John Carpenter, Photo by Antoine Le Grand
К фильмам Карпентера нужно возвращаться не потому, что они «актуальны», а сам он - «пророк», не ради его сбывшихся предсказаний, не ради плодов, которые рождало это чрево, а затем, чтобы убедиться воочию: чрево по-прежнему занято важным трудом, внутри него бурлит и зреет режиссерский стиль, готовый ускользнуть от чеканных определений при малейшем движении критика-акушера.
Точно как монстр-хамелеон, та самая the thing, он сбрасывает кожу, подыскивая новые тела для нужд аморфной сущности. Карпентер - паразит сорта своих же злодеев: эксплуататор политических концепций и жанровых структур, он действует в их границах, однако не в их интересах; присваивая их возможности, но не имена; меняя их из прихоти и тут же покидая - часто наобум и по зову инстинкта.
К видимой актуальности его картин стоит относиться с подозрением, равно и к его обманчивому статусу «режиссера-политика». В свое время - то есть своевременно - Джонатан Розенбаум, разбирая They Live по косточкам, уличал Карпентера в идеологической близорукости: по мнению критика-шестидесятника, фильм представлял собой «combination of a left-wing message with right-wing rhetoric».
История народного освобождения от гнета инопланетных олигархов, действительно, принимала противоестественный оборот. По всему выходило, что с «фашистской силой темною» в ленте Карпентера сражался аватар Клинта Иствуда. Что до самого Иствуда, тому, видимо, до конца дней суждено ерзать на перине своих достижений - и всё из-за малюсенькой горошины, подкинутой ему Годаром, заклеймившим Грязного Гарри как инструмент гитлеризма.
Дмитрий Буныгин
«Питер Пэн из открытого космоса: Возвращение Джона Карпентера»
Cineticle Интернет-журнал об авторском кино
Читать полностью