О 5 Б, вечере страшилок и писательской гордости
Было это в том году. Я вчера вспоминала, что же я такого прикольного делала со своим классом - оказывается - много всего! И "вечер страшилок" - в том числе.
Все началось с того, что мальчик Давид на протяжении нескольких уроков упорно и настойчиво просил меня устроить им - пятиклашкам - вечер страшных историй. Класс поддержал мальчика почти единодушным: "Ирина Николаевна, ну пожааааалуйста!" И я согласилась. Но все бы ничего, если бы кто-то - Алена, кажется - не попросил меня: "А вы нам историю расскажете?" И я опять согласилась, радостно так, ну, думаю, что-то, а рассказывать истории я умею.
По дороге домой я поняла, что влипла по уши. Страшных историй я знаю великое множество, половина из них - опыт моего детства (разные заброшенные дома и подземные гаражи ака пещеры, вылазки на реку и т.п.), но вот написать рассказ... Страшный рассказ. Нет, тогда мне показалось, что я зря ввязалась в эту затею.
Целых две недели я промучилась с идеей рассказа - надо же сделать так, чтоб и страшно, и интересно, и несложно - пятый класс все-таки! И чтобы все сразу понятно было. Перебрала несколько вариантов, и ни один меня не устроил. Потом вспомнила про старую задумку, и вот за день до классного часа села... Ну да, и написала таки историю.
Читала рассказ страшным хриплым голосом - не от больших актерских способностей, я просто потому, что горло болело. И смотрю - замерли, тишина полная, слушают и даже не хихикают. И когда прочла последнее предложение, они молча смотрели на меня несколько секунд, офигевшие явно.
Хвалиться нехорошо, да и не хвалюсь - делаю зарубку: "Жанр ужаса уже немного освоен".
* * *
Сокрушительный удар в нос, потом - в солнечное сплетение. Кажется, кровь. Пинок под ребра. Сгибаюсь от острой боли. Слышу, как издалека, смех Гуся. Пытаюсь ударить в ответ - мимо. Снова гогот. И, наконец, наступает темнота…
«Чтобы вы все сдохли! Все! Все!» То ли кричу, то ли думаю - уже не могу разобрать. Эти ребята учатся в восьмом, старше меня на два года. Они крепкие и сильные. Они курят напоказ, никого и ничего не боятся. И иногда, когда им становится скучно, устраивают «охоту».
В тот день они охотились на меня.
Я иду домой, подволакивая ногу. Ступать больно, саднят ладони, из носа только недавно перестала хлестать кровь. Прохожие оборачиваются, бабульки качают головами. Но никому нет никакого дела. И хорошо, что нет - расспросов я сейчас не хочу.
«Чтобы вы все сдохли! Что б Гусь…» - повторяю про себя еще и еще раз, как заклинание.
Что-то ползет ко мне, что-то белесое, полупрозрачное, похожее на щупальца. Пробует мои ссадины. Тянет из меня живую кровь…
- Эй, ты чего? - парень с длинными волосами крутит у виска, потом бурчит что-то под нос и идет дальше. Только сейчас понимаю, что почти возле своего подъезда.
Лифт, как обычно, не работает. Тяжело дыша, поднимаюсь по лестнице, суставы скручивает так, будто в них гвозди вгоняют. На лестничной клетке возле мусоропровода опять вижу те тени - белесые, они жмутся ко мне. Трогают. Оставляют влажные следы на коже. Или это я просто плачу?..
Дома я кое-как промываю раны и засыпаю - с мыслями о мести.
На следующий день, на математике, случайно смотрю в окно. Восьмые занимаются на площадке. Гусь подтягивается на трапеции, вертит «солнышко». Красуется перед девчонками. И вдруг - падает, нелепо, смешно, неестественно. Все толпятся вокруг. Слышен свисток. Крики. Отсюда не видно, но я почему-то знаю, что много крови.
«Чтобы они все сдохли!»
Второй из компании Гуся во время перемены спотыкается на ступеньке и ударяется головой о ее гранитный край. Все смотрят и фотографируют. И снова - красное на песочного цвета плитках.
В тот день четверых из одной компании увезли в больницы. Все шептались, но никто ничего не знал.
Мне страшно, меня трясет, когда я иду домой. Сосет под ложечкой - что-то должно случиться. Белесые щупальца тянутся ко мне уже отовсюду, и я как в паутине.
Возле подъезда стоит «скорая». Сердце ёкает и уходит в пятки. Я жду - глупо, непонятно, зачем.
Врач и санитар выходят с носилками. На них - мама, она очень бледная и неподвижная.
Кто-то шепчет мне в ухо: «Мы исполнили договор». Я оглядываюсь - никого, кроме врачей. Плачу, размазывая по щекам слезы. И вижу, что белесые тени ползут обратно - за мусорные баки, в канализационные люки. Я без сил опускаюсь на бордюр, смотрю в небо, потом - на мигалки «скорой». И не могу закричать.
* * *
И немного о том, что заставило меня гордиться рассказом.
На следующий день у меня был урок русского в 8 классе. На перемене они зашли в кабинет, мы стали с девочками разговаривать, слово за слово, и тема зашла о том, что желаний нужно бояться - как бы не сбылись. Я упомянула рассказ. И один мальчик попросил прочесть. Сначала он читал, хихикая и отпуская шуточки типа "А вы это про нас написали? А почему восьмой класс? А этот Гусь - точно Пашка!" Но когда мальчик дошел до последнего абзаца - я внимательно следила, хотя делала вид, что очень занята журналом - его лицо вдруг изменилось, стало очень серьезным. Пропала улыбочка. Распечатку с рассказом он вернул мне молча и спросил : "Можно маме показать?"
