Мемуары в соцсетях
Глава четвертая. Клара
Клара - мамина старшая сестра. Я никогда не называла ее тетей, всегда просто Кларой.
Клара трижды была замужем. Первый муж оказался игроком, с ним она развелась еще до моего рождения. Второй - майор из Оренбурга - алкоголиком, его я помню совсем чуть-чуть. Третий - тоже военный, вдовец, директор военного завода в Тульской области - с ним, как казалось окружающим, Кларе крупно повезло. Детей у Клары не было. Мама говорила, что Клара бесплодна, но сама Клара впоследствии рассказала мне, что у нее было четыре беременности, и хотя она очень хотела детей, все они закончились абортами: от первого мужа игрока, который мог и ударить ее в сердцах, от второго - алкоголика, повесившегося вскоре после того, как она его бросила, от кого третий, она умолчала, а четвертый был от последнего мужа, Бориса Вайцмана, с которым она прожила более 30 лет. Когда они поженились, у него от первого брака была взрослая дочь Рