явится. Явилась же налицо - ещё одна фальсификация мессира Ореханова!
Будем помнить, что концепт «вера» в авторской семантике Толстого - не просто отличен, но противоположен официальному обрядоверию и идолопоклонству церквей. «Христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание» - так кратко и ёмко определяет «живую веру» Толстой в заглавии своего знаменитого трактата. Речь идёт об умилявшей Толстого, НО УЖЕ НЕ РАЗДЕЛЯЕМОЙ ИМ, «живой вере» народа, силившегося прорваться сердцем и разумом ко Христу из глубины той бездны невежества и замусоренности сознания церковным вздором, в котором его ДЕРЖАЛИ ложные «просветители» церкви и государства. (Отсюда положительное отношение Толстого к деятельности ряда сект, воспринимавшихся им как такие попытки богоискательства.) О «церковниках, исполняющих обряды» -- речь вовсе не шла. Более того, содержательная и эмотивная коннотация толстовских реплик, как это особенно видно из изложения В. Ф. Булгакова - всё-таки, скорее, критичная в отношении «растраты сил» народа (и денег, кстати сказать!) на ограниченное, грубо-суеверное обрядоверие и идолопоклонство церквей и сект.
И это вполне в духе толстовского понимания веры, как бесконечного ПОИСКА ИСТИНЫ разумом и сердцем человека, бесконечного приближения к ней… Важно - именно движение к познанию Бога, к Истине, а не то, насколько человек уже прошёл этот путь в сравнении с «отсталым народом»... Истинная вера не требует посредничества церкви и состоит в установлении человеком для себя актуального в его эпоху понимания жизни, соответствующего разуму и обретённым знаниям его современников. И молитва истинная - уединённое сосредоточение человека на Божественном в себе, а не коллективное прошение какому-то внешнему личному Богу. Отношение Толстого к молитве народной, впрочем, понимающее и снисходительное - как к слабости детского ещё разума, которой отчасти подпадает и он сам. Это видно, к примеру, из записи Дневника Толстого от 28 сентября 1899 года: «Иногда хочется по-детски кому-то (Богу) жаловаться, просить помощи. Хорошее ли это чувство? Нехорошее -- слабость, неверие. То, что больше всего похоже на веру: просительная молитва есть, именно, неверие -- неверие в то, что зла нет, что просить не об чем, что, если тебе худо, то это только тебе показывает, что тебе надо поправиться, что происходит то самое, что должно быть и при чём ты должен делать, что до́лжно».
* * * * *
ИТАК, наш вывод по данному эпизоду:
Как и во многих других частях своих лживых книжек, НЕ БЕЗ ПОМОЩИ ИЗВЕСТНЫХ НАМ СОТРУДНИЧКОВ ТОЛСТОВСКИХ МУЗЕЕВ В МОСКВЕ И ЯСНОЙ ПОЛЯНЕ (а именно: продажных подпутинских сучек Л. В. Калюжной и подчинённых её «шестёрок» - в Москве в ГМТ, старой православнутой хрычовки А. Полосиной и более молодых, хитрых карьеристок типа О. Гладун и др. - в Ясной Поляне) Ореханов, дрянь такая, СБРЕХАЛ НАПРЯМУЮ, а так же подтасовал и частью скрыл и смысл, и самый текст источников!
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСЛЕДУЕТ (е. б. ж.)
___________________