школьное
- Не ходите туда, Верочка! - замахала руками грузная завучиха, - Сожрут они вас сегодня!
- Подавятся, - отрезала полутораметровая Верочка.
- У них забастовка! Итальянская!
Верочка даже остановилась:
- Это как? Макаронами кидаются?
- Хуже! Если бы кидались...
«Бастовать по-итальянски - сообщил Гугл - значит строго придерживаться рабочей инструкции, вплоть до полного абсурда».
«Вообще не проблема» - решила Верочка, открывая дверь. - «Пусть даже и абсурд, Кафкой с маслом нас не напугать...».
Девятиклассники стояли у парт - очень ровно, тихо и серьёзно.
- Садитесь, - кивнула она. Два десятка тел загремели стульями, но рта так и не раскрыли.
Подростков Верочка не любила. Особенно этих подростков - гладких, глянцевых, упакованных в бордовые пиджаки и приличные квартиры в центре. Которые сразу рождаются со скучающей мордой и золотистым айфоном во рту. А вот кое-кто, не будем тыкать пальцем, живёт в однокомнатной коробке из-под обуви, и зарплата у кое-кого - просто слезы горькие, а не зарплата.
- Кравцов, встань, - Верочка наконец отыскала слабое звено в третьем ряду. Наметила себе тёпленькую жертву, как заправский инопланетный Хищник. Парень очень кстати краснел, чесал шею и ломал классу глупую игру. - Что было задано на сегодня?
- Стих Блока - наизусть, выполнить письменный анализ и ещё параграф законспектировать, - мрачно сообщил он парте.
- Ну что, Кравцов, сразу два ставлю? Или пока побарахтаешься?
Подросток опустил круглую голову ещё ниже и забубнил:
- Александр Александрыч Блок. О доблестях, о подвигах, о славе я забывал на горестной земле...
«И ведь даже не шевелятся. Забастовку себе выдумали. Вот выродки... Чего они там хотят? Тетради без полей? Лишние каникулы? Суши из директора?» - поджала губы Верочка, кивая под ритмичное блоковское нытьё. - «Глаза б мои вас всех не видели...».
- А где выражение? Где сопереживание? Выше тройки не тянет. - Она постаралась удержать классическое лицо «плевать я на вас хотела», хотя сквозь него так и прорывалось довольное «съел, мамкин бунтарь?». Пацан засопел, даже набычился, но злое возмущение всё-таки проглотил. Верочке показалось, что она прямо видит, как этот комок идет вниз по тощему горлу и царапает стенки пищевода.
Она напала без предупреждения, выдернула с мест несколько стриженых и крашеных голов: конспект! теперь анализ! теперь голос! Класс держался вполне прилично. «Достаем двойные листочки, пишем проверочную» - объявила она, ожидая если не вселенского плача, то хоть парочку жалоб. Подростки даже не дрогнули. Вот в РОНО бы точно от счастья зарыдали: мол, какие отличные дети, как хорошо вышколены, а что это у вас за порода? Верочка ходила по рядам, разглядывала ровные до нелепого спины и пыталась найти хоть один глаз, косящий к соседу. Глухо. Она подозревала, что полкласса сдадут ей ворох случайно надёрганных слов (и хорошо, если вообще существующих), но виду не подадут.
Раньше - то есть, буквально вчера - казалось, что можно пожертвовать рулон-другой нервов, лишь бы все эти подобия человека наконец заткнулись. Прекратили трепаться, чавкать, хрипло ржать, пищать телефонами. А сейчас, в беззвучном режиме, стало как-то не по себе. Срочно захотелось закричать или закурить. Двадцать малолетних троглодитов следили и молчали.
- Хорошо. Тому, кто первый прекратит этот цирк - ставлю пять. - Верочка оглядела притихший зверинец. Нет, по ходу, не вариант. Одной пятеркой их не купишь, надо повышать ставки. - Пять в четверти и полная амнистия.
Кое-где - она была готова поклясться - тут же забегали глаза, заскакали стада тревожных нейронов, прикидывая: стоит ли продаваться прямо сейчас? не мало ли? может ещё подождать? Вечная хорошистка Гришко даже вспотела, страшно представить, как же её там грызет изнутри... Кто-то упрямо держал подбородок на уставные девяносто градусов и в глазах читалось «не дождётесь». Кто-то просто не знал слова «амнистия».
- И никакого домашнего задания до конца года, - Верочка кинула всё на красное - плевать, потом ещё отыграется! Тишина в классе стояла такая, что можно было ложкой есть.
На неё смотрели. Где просто с вопросом, где с липкой обидной жалостью.
- Ну хватит уже! Я же знаю, что вы не роботы, а живые дети из мяса и трансжиров. - Голос слегка дрогнул. - Что вы хотите?
Она и не ждала поблажки, но одна рука всё-таки взметнулась вверх.
- Да, ты. Давай. О чём вы там бастуете?
- Не, ну тут всё просто, - Кравцов вдохнул и закрыл глаза. - Мы хотим, чтобы с нами тоже считались. И у нас уже целый список требований! Например, мы желаем, чтобы все от нас отвалили с этой ублюдочной формой. Как можно чувствовать себя нормальным человеком в пиджаке с подплечниками? Про шерстяные юбки я вообще молчу. Еще пора бы уже разориться и сделать что-то с этими вонючими тряпками для доски. Двадцать первый век, типа нормальная гимназия, а всё туда же: давайте мыть доску старыми трусами! Причем в ледяной воде. И, да, мы хотим сами выбирать себе факультативы, а не ходить, блин, дружным строем на труды и шить очередные прихватки. Где вообще живут люди, которые после школы шьют себе прихватки? В резервации дебилов?... А православие из расписания вообще пора вычеркнуть к чёрто... то есть, нахрен.
Верочка одобрительно хмыкнула. Может в головах у них и пластилин, но тоже ведь местами понимают...
- Школьную историю давно пора переписать нормально, это же хрень полная. Как можно учить листами, кто там кого в каком году поимел, если они все одинаковые? Лучше бы сериал сняли. И ещё... ещё вот... - Он сбился, задёргался.
- Книги, - Пискнула с задней парты девочка размером с рюкзак.
- Точно, книжки. Нас все гонят читать, а в библиотеке один шлак лежит. Я бы, может, и пошёл! Но там, блин, только ваша распрекрасная классика и бред про пионеров. Хоть бы фантастики какой нарыли...
За дверью грохнул звонок, дикой лавиной ломанулся на волю пятый класс. Верочка поморщилась: ор стоял такой, словно цветы жизни друг друга живьём жрали. Иногда прорывались звонкие взвизги и шепелявый мат.
Она прикрыла дверь поплотнее и покачала головой: нет уж, будем сидеть до конца.
- Где тут прикажете развиваться, а? Какое самовыражение в этом курятнике? - Спикера понесло в прекрасное далёко. - Говорят «дома будешь выпендриваться», а дома все как поехали: радуйся тому, что имеешь, в Африке вот только СПИД и кроссовки. А в сети вообще жопа, хуже, чем в школе: репостнешь картинку - оштрафуют, поржёшь про бога - посадят на два года. Юмор тогда вообще отменить надо! Всё равно уже ни про кого шутить нельзя: толстые оскорбятся, набожные дом подожгут, кавказ в переулке зарежет... Митинги, блин, дубинками разгоняют и вообще всем пофиг: про политику там или про раздельный сбор мусора. И с бомбами в метро проходят запросто, а вот с лыжами - ни за что не пускают, - Он осёкся, взял прежний курс. - А хочется, чтоб нормально всё... И ещё, чтобы в буфет пирожки с картошкой вернули, они там самые вкусные были. Как-то так. - Под конец речи он совсем смутился и рухнул обратно - сразу на оба стула.
«И-ди-о-ты» - мысленно отчеканила Верочка под обстрелом колючими взглядами. - «Мелкие идиоты в собственном соку. Насмотрелись вдохновляющих киношек, пошли мир вращать локтями. О капитан, мой капитан...».
- Чего разлёгся, Кравцов? - Почти весело спросила она. - Двигайся давай. Посижу с вами, побастую.
- Подавятся, - отрезала полутораметровая Верочка.
- У них забастовка! Итальянская!
Верочка даже остановилась:
- Это как? Макаронами кидаются?
- Хуже! Если бы кидались...
«Бастовать по-итальянски - сообщил Гугл - значит строго придерживаться рабочей инструкции, вплоть до полного абсурда».
«Вообще не проблема» - решила Верочка, открывая дверь. - «Пусть даже и абсурд, Кафкой с маслом нас не напугать...».
Девятиклассники стояли у парт - очень ровно, тихо и серьёзно.
- Садитесь, - кивнула она. Два десятка тел загремели стульями, но рта так и не раскрыли.
Подростков Верочка не любила. Особенно этих подростков - гладких, глянцевых, упакованных в бордовые пиджаки и приличные квартиры в центре. Которые сразу рождаются со скучающей мордой и золотистым айфоном во рту. А вот кое-кто, не будем тыкать пальцем, живёт в однокомнатной коробке из-под обуви, и зарплата у кое-кого - просто слезы горькие, а не зарплата.
- Кравцов, встань, - Верочка наконец отыскала слабое звено в третьем ряду. Наметила себе тёпленькую жертву, как заправский инопланетный Хищник. Парень очень кстати краснел, чесал шею и ломал классу глупую игру. - Что было задано на сегодня?
- Стих Блока - наизусть, выполнить письменный анализ и ещё параграф законспектировать, - мрачно сообщил он парте.
- Ну что, Кравцов, сразу два ставлю? Или пока побарахтаешься?
Подросток опустил круглую голову ещё ниже и забубнил:
- Александр Александрыч Блок. О доблестях, о подвигах, о славе я забывал на горестной земле...
«И ведь даже не шевелятся. Забастовку себе выдумали. Вот выродки... Чего они там хотят? Тетради без полей? Лишние каникулы? Суши из директора?» - поджала губы Верочка, кивая под ритмичное блоковское нытьё. - «Глаза б мои вас всех не видели...».
- А где выражение? Где сопереживание? Выше тройки не тянет. - Она постаралась удержать классическое лицо «плевать я на вас хотела», хотя сквозь него так и прорывалось довольное «съел, мамкин бунтарь?». Пацан засопел, даже набычился, но злое возмущение всё-таки проглотил. Верочке показалось, что она прямо видит, как этот комок идет вниз по тощему горлу и царапает стенки пищевода.
Она напала без предупреждения, выдернула с мест несколько стриженых и крашеных голов: конспект! теперь анализ! теперь голос! Класс держался вполне прилично. «Достаем двойные листочки, пишем проверочную» - объявила она, ожидая если не вселенского плача, то хоть парочку жалоб. Подростки даже не дрогнули. Вот в РОНО бы точно от счастья зарыдали: мол, какие отличные дети, как хорошо вышколены, а что это у вас за порода? Верочка ходила по рядам, разглядывала ровные до нелепого спины и пыталась найти хоть один глаз, косящий к соседу. Глухо. Она подозревала, что полкласса сдадут ей ворох случайно надёрганных слов (и хорошо, если вообще существующих), но виду не подадут.
Раньше - то есть, буквально вчера - казалось, что можно пожертвовать рулон-другой нервов, лишь бы все эти подобия человека наконец заткнулись. Прекратили трепаться, чавкать, хрипло ржать, пищать телефонами. А сейчас, в беззвучном режиме, стало как-то не по себе. Срочно захотелось закричать или закурить. Двадцать малолетних троглодитов следили и молчали.
- Хорошо. Тому, кто первый прекратит этот цирк - ставлю пять. - Верочка оглядела притихший зверинец. Нет, по ходу, не вариант. Одной пятеркой их не купишь, надо повышать ставки. - Пять в четверти и полная амнистия.
Кое-где - она была готова поклясться - тут же забегали глаза, заскакали стада тревожных нейронов, прикидывая: стоит ли продаваться прямо сейчас? не мало ли? может ещё подождать? Вечная хорошистка Гришко даже вспотела, страшно представить, как же её там грызет изнутри... Кто-то упрямо держал подбородок на уставные девяносто градусов и в глазах читалось «не дождётесь». Кто-то просто не знал слова «амнистия».
