На полях мемуаров - 36. Братья Ламеты (окончание)
Прежде чем проститься с братьями Ламетами и их друзьями, осталось рассказать, как сложилась их судьба в дальнейшем. Все четверо Ламетов и Матье Дюма прожили долгую жизнь, успев повидать еще много политических потрясений. Огюстен со временем помирился с младшими братьями, а Матье Дюма всегда оставался их другом.
Часть четвертая. Долгожители.
Генерал Александр Ламет в августе 1792 получил предупреждение о своем скором аресте.
Теодор де Ламет в мемуарах описывал это так:
«Жандармы, отправленные на почтовых, чтобы арестовать Александра, приближались; они уже добрались почти до Мезьера. Пока они остановились поесть, дочь почтмейстера услышала, как они обсуждали цель своей поездки, и быстро велела кузнецу расковать лошадей, чтобы выиграть время. Увидев на дороге проезжающего офицера (это был полковник дю Лак, адъютант генерал-лейтенанта Артура Диллона), она ему рассказала об услышанном. Полковник как можно скорее направился в Мезьер и сообщил генералу Ламету об угрожающей ему опасности. Ситуация была вдвойне критической, потому что часть органов власти, особенно в пограничных департаментах, уже была заменена на ярых сторонников крайних мер. Чтобы выиграть время для принятия решения, лучше всего было бы задержать жандармов, когда они подъедут к городским воротам, и в этом можно было положиться на нескольких офицеров; но следовало подумать о том, как потом избежать ответственности, которая падет на того, кто примет такие меры. Для этого генерал Ламет отдал письменный приказ задержать жандармов у городских ворот, ссылаясь на государственные интересы, а сам, сделав необходимые распоряжения своим войскам, отправился в ставку командования.»
Командующий генерал Лафайет принял решение покинуть Францию:
«Главнокомандующий объявил о большой рекогносцировке. Расставляя на определенных расстояниях посты и оставляя при себе генералов и командующих корпусами, он добрался до последнего рубежа уже только с ними одними. Там он огласил свое решение, совместное с Александром де Ламетом, де Латур-Мобуром и де Бюро де Пюзи, покинуть Францию, где они больше не могут служить делу свободы и короля, а их имя отныне может только навредить товарищам, чья дружба им так дорога и с которыми они расстаются с глубокой печалью. Лафайет и другие генералы просили оставшихся не рассматривать их поведение как пример для себя и руководствоваться только своим собственным мнением и надеждой быть еще полезными своей стране, свободе и королю. Наконец, оставив декларацию, которую потом опубликовали иностранные газеты, они с болью расстались со своими товарищами и своей родиной.»
Лафайет в заключении в Оломоуце встречается с женой и дочерьми
Ничего хорошего для них из этого не вышло: их взяли в плен австрийцы, а потом передали пруссакам. Как писал в своих воспоминаниях граф де Сегюр, приятель Александра еще по войне в Америке, пленные четыре месяца просидели в крепости Везель, потом их перевели в Магдебург, где держали в темных и сырых казематах, но все-таки выводили на час в день на прогулку в бастионе и позволяли иногда видеться друг с другом. Когда пленных было решено передать опять австрийцам, Александр де Ламет был уже в таком состоянии, что врачи не разрешили его перевозить. Он остался в Магдебурге один и просидел там в итоге три с лишним года. В конце 1794 его матушка, сестра маршала Брольи, эмигрировавшая вместе с братом и его семьей еще в начале революции, добилась разрешения присоединиться к нему в заключении. К революционной деятельности младших сыновей она относилась с недоумением и негодованием, но свою кровиночку, видимо, было все-таки жаль. Такие случаи, когда члены семьи добровольно присоединялись к заключенному, были не единичными - с Лафаетом разделяли заключение в Оломоуце его жена и дочери. Уже в следующем столетии, когда Эймар де Ла Тур дю Пен попал в тюрьму при июльской монархии, с ним сидел его отец. Когда отца, тоже «за политику», посадили в тюремный замок на несколько месяцев, сын был в эмиграции, а маркиза де Ла Тур дю Пен получила разрешение сидеть в замке вместе с мужем - и отсидела срок до конца.
Только после Базельского мира (5 апреля 1795) Александра, совершенно больного, отпустили, и он уехал в Англию. Но там его вскоре объявили «нежелательным иностранцем», и он присоединился к своему брату Шарлю-Мало и герцогу д’Эгийону в Гамбурге. В июне 1797 братья вернулись во Францию, но после переворота 4 сентября 1797 им пришлось опять эмигрировать.
Александр де Ламет в начале 1810-х годов. Литография А. Дельпеша
Окончательно все трое братьев вернулись во Францию уже при консульстве. Делать карьеру при новой власти было уже поздновато; хотя все они пытались послужить родной стране хоть по военной, хоть по гражданской части, получилось только у Александра - он при Наполеоне был префектом последовательно в нескольких департаментах, а при Реставрации на некоторое время сменил Фредерика-Серафена де Ла Тур дю Пена на посту префекта Амьена.
После возвращения из эмиграции восстановились отношения со старшим братом Огюстеном, который всегда оставался монархистом, революцию не поддерживал и с братьями не общался с начала 1790-х годов. При терроре он больше года просидел в тюрьме; с кем оставались его сыновья, неизвестно - их мать, старшая сестра Фредерика-Серафена де Ла Тур дю Пена, умерла от туберкулеза в 1793 в Брюсселе. По крайней мере, в конце 1790-х сыновья жили с отцом в Энанкуре; дочь Шарля там с ними встречалась.
В память о своих племянниках Шарль де Ламет в 1828 поставил памятник в Осни. Архитектор Ж. Розе.
Альфред (1784-1809) в 16 лет поступил в армию; он погиб в Испании, попав в засаду герильи (про это пишет в своих мемуарах маркиза де Ла Тур дю Пен, с которой племянник успел повидаться по пути в Испанию). Младший сын Огюстена Адольф (1785-1809) служил на флоте и умер от желтой лихорадки на острове Сент-Люсия во время военной экспедиции на Сан-Доминго.
Поняв, что семейство Ламетов остается без наследников по мужской линии, вдовствующая маркиза де Ламет написала всем своим неженатым сыновьям, убеждая их жениться и продолжить род. Что ответил Теодор, неизвестно. Интересно, учитывал ли кто-нибудь то обстоятельство, что он был посвящен в духовный сан (см. « На полях мемуаров - 28»)? Как бы то ни было, он так никогда и не женился. Александр отговорился нездоровьем. Послушным сыном оказался только старший Огюстен; он в 1811 году женился на Амбруазине-Онорине-Зое де Шуазёль д’Айкур, которая родила ему дочь Мари-Адрианну-Максиму-Евгению и сына Мари-Огюстена-Амбруаза-Бодуэна (1813-1867).
Карикатура Оноре Домье на Шарля де Ламета (1832). В гербе помещены скрещенные костыли, а надпись гласит «Эмигрировать не значит дезертировать». Изображения на щите, надо полагать, символизируют режимы, которым Шарль служил: лилия - Бурбонов, фригийский колпак - Революцию, груша - июльскую монархию (в 1831 появилась известная карикатура Шарля Филипона, где лицо Луи-Филиппа трансформировалось в грушу).
На старости лет братья на некоторое время возобновили парламентскую карьеру - сначала Александр, а после его смерти Шарль избирались депутатами от округа Понтуаз (там находится Осни). Язвительный Оноре Домье (1808-1879), рисовавший злые карикатуры на многих политических деятелей, не обошел своим вниманием и старого Шарля де Ламета.
Теодор, переживший всех братьев, ревностно отстаивал их добрую память в печати. Он прожил 98 лет, пережив всех друзей и врагов. Свои последние годы он провел в Осни, в семье своей внучатой племянницы, внучки Шарля.
Теодор де Ламет
Надгробия матери семейства Марии-Терезы де Ламет (1732-1818) и ее трех сыновей Александра (1760-1829), Шарля-Мало (1757-1832) и Теодора (1756-1854) на кладбище Пер-Лашез в Париже.
***
Друг братьев Ламетов Матье Дюма первым вернулся во Францию из Англии вместе с женой и дочерьми после издания декрета против эмигрантов в 1792 году, потому что его тестя арестовали и держали в заложниках до подтверждения его нахождения во Франции. Он, как и Теодор, смог получить справки для себя и жены, что они никуда не выезжали из Гавра. После этого жена с детьми отправилась к родителям, а сам Матье Дюма еще год продержался фактически на нелегальном положении, находя приют у разных знакомых - в этом ему много помогал Теодор де Ламет. Когда Теодор добрался до Швейцарии и как-то устроился там, он помог организовать переход границы для Матье Дюма. Но в Швейцарии ему не сиделось, и в мае 1795 он нелегально вернулся во Францию; Теодор провожал его де Сен-Серга и там передал надежному проводнику.
Портрет Матье Дюма (1753-1857) работы Аделаиды-Луизы Дено (1842)
Матье Дюма еще успел быть избранным в Совет Старейшин термидорианского конвента, но после 4 сентября 1797 ему пришлось снова эмигрировать, на этот раз в датские земли. Там он на досуге занялся делом, благодаря которому его до сих пор помнят, по крайней мере, специалисты по военной истории. Он начал писать «Краткий очерк военных событий» своего времени, описывая тогдашние баталии с точки зрения квалифицированного военного (эту работу он продолжил потом, когда после 1815 закончилась его собственная карьера в наполеоновской армии). Как и Шарль де Ламет, окончательно вернувшись во Францию при консульстве, он заново вступил в брак со своей женой. Заодно надо было признать маленького сына - жена навестила его в эмиграции и вернулась беременной, но поскольку считалась на тот момент разведенной, мальчик был сначала записан как сын неизвестного отца.
Матье Дюма оставил девятнадцать томов «Кратких очерков военных событий» и три тома воспоминаний, очень хорошо написанных и довольно интересных по содержанию.
Из прижизненных портретов осталась только злая карикатура работы все того же Оноре Домье.
Карикатура Оноре Домье на Матье Дюма. Козырек подразумевает, что его носитель не видит дальше своего носа, но на самом деле у Матье Дюма в этом возрасте были проблемы с глазами, он почти ослеп, и козырек ему нужен был, чтобы защищать глаза от яркого света.
***
Герцог д’Эгийон так и остался за границей. В 1800 он добился исключения из списков эмигрантов и собирался вернуться во Францию, но умер в Гамбурге 4 мая 1800. Насчет причин его смерти версии есть разные, вплоть до расстрела (эта версия ссылается на английские источники, но там концы с концами не сходятся - есть подозрение, что кто-то путает герцога д'Эгийона с герцогом Энгиенским...). Скорее всего, он умер от естественных причин. Известно, что он долгое время страдал подагрой, да и на портретах 1790 года, где ему 29 лет, он полноват для своего возраста.
Портрет герцога д’Эгийона работы Аделаиды Лабий-Гиар (около 1790)
Арман Дезире дю Плесси де Ришелье, герцог д’Эгийон. Эстамп по рисунку Жана-Туссена Лабади, около 1790
***
Его вдова, которая за два года до того потеряла единственного десятилетнего сына (он умер в 1798 в Осни и там же похоронен), 12 января 1801 в Париже вышла замуж за Александра-Франсуа-Луи де Жирардена (1767-1848), сына известного поклонника Жан-Жака Руссо и создателя английского парка в Эрменонвиле маркиза Рене-Луи де Жирардена (1735-1808). Луи де Жирарден при старом порядке дослужился до капитана в драгунском полку, с 1789 служил в Национальной гвардии и продолжил службу при Наполеоне, который в 1810 сделал его графом Империи. Но он известен в основном не как военный и администратор (не самый выдающийся - гораздо более известны его братья, наполеоновские генералы Сесиль-Станислас-Ксавье (1762-1827) и Александр-Луи-Робер (1776-1855)), а как художник. В детстве он учился рисованию у хороших художников, которых приглашал в Эрменонвиль его отец, а потом брал уроки живописи у знаменитого пейзажиста Жана-Жозефа-Ксавье Бидо (1758-1846). С 1822 его работы выставлялись в Салоне.
Александр-Франсуа-Луи де Жирарден. Автопортрет у себя дома (1809).
Александр-Франсуа-Луи де Жирарден. Виды Эрменонвиля.
Александр-Франсуа-Луи де Жирарден. Портрет графини Дарьи Федоровны (Долли) Фикельмон, 1820-е годы
В 1805 бывшая герцогиня д’Эгийон, а теперь госпожа де Жирарден была назначена придворной дамой супруги Жозефа Бонапарта. В этом качестве ей наверняка приходилось встречаться с Матье Дюма, который в бытность Жозефа Бонапарта неаполитанским, а затем испанским королем состоял при нем военным советником.
