Альба вздохнула. Слишком просто. Для того чтобы иметь возможность вот так вздыхать в одиночестве, объятая болью, с бокалом коньяка, она обратила к нему глаза, она подобрала оборки и юбочки своего взгляда, она бросила на абордаж крюки и когти своего ума - те ощерились и схватили увальня.
Она запустила руку внутрь шляпки, словно то был пучок травы, она в бешенстве уничтожила красивую шляпку. Локоном чернейших волос она спеленала матовую белизну виска. Шатаясь, она встала на ноги, она высвободилась из хватки оттоманки, пока не превратилась в прямую, изящную, бдительную фигурку, большая голова опущена, касающиеся кофейного столика кончики пальцев приковывают её к земле, заземляют её.
Она прислушалась. Она подождала, пока вестибюль вернётся в поле зрения. Ей показалось, что у неё лихорадка. Десять против одного, сейчас придёт официант.
- Мадам, - сказал официант.
- Моё пальто, - сказала она, разрывая круг, - и… я заказывала ещё бокал коньяка, - промолвила она, снова усаживаясь на оттоманку, - если вы помните.
Она ничего не заказывала, и официант не помнил ничего подобного.
- «Эннесси»! - закричала она. - Три звезды, двойной, в бокале для дегустации, скорей! Вы что, не видите, что я умираю?
Она сложила высокородные ноги, она уютно устроилась у подлокотника. Вестибюль сполз обратно в канаву естественной неряшливости, в лабиринт частных изгибов и пересечений.
- Сахар, - приказала она дрожащему официанту.
День отошёл, настала самая горячая пора для служителей баров и гостиниц, богатые горожане искали убежища, спасаясь от сумерек. Это был час шустрых фонарщиков, проносящихся по окраинам на велосипедах. Местные поэты, отличающиеся, в этом смысле, от зажиточных граждан, выползали в этот час каждый из своего бара и шли широкой дорогой за суточной порцией вдохновения.
В богемных кругах разносилась весть о том, что Шон, или Лайам, или Гарри, или Шан вышел на улицу, но скоро вернётся. Его не придётся долго ждать. Он вернётся, его голос, его знакомые шаги вдоль стойки бара подадут сигнал о его возвращении. Он заплатит за выпивку, он ведь честный человек, а ещё великий бард и замечательный собеседник, особенно попозже вечером, правда?
Сэмюэл Беккет, «Мечты о женщинах, красивых и так себе», 1932 г.