- И никакого домашнего задания до конца года, - Верочка кинула всё на красное - плевать, потом ещё отыграется! Тишина в классе стояла такая, что можно было ложкой есть.
На неё смотрели. Где просто с вопросом, где с липкой обидной жалостью.
- Ну хватит уже! Я же знаю, что вы не роботы, а живые дети из мяса и трансжиров. - Голос слегка дрогнул. - Что вы хотите?
Она и не ждала поблажки, но одна рука всё-таки взметнулась вверх.
- Да, ты. Давай. О чём вы там бастуете?
- Не, ну тут всё просто, - Кравцов вдохнул и закрыл глаза. - Мы хотим, чтобы с нами тоже считались. И у нас уже целый список требований! Например, мы желаем, чтобы все от нас отвалили с этой ублюдочной формой. Как можно чувствовать себя нормальным человеком в пиджаке с подплечниками? Про шерстяные юбки я вообще молчу. Еще пора бы уже разориться и сделать что-то с этими вонючими тряпками для доски. Двадцать первый век, типа нормальная гимназия, а всё туда же: давайте мыть доску старыми трусами! Причем в ледяной воде. И, да, мы хотим сами выбирать себе факультативы, а не ходить, блин, дружным строем на труды и шить очередные прихватки. Где вообще живут люди, которые после школы шьют себе прихватки? В резервации дебилов?... А православие из расписания вообще пора вычеркнуть к чёрто... то есть, нахрен.
Верочка одобрительно хмыкнула. Может в головах у них и пластилин, но тоже ведь местами понимают...
- Школьную историю давно пора переписать нормально, это же хрень полная. Как можно учить листами, кто там кого в каком году поимел, если они все одинаковые? Лучше бы сериал сняли. И ещё... ещё вот... - Он сбился, задёргался.
- Книги, - Пискнула с задней парты девочка размером с рюкзак.
- Точно, книжки. Нас все гонят читать, а в библиотеке один шлак лежит. Я бы, может, и пошёл! Но там, блин, только ваша распрекрасная классика и бред про пионеров. Хоть бы фантастики какой нарыли...
За дверью грохнул звонок, дикой лавиной ломанулся на волю пятый класс. Верочка поморщилась: ор стоял такой, словно цветы жизни друг друга живьём жрали. Иногда прорывались звонкие взвизги и шепелявый мат.
Она прикрыла дверь поплотнее и покачала головой: нет уж, будем сидеть до конца.
- Где тут прикажете развиваться, а? Какое самовыражение в этом курятнике? - Спикера понесло в прекрасное далёко. - Говорят «дома будешь выпендриваться», а дома все как поехали: радуйся тому, что имеешь, в Африке вот только СПИД и кроссовки. А в сети вообще жопа, хуже, чем в школе: репостнешь картинку - оштрафуют, поржёшь про бога - посадят на два года. Юмор тогда вообще отменить надо! Всё равно уже ни про кого шутить нельзя: толстые оскорбятся, набожные дом подожгут, кавказ в переулке зарежет... Митинги, блин, дубинками разгоняют и вообще всем пофиг: про политику там или про раздельный сбор мусора. И с бомбами в метро проходят запросто, а вот с лыжами - ни за что не пускают, - Он осёкся, взял прежний курс. - А хочется, чтоб нормально всё... И ещё, чтобы в буфет пирожки с картошкой вернули, они там самые вкусные были. Как-то так. - Под конец речи он совсем смутился и рухнул обратно - сразу на оба стула.
«И-ди-о-ты» - мысленно отчеканила Верочка под обстрелом колючими взглядами. - «Мелкие идиоты в собственном соку. Насмотрелись вдохновляющих киношек, пошли мир вращать локтями. О капитан, мой капитан...».
- Чего разлёгся, Кравцов? - Почти весело спросила она. - Двигайся давай. Посижу с вами, побастую.