"Патриотическое"
- Тьфу. Какая же мерзость. Вот за этот гнусный пасквиль Нобелевскую премию? Позорище!
Первый собеседник брезгливо перелистал страницы книги и швырнул ее на стол. Второй собеседник отхлебнул из стакана:
- Не кипятись, нобелевский комитет давно себя дискредитировал.
Первый стукнул кулаком по столу.
- Вот не понимаю я! Посуди сам - мы в эту сраную страну и ребят наших забрасывали, и кровь проливали. За что они там гибли? Эта писанина… Иуда, не помнящая родства. Ща еще интервью начнет раздавать. Ничего, еще воздастся за всё. Огребёт.
Второй собеседник кивнул.
- И санкциями вроде поприжали этих уродов, а все неймется. И вопли еще эти, блеянье стада дегенератов - на нашем языке типа написано, гордитесь! Литература!
Первый язвительно хмыкнул.
- Да какая литература? Коньюктурное говно. Годом раньше или годом позже напиши такое, никто и не заметит. Это шведы специально нам шпильку вставили. Ненавидят нас.
Второй кивнул.
- И этот горе-автор еще сидит там и жрет с известно чей руки. Вот скажи, патриот разве уедет с Родины? Кто только загранпаспорта выдает таким… Ща нобелевку свою прожирать будет, гнида. Тьфу. Тридцать серебренников, как не подавится только. Сколько она сейчас, премия-то?
- Лимон баксов вроде.
- Е-моё. Нам бы с тобой эти деньжищи! А это чмо там заказуху свою на листочке чирикает перышком. Известно, кто за это платит. Ненавидят они нас, завидуют. Свобода у них теперь, вишь чё придумали.
- Я так считаю, гражданства за такое лишать надо. В назидание. И книжонки все сжечь. А если дети читать будут? Кошмар! Ясно, что они там вычитают. Растление же нации.
Собеседник махнул рукой.
- Да забей, через год никто и не вспомнит. Уверен, наших ребят еще пошлют туда горе-литератора за вымя пощупать. Пара тройка спецназовцев…
- Встретил бы на улице и спецназ бы не понадобился, своими бы руками…
Собеседник сплюнул.
- Ты читал эту ахинею? Я сам бы лучше написал, такой отстой. Обидно за родной язык!
- Мне и читать не надо, мараться только. Слышал, что сюжет говно. Вторично все.
- Наливай, чё. Мы ж патриоты с тобой, браза. Зачетный бурбон. Не то что ирландские помои.
Собеседники чокнулись Джеком Дэниелзом и и поставили стаканы на валяющуюся на столе книгу «Старик и море».
- Билл, закурить есть?
Билл кивнул. Собеседники раскурили сигары.
- А кубинских не завалялось?
- Санкции мать их, - вздохнул Билл. - Нельзя нам теперь кубинские. Статья за это ломится, Джонни.
- Вот уроды, - возмутился Джонни. - Почему за нас решают, что курить, а что нет?
Билл с отвращением закашлялся, выпуская клубы дыма.
А в это время на острове Свободы Эрнест Хемингуэй продолжал кропать очередной пасквиль.
Первый собеседник брезгливо перелистал страницы книги и швырнул ее на стол. Второй собеседник отхлебнул из стакана:
- Не кипятись, нобелевский комитет давно себя дискредитировал.
Первый стукнул кулаком по столу.
- Вот не понимаю я! Посуди сам - мы в эту сраную страну и ребят наших забрасывали, и кровь проливали. За что они там гибли? Эта писанина… Иуда, не помнящая родства. Ща еще интервью начнет раздавать. Ничего, еще воздастся за всё. Огребёт.
Второй собеседник кивнул.
- И санкциями вроде поприжали этих уродов, а все неймется. И вопли еще эти, блеянье стада дегенератов - на нашем языке типа написано, гордитесь! Литература!
Первый язвительно хмыкнул.
- Да какая литература? Коньюктурное говно. Годом раньше или годом позже напиши такое, никто и не заметит. Это шведы специально нам шпильку вставили. Ненавидят нас.
Второй кивнул.
- И этот горе-автор еще сидит там и жрет с известно чей руки. Вот скажи, патриот разве уедет с Родины? Кто только загранпаспорта выдает таким… Ща нобелевку свою прожирать будет, гнида. Тьфу. Тридцать серебренников, как не подавится только. Сколько она сейчас, премия-то?
- Лимон баксов вроде.
- Е-моё. Нам бы с тобой эти деньжищи! А это чмо там заказуху свою на листочке чирикает перышком. Известно, кто за это платит. Ненавидят они нас, завидуют. Свобода у них теперь, вишь чё придумали.
- Я так считаю, гражданства за такое лишать надо. В назидание. И книжонки все сжечь. А если дети читать будут? Кошмар! Ясно, что они там вычитают. Растление же нации.
Собеседник махнул рукой.
- Да забей, через год никто и не вспомнит. Уверен, наших ребят еще пошлют туда горе-литератора за вымя пощупать. Пара тройка спецназовцев…
- Встретил бы на улице и спецназ бы не понадобился, своими бы руками…
Собеседник сплюнул.
- Ты читал эту ахинею? Я сам бы лучше написал, такой отстой. Обидно за родной язык!
- Мне и читать не надо, мараться только. Слышал, что сюжет говно. Вторично все.
- Наливай, чё. Мы ж патриоты с тобой, браза. Зачетный бурбон. Не то что ирландские помои.
Собеседники чокнулись Джеком Дэниелзом и и поставили стаканы на валяющуюся на столе книгу «Старик и море».
- Билл, закурить есть?
Билл кивнул. Собеседники раскурили сигары.
- А кубинских не завалялось?
- Санкции мать их, - вздохнул Билл. - Нельзя нам теперь кубинские. Статья за это ломится, Джонни.
- Вот уроды, - возмутился Джонни. - Почему за нас решают, что курить, а что нет?
Билл с отвращением закашлялся, выпуская клубы дыма.
А в это время на острове Свободы Эрнест Хемингуэй продолжал кропать очередной пасквиль.