Такие моменты заставляют меня верить, что в них - в детях - еще не все потеряно.
Все началось с того, что мальчик Давид на протяжении нескольких уроков упорно и настойчиво просил меня устроить им - пятиклашкам - вечер страшных историй. Класс поддержал мальчика почти единодушным: "Ирина Николаевна, ну пожааааалуйста!" И я согласилась. Но все бы ничего, если бы кто-то - Алена, кажется - не попросил меня: "А вы нам историю расскажете?" И я опять согласилась, радостно так, ну, думаю, что-то, а рассказывать истории я умею.
По дороге домой я поняла, что влипла по уши. Страшных историй я знаю великое множество, половина из них - опыт моего детства (разные заброшенные дома и подземные гаражи ака пещеры, вылазки на реку и т.п.), но вот написать рассказ... Страшный рассказ. Нет, тогда мне показалось, что я зря ввязалась в эту затею.
Целых две недели я промучилась с идеей рассказа - надо же сделать так, чтоб и страшно, и интересно, и несложно - пятый класс все-таки! И чтобы все сразу понятно было. Перебрала несколько вариантов, и ни один меня не устроил. Потом вспомнила про старую задумку, и вот за день до классного часа села... Ну да, и написала таки историю.
Читала рассказ страшным хриплым голосом - не от больших актерских способностей, я просто потому, что горло болело. И смотрю - замерли, тишина полная, слушают и даже не хихикают. И когда прочла последнее предложение, они молча смотрели на меня несколько секунд, офигевшие явно.
Хвалиться нехорошо, да и не хвалюсь - делаю зарубку: "Жанр ужаса уже немного освоен".
* * *
Сокрушительный удар в нос, потом - в солнечное сплетение. Кажется, кровь. Пинок под ребра. Сгибаюсь от острой боли. Слышу, как издалека, смех Гуся. Пытаюсь ударить в ответ - мимо. Снова гогот. И, наконец, наступает темнота…
«Чтобы вы все сдохли! Все! Все!» То ли кричу, то ли думаю - уже не могу разобрать. Эти ребята учатся в восьмом, старше меня на два года. Они крепкие и сильные. Они курят напоказ, никого и ничего не боятся. И иногда, когда им становится скучно, устраивают «охоту».
В тот день они охотились на меня.
Я иду домой, подволакивая ногу. Ступать больно, саднят ладони, из носа только недавно перестала хлестать кровь. Прохожие оборачиваются, бабульки качают головами. Но никому нет никакого дела. И хорошо, что нет - расспросов я сейчас не хочу.
«Чтобы вы все сдохли! Что б Гусь…» - повторяю про себя еще и еще раз, как заклинание.
Что-то ползет ко мне, что-то белесое, полупрозрачное, похожее на щупальца. Пробует мои ссадины. Тянет из меня живую кровь…
- Эй, ты чего? - парень с длинными волосами крутит у виска, потом бурчит что-то под нос и идет дальше. Только сейчас понимаю, что почти возле своего подъезда.
Лифт, как обычно, не работает. Тяжело дыша, поднимаюсь по лестнице, суставы скручивает так, будто в них гвозди вгоняют. На лестничной клетке возле мусоропровода опять вижу те тени - белесые, они жмутся ко мне. Трогают. Оставляют влажные следы на коже. Или это я просто плачу?..
Дома я кое-как промываю раны и засыпаю - с мыслями о мести.
На следующий день, на математике, случайно смотрю в окно. Восьмые занимаются на площадке. Гусь подтягивается на трапеции, вертит «солнышко». Красуется перед девчонками. И вдруг - падает, нелепо, смешно, неестественно. Все толпятся вокруг. Слышен свисток. Крики. Отсюда не видно, но я почему-то знаю, что много крови.
«Чтобы они все сдохли!»
Второй из компании Гуся во время перемены спотыкается на ступеньке и ударяется головой о ее гранитный край. Все смотрят и фотографируют. И снова - красное на песочного цвета плитках.
В тот день четверых из одной компании увезли в больницы. Все шептались, но никто ничего не знал.
Мне страшно, меня трясет, когда я иду домой. Сосет под ложечкой - что-то должно случиться. Белесые щупальца тянутся ко мне уже отовсюду, и я как в паутине.
Возле подъезда стоит «скорая». Сердце ёкает и уходит в пятки. Я жду - глупо, непонятно, зачем.
Врач и санитар выходят с носилками. На них - мама, она очень бледная и неподвижная.
Кто-то шепчет мне в ухо: «Мы исполнили договор». Я оглядываюсь - никого, кроме врачей. Плачу, размазывая по щекам слезы. И вижу, что белесые тени ползут обратно - за мусорные баки, в канализационные люки. Я без сил опускаюсь на бордюр, смотрю в небо, потом - на мигалки «скорой». И не могу закричать.
* * *
И немного о том, что заставило меня гордиться рассказом.
На следующий день у меня был урок русского в 8 классе. На перемене они зашли в кабинет, мы стали с девочками разговаривать, слово за слово, и тема зашла о том, что желаний нужно бояться - как бы не сбылись. Я упомянула рассказ. И один мальчик попросил прочесть. Сначала он читал, хихикая и отпуская шуточки типа "А вы это про нас написали? А почему восьмой класс? А этот Гусь - точно Пашка!" Но когда мальчик дошел до последнего абзаца - я внимательно следила, хотя делала вид, что очень занята журналом - его лицо вдруг изменилось, стало очень серьезным. Пропала улыбочка. Распечатку с рассказом он вернул мне молча и спросил : "Можно маме показать?"
Такие моменты заставляют меня верить, что в них - в детях - еще не все потеряно.