Х. Мюнх. ПРОБЛЕМАТИКА ПЕРВОРОДНОГО ГРЕХА У ТОЛСТОГО И РУССО (Из статьи)
(Источник: Яснополянский сборник - 2014. Часть 1. С. 333 - 350)
Тезис о природной доброте человека, являющийся одним из краеугольных камней руссоистской философии, соответствовал глубочайшему убеждению раннего Толстого. С годами (начиная с личного кризиса 1870-х гг.) Толстой всё более отдалялся от позиции Руссо, пока не заявил открыто о несогласии с его тезисом, что человек рождается без греха.
1. ДЕТСКАЯ НЕВИННОСТЬ И ОБЩЕСТВЕННОЕ ГРЕХОПАДЕНИЕ
Тезис Руссо, согласно которому "человек по природе добр", нашёл свой отзвук в произведениях Толстого 1850-х и 1860-х годов. В своей первой повести "Детство" молодой Лев изображает детское существование в идеализированных тонах, таким, каким его обрисовал Руссо в романе "Эмиль".
Ещё более яркое выражение идея детской невинности нашла в очерках Толстого, посвящённых его педагогическим экспериментам в Ясной Поляне. В качестве примера можно привести статью под названием "Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?". В ней автор приходит к выводу о том, что: ребёнок от рождения есть "образец невинности, безгрешности, добра, правды и красоты" (8, 322).
По мнению Руссо и Толстого, человек в его детском или естественном состоянии является созданием, которое ещё во многом близко животному и не способно распознавать добро и зло. До тех пор, пока человек не обладает разумным сознанием, необходимым для различения добра и зла, его действия лишены "нравственного элемента". Соответственно, источником зла в мире для Руссо и Толстого является не человеческая природа, а человеческое общество с его учреждениями и обычаями. (Руссоистскому понятию "общество" как противоположности "природе" соответствует у Толстого скорее понятие "цивилизация").
Вступая в общество, человек попадает в зависимость от других людей, которая порождает пороки и приводит к тому, что "господин и раб развращают друг друга". В результате обобществления, начавшегося с введения собственности, естественная "любовь к себе" вырождается в "самолюбие", и человек отчуждается от самого себя.
Это - антитезис Руссо и по отношению к вере в прогресс,и по отношению к церковной трактовке библейского повествования (Бытие, 2 - 3).
2. ПРОТИВ «ВАРВАРСКОГО ДОГМАТА» О ПЕРВОРОДНОМ ГРЕХЕ
В своём "Исследовании догматического богословия" он осудил учение о первородном грехе как "безнравственное учение", которое "под корень подсекает всё, что есть лучшего в природе человека" (23, 144 и 230).
Учение это не вытекает из Священного писания и является мерзкой выдумкой богословов лжехристианских церквей. В третьей главе Книги бытия речь идёт - вопреки утверждениям богословов - не о падении, следствием которого является "преклонность" человека ко греху, "затемнённость ума" и "смерть телесная и духовная" (23, 158), а о познании добра и зла, приносящем человеку благо (Там же, 138 - 139).
Так же как и Руссо, Толстой придерживался взгляда, что учение о первородном грехе противоречит как Библии, так и справедливости Божией, поскольку оно "наклёпывает на Бога несвойственную Его благости и правосудию несправедливость: казнить потомков за грех чужой" (23, 158). При этом он ничуть не скрывал, на чьей стороне он стоит - на стороне "пелагиан, полупелагиан, социниан и рационалистов" (23, 230).
Однако основная причина, по которой Толстой отвергал догмат о первородном грехе, связана с лежащем в его основе учением о благодати и искуплении. Причина эта заключается в том, что человеку не нужно заботиться о ведении нравственного образа жизни, если он - как тому учит церковь - порочен и бессилен и все его усилия тщетны без действия благодати (23, 230).
Эту мысль Толстой пояснял на примере работников, которые стали бы плохо работать, "если бы им было известно, что они все дурные работники, если бы им внушали, что они никак не могут работать вполне хорошо, что такова их природа и что для того, чтобы сделать работу, есть другие средства, кроме их работы" (23, 144).
