Francois Truffaut, 1981 (Photo by Victor Skrebneski)
Я считаю, что цвет почти так же навредил кинематографу, как и телевидение. В кино следует бороться с гиперреализмом, иначе не получится искусства. На заре «новой волны», чтобы выжить, нам приходилось делать всё как можно проще: мы обращались к немому кино, а потом озвучивали наши ленты.
На следующем этапе мы пришли к синхронной записи звука, затем добавился цвет, но мы забыли проанализировать этот феномен. С того времени, когда фильм стал цветным, когда его стали снимать на улице, в нём появились солнце и тень, и шум мотороллеров стал перекрывать диалоги, - кино перестало быть кино! Это не искусство, а тоска.
Чёрно-белый кадр практически никогда не был некрасивым, даже если фильм не претендовал на художественные достоинства. Теперь же уродство в кино преобладает. Восемь картин из десяти смотреть так же скучно, как, скажем, наблюдать за уличной пробкой. Сам я снимаю в цвете лишь потому, что не могу иначе. Предполагается, что любой фильм рано или поздно пойдет по телевидению, а телевидение покупает только цветные ленты.
* * * * * * * * * *
Как раз в тот момент, когда я осознал, насколько меня раздражает цветное кино, мне довелось пересмотреть чёрно-белые картины Брессона, и у меня появились новые основания восхищаться ими. Какие же конкретно? Вы, наверное, замечали, сидя в кинозале, что внезапная смена на экране долгой ночной сцены - сценой дневной, производит шоковое впечатление. Зал вдруг заливается светом, и вы начинаете замечать своих соседей. Хорошо!
А теперь вспомните, что «Приговорённый к смерти бежал» или «Жанна д'Арк» - это от начала до конца серые по колориту фильмы, они не вызывают зрительного шока, они практически одноцветны, но при этом - сущее чародейство. Лучшие фильмы в истории кино, быть может, наиболее «однородны»: однолинейны, одноцветны, однозвучны.
Далее: «Золотая карета» - фильм цветной, но тем не менее - мой любимый фильм, я видел его, наверное, раз тридцать, и все тридцать раз моя память отторгала один раздражающий меня кадр: карета, удаляющаяся под солнцем в облаке пыли, а в верхней части экрана - голубое небо. Этот разрушающий всю систему изображений и убивающий единство фильма план был снят на студии, но во дворе студии. Я уже и сам начинал разбираться, в чём тут дело, но к тому же в этот момент мне попались под руку мемуары де Кирико, где говорится, что нет ничего абсурднее театральных представлений под открытым небом, поскольку в этом ощущается какая-то невероятная смесь правды и фальши.
Теперь я понимаю, почему меня всегда разочаровывали цветные фильмы Висконти, особенно моменты, когда персонажи в них переходят из интерьера на натуру, и почему «Чувству» и «Людвигу» я всегда предпочитал «Белые ночи» (фильм, снятый в павильоне и немыслимый в цвете), «Рокко» и «Туманные звёзды Большой Медведицы».
Франсуа Трюффо, 1978 - 1979 гг.