У мужа-художника была довольно сложная личная жизнь, подробности которой непросто восстановить по сохранившимся документам. Первый раз он был женат на некой Александрине Бертло де Бэ (1773-1865), от которой имел сына по имени Нюманс (1794-1851). Но еще до этого артистка Луиза Конта родила ему сына по имени Амабль (1793-1865). Судя по датам рождения и смерти Александрины, Луи де Жирарден женился на ней в революционные годы и довольно скоро развелся - ну, или она с ним развелась, когда он во время террора сидел в тюрьме. Как бы то ни было, к 1801 году он в браке не состоял. С Жанной Генриеттой Викторьен, урожденной де Навай, у него было трое детей, получивших греческие имена Эвриал (1800-1857), Телезия (1801-1886) и Элефтер (1811-1881). На самом деле, конечно, у них были еще и христианские имена - Телезию, например, официально звали Анна Мария Телезия. По датам выходит, что роман начался еще при жизни герцога д’Эгийона - Телезия родилась 27 января 1801, а ее старший брат вообще в 1800. Не случайно дочь Шарля упоминает, что после смерти маленького Эмманюэля д’Эгийона его мать больше не приезжала в Осни.
Тем не менее, Теодор де Ламет всегда сохранял к бывшей герцогине теплые чувства - кто знает, может быть, там была безответная любовь? Жанна-Генриетта умерла в 1818, и Теодор стал опекуном ее несовершеннолетней дочери Телезии. При наличии живого отца и дядюшек, вполне устроенных в жизни, это можно объяснить только волей матери. Теодор относился к своим обязанностям вполне ответственно. Первый раз он выдал Телезию замуж в 1823, но муж умер в том же году. Второй раз она вышла замуж в 1827 за графа де Людра. К дядюшке Теодору она была искренне привязана; в частности, по ее просьбе он начал писать свои воспоминания.
Мать и дочь примерно в одном возрасте
Станислас де Жирарден, старший брат мужа-художника, вспоминал бывшую герцогиню такими словами:
Надгробие графини де Жирарден на кладбище Пер-Лашез в Париже. Надпись гласит: «Ее смерть стала несчастьем для ее супруга, детей и друзей. Если бы добродетели, грация, ум и красота давали право на бессмертие, она была бы еще до сих пор на земле образом божества.»
«Герцогиня д’Эгийон отличалась очень ровным характером, большой добротой, возвышенной душой, очаровательной улыбкой и милым лицом; в ней была смесь грации и достоинства, вызывавшая одновременно уважение и нежную привязанность.
Разговор ее был так привлекателен, что я мог бы проводить дни напролет, слушая ее; но при виде ее я испытывал удовольствие, в котором было больше сладости, чем живости: оказавшись от нее вдали, я не испытывал огорчения, ее образ не смущал мой покой, я мог бы не видеть ее целыми месяцами и не быть от того несчастным, ее присутствие не было необходимым для моей жизни. Каково же было мое чувство к ней?
Это была привязанность, смешанная с восхищением, поклонение столь же благородное, столь же чистое, как и та, что была его предметом. Это чувство я сохранил до самой ее смерти, которую я оплакивал вместе со всеми, для кого возвышенная душа, благородный характер, очаровательный склад ума, верная дружба - не пустой звук.»
Œuvres complètes de M. le comte de Ségur ... ornées de son portrait, d'un fac similé de son écriture, et de deux atlas composés de 32 planches
books.google.ru
Archéologie & histoire d'Osny
www.valdoise.fr
Contre-révolution et politique du pire : Marie-Antoinette et les révolutionnaires les plus radicaux
* Dossier Historia présenté, ici : https://marie-antoinette.forumactif.org/t1081p25-marie-antoinette-a-t-elle-trahi-la-france-ou-la-revolution#123899 L'un des
marie-antoinette.forumactif.org
Epitaphes
Victoire Georgine de Chastellux. Vers 1820. Cimetière du Père Lachaise, XXe ardt. Où l'on juge, moque, loue, en bref où l'on critique...
parismyope.blogspot.com