Под "другими средствами" Толстой подразумевал молитву, таинства и благодать. Идею благодати он отвергал потому, что справедливо видел в ней некоторого рода "бросовое отпущение", оправдание греха вместо грешника и благодать без следования за Христом. Толстой признавал вредной и растлевающей мысль о том, что искупительная жертва Христа спасает человека от греха вне зависимости от того, начал ли он вести новую жизнь или нет.
Таким образом, Толстой отвергал догмат о первородном грехе не столько в силу своего антропологического оптимизма, сколько потому, что не допускал возможности ЛЁГКОГО ОТПУЩЕНИЯ ГРЕХОВ - не Богом, а людьми. Как и Руссо, он стремился подчеркнуть способность человека к интеллектуальному и нравственному самоопределению и апеллировал к ответственности человека за свою судьбу, к его самостоятельности и воле к действию.
3. ПРИРОЖДЁННЫЕ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ГРЕХИ.
Толстой до конца своих дней отрицательно относился к догмату о первородном грехе как плоде авторитарного мышления, нацеленного на обеспечение послушания адептов веры.
Так, в своём трактате 1901 - 1902 гг. "Что такое религия и в чём сущность её?" Лев Николаевич пишет "... что может быть безнравственнее того ужасного учения, по которому Бог, злой и мстительный, наказывает всех людей за грех Адама?" (35, 169). А в "Ответе на определение Синода" (1901) Толстой подтвердил, что отвергает басню лжехристианской "православной" церкви о "падении" первого человека, как "не имеющую никакого смысла в наше время" (34, 248).
Толстой исходит из:
1) Характерного для Нового Завета противопоставления духа и плоти (Ин. 3, 6; 6, 63; Рим. 8, 1 - 18; Гал. 5, 3 - 6, 10);
2) Характерного ещё для философии Канта противопоставления разума и чувственности.
Человек понимается как существо, соединяющее в себе два противоположных начала: "животное существование" и пробуждающееся "разумное сознание". При этом телесное существование человека заражено грехом начиная с рождения; в то же время он несёт в себе искру божественного духа, через пробуждение которого он может постепенно освободиться от оков зла.
Даже ребёнок не безгрешен: "В нём меньше грехов, чем во взрослом, но уже есть грехи тела" (45, 102). Здесь Толстой - несомненный оппонент идеализации детей у Руссо.
В "Христианском учении" Толстой даёт определение греху как "препятствию, мешающему человеку проявлять любовь" (39, 129). "Общественные" грехи Толстой здесь отличает от "прирождённых" и "личных" грехов. То есть: грех, по христианскому научению Льва Николаевича, является следствием трёх факторов: 1) прирождённого (общечеловеческого) предрасположения, 2) общественного влияния, и 3) индивидуальной склонности (39, 131 - 132).
Однако откуда зло происходит изначально? Выводы Толстого здесь - неоднозначны. То он понимал зло как неверно интерпретируемое добро, то как противоречащую разуму действительность, проистекающую из свободы воли человека, в животной личности которого заложена склонность ко греху. Как и пелагиане, гуманисты и просветители, Лев Николаевич последовательно отстаивал идею свободы воли человека, понимая под ней возможность свободного выбора между добром и злом (24, 848; 49, 65). Одновременно он апеллировал к ответственности человека за свои поступки и советовал искать причины зла в себе самом (41, 529).
В любом случае, Толстому был чужд гностический дуализм духа и материи, в основе которого лежит представление о добре и зле как двух равноправных началах. Хотя он и писал в книге "Путь жизни", что все грехи от тела (45, 98 и 101), он считал материю не тёмной субстанцией зла, а нейтральной в нравственном отношении величиной, началом которой является Бог (41, 475).
Зло возникает оттого, что человек - по собственной воле - подчиняет жизнь свою материи и своей животной личности, вместо того чтобы руководствоваться духом и любовью. Иными словами, зло возникает оттого, что человек руководствуется в своей жизни эгоистичной волей своего "Я", а не волей Бога, открывающейся ему в собственной душе и нашедшей своё выражение в заповедях Христа и в мыслях других мудрых людей, начиная от Соломона и Будды, Августина и Паскаля и заканчивая Руссо и Кантом.
26 ноября 1898 г. Толстой записывает в Дневнике: "Вопрос о происхождении зла так же нелеп, как и вопрос о происхождении мира. Не откуда зло надо знать, а - как его побороть?".
В отличие от Августина, Толстой признавал, что человек способен сам преодолеть зло добром - несмотря на узы "вожделения" - без мистической "помощи" божественной благодати, якобы действующей в церковных "таинствах".
4. ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ГРЕХА
Безгрешность если и возможна вообще, то только после телесной смерти. Но Толстой - противник саморазрушительного "умерщвления плоти". Он указывал на то, что человек, умерщвляя плоть, уничтожает при этом и свою подлинную духовную сущность, которая содержится во плоти (24, 818; 39, 130).
Частичного освобождения от греха можно достичь во время земной жизни путём постоянного ограничения и преодоления в себе всего того, что стоит на пути у любви, мешая её самооткровению в человеке. Руководство, направляющее его в этом процесае освобождения, он нашёл в учении Христа. Это учение разрешает противоречие между законами плоти и законами духа, показывая человеку, как он может освободить свою бесконечную духовную сущность, заключённую в конечном теле, и как он может позволить раскрыться бесконечной любви, зажатой в тиски животного существования (39, 130). При этом Толстой апеллировал к ответственности человека и советовал людям ИСКАТЬ ПРИЧИНУ ЗЛА, ОТ КОТОРОГО ОНИ СТРАДАЮТ, В СЕБЕ. Ибо лишь в осознании собственной греховности и в изменении своей деятельности заключается спасение от него (41, 529).
*****
Моя страница в "ВКонтакте":
«Л.Н. Толстой в научной и публицистической мысли в России и мире»: http://vk.com/leo_tolstoy_in_russia_and_world
Тезис о природной доброте человека, являющийся одним из краеугольных камней руссоистской философии, соответствовал глубочайшему убеждению раннего Толстого. С годами (начиная с личного кризиса 1870-х гг.) Толстой всё более отдалялся от позиции Руссо, пока не заявил открыто о несогласии с его тезисом, что человек рождается без греха.
1. ДЕТСКАЯ НЕВИННОСТЬ И ОБЩЕСТВЕННОЕ ГРЕХОПАДЕНИЕ
Тезис Руссо, согласно которому "человек по природе добр", нашёл свой отзвук в произведениях Толстого 1850-х и 1860-х годов. В своей первой повести "Детство" молодой Лев изображает детское существование в идеализированных тонах, таким, каким его обрисовал Руссо в романе "Эмиль".
Ещё более яркое выражение идея детской невинности нашла в очерках Толстого, посвящённых его педагогическим экспериментам в Ясной Поляне. В качестве примера можно привести статью под названием "Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?". В ней автор приходит к выводу о том, что: ребёнок от рождения есть "образец невинности, безгрешности, добра, правды и красоты" (8, 322).
По мнению Руссо и Толстого, человек в его детском или естественном состоянии является созданием, которое ещё во многом близко животному и не способно распознавать добро и зло. До тех пор, пока человек не обладает разумным сознанием, необходимым для различения добра и зла, его действия лишены "нравственного элемента". Соответственно, источником зла в мире для Руссо и Толстого является не человеческая природа, а человеческое общество с его учреждениями и обычаями. (Руссоистскому понятию "общество" как противоположности "природе" соответствует у Толстого скорее понятие "цивилизация").
Вступая в общество, человек попадает в зависимость от других людей, которая порождает пороки и приводит к тому, что "господин и раб развращают друг друга". В результате обобществления, начавшегося с введения собственности, естественная "любовь к себе" вырождается в "самолюбие", и человек отчуждается от самого себя.
Это - антитезис Руссо и по отношению к вере в прогресс,и по отношению к церковной трактовке библейского повествования (Бытие, 2 - 3).
2. ПРОТИВ «ВАРВАРСКОГО ДОГМАТА» О ПЕРВОРОДНОМ ГРЕХЕ
В своём "Исследовании догматического богословия" он осудил учение о первородном грехе как "безнравственное учение", которое "под корень подсекает всё, что есть лучшего в природе человека" (23, 144 и 230).
Учение это не вытекает из Священного писания и является мерзкой выдумкой богословов лжехристианских церквей. В третьей главе Книги бытия речь идёт - вопреки утверждениям богословов - не о падении, следствием которого является "преклонность" человека ко греху, "затемнённость ума" и "смерть телесная и духовная" (23, 158), а о познании добра и зла, приносящем человеку благо (Там же, 138 - 139).
Так же как и Руссо, Толстой придерживался взгляда, что учение о первородном грехе противоречит как Библии, так и справедливости Божией, поскольку оно "наклёпывает на Бога несвойственную Его благости и правосудию несправедливость: казнить потомков за грех чужой" (23, 158). При этом он ничуть не скрывал, на чьей стороне он стоит - на стороне "пелагиан, полупелагиан, социниан и рационалистов" (23, 230).
Однако основная причина, по которой Толстой отвергал догмат о первородном грехе, связана с лежащем в его основе учением о благодати и искуплении. Причина эта заключается в том, что человеку не нужно заботиться о ведении нравственного образа жизни, если он - как тому учит церковь - порочен и бессилен и все его усилия тщетны без действия благодати (23, 230).
Эту мысль Толстой пояснял на примере работников, которые стали бы плохо работать, "если бы им было известно, что они все дурные работники, если бы им внушали, что они никак не могут работать вполне хорошо, что такова их природа и что для того, чтобы сделать работу, есть другие средства, кроме их работы" (23, 144).
Под "другими средствами" Толстой подразумевал молитву, таинства и благодать. Идею благодати он отвергал потому, что справедливо видел в ней некоторого рода "бросовое отпущение", оправдание греха вместо грешника и благодать без следования за Христом. Толстой признавал вредной и растлевающей мысль о том, что искупительная жертва Христа спасает человека от греха вне зависимости от того, начал ли он вести новую жизнь или нет.
Таким образом, Толстой отвергал догмат о первородном грехе не столько в силу своего антропологического оптимизма, сколько потому, что не допускал возможности ЛЁГКОГО ОТПУЩЕНИЯ ГРЕХОВ - не Богом, а людьми. Как и Руссо, он стремился подчеркнуть способность человека к интеллектуальному и нравственному самоопределению и апеллировал к ответственности человека за свою судьбу, к его самостоятельности и воле к действию.
3. ПРИРОЖДЁННЫЕ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ГРЕХИ.
Толстой до конца своих дней отрицательно относился к догмату о первородном грехе как плоде авторитарного мышления, нацеленного на обеспечение послушания адептов веры.
Так, в своём трактате 1901 - 1902 гг. "Что такое религия и в чём сущность её?" Лев Николаевич пишет "... что может быть безнравственнее того ужасного учения, по которому Бог, злой и мстительный, наказывает всех людей за грех Адама?" (35, 169). А в "Ответе на определение Синода" (1901) Толстой подтвердил, что отвергает басню лжехристианской "православной" церкви о "падении" первого человека, как "не имеющую никакого смысла в наше время" (34, 248).
Толстой исходит из:
1) Характерного для Нового Завета противопоставления духа и плоти (Ин. 3, 6; 6, 63; Рим. 8, 1 - 18; Гал. 5, 3 - 6, 10);
2) Характерного ещё для философии Канта противопоставления разума и чувственности.
Человек понимается как существо, соединяющее в себе два противоположных начала: "животное существование" и пробуждающееся "разумное сознание". При этом телесное существование человека заражено грехом начиная с рождения; в то же время он несёт в себе искру божественного духа, через пробуждение которого он может постепенно освободиться от оков зла.
Даже ребёнок не безгрешен: "В нём меньше грехов, чем во взрослом, но уже есть грехи тела" (45, 102). Здесь Толстой - несомненный оппонент идеализации детей у Руссо.
В "Христианском учении" Толстой даёт определение греху как "препятствию, мешающему человеку проявлять любовь" (39, 129). "Общественные" грехи Толстой здесь отличает от "прирождённых" и "личных" грехов. То есть: грех, по христианскому научению Льва Николаевича, является следствием трёх факторов: 1) прирождённого (общечеловеческого) предрасположения, 2) общественного влияния, и 3) индивидуальной склонности (39, 131 - 132).
Однако откуда зло происходит изначально? Выводы Толстого здесь - неоднозначны. То он понимал зло как неверно интерпретируемое добро, то как противоречащую разуму действительность, проистекающую из свободы воли человека, в животной личности которого заложена склонность ко греху. Как и пелагиане, гуманисты и просветители, Лев Николаевич последовательно отстаивал идею свободы воли человека, понимая под ней возможность свободного выбора между добром и злом (24, 848; 49, 65). Одновременно он апеллировал к ответственности человека за свои поступки и советовал искать причины зла в себе самом (41, 529).
В любом случае, Толстому был чужд гностический дуализм духа и материи, в основе которого лежит представление о добре и зле как двух равноправных началах. Хотя он и писал в книге "Путь жизни", что все грехи от тела (45, 98 и 101), он считал материю не тёмной субстанцией зла, а нейтральной в нравственном отношении величиной, началом которой является Бог (41, 475).
Зло возникает оттого, что человек - по собственной воле - подчиняет жизнь свою материи и своей животной личности, вместо того чтобы руководствоваться духом и любовью. Иными словами, зло возникает оттого, что человек руководствуется в своей жизни эгоистичной волей своего "Я", а не волей Бога, открывающейся ему в собственной душе и нашедшей своё выражение в заповедях Христа и в мыслях других мудрых людей, начиная от Соломона и Будды, Августина и Паскаля и заканчивая Руссо и Кантом.
26 ноября 1898 г. Толстой записывает в Дневнике: "Вопрос о происхождении зла так же нелеп, как и вопрос о происхождении мира. Не откуда зло надо знать, а - как его побороть?".
В отличие от Августина, Толстой признавал, что человек способен сам преодолеть зло добром - несмотря на узы "вожделения" - без мистической "помощи" божественной благодати, якобы действующей в церковных "таинствах".
4. ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ГРЕХА
Безгрешность если и возможна вообще, то только после телесной смерти. Но Толстой - противник саморазрушительного "умерщвления плоти". Он указывал на то, что человек, умерщвляя плоть, уничтожает при этом и свою подлинную духовную сущность, которая содержится во плоти (24, 818; 39, 130).
Частичного освобождения от греха можно достичь во время земной жизни путём постоянного ограничения и преодоления в себе всего того, что стоит на пути у любви, мешая её самооткровению в человеке. Руководство, направляющее его в этом процесае освобождения, он нашёл в учении Христа. Это учение разрешает противоречие между законами плоти и законами духа, показывая человеку, как он может освободить свою бесконечную духовную сущность, заключённую в конечном теле, и как он может позволить раскрыться бесконечной любви, зажатой в тиски животного существования (39, 130). При этом Толстой апеллировал к ответственности человека и советовал людям ИСКАТЬ ПРИЧИНУ ЗЛА, ОТ КОТОРОГО ОНИ СТРАДАЮТ, В СЕБЕ. Ибо лишь в осознании собственной греховности и в изменении своей деятельности заключается спасение от него (41, 529).
*****
Моя страница в "ВКонтакте":
«Л.Н. Толстой в научной и публицистической мысли в России и мире»: http://vk.com/leo_tolstoy_in_russia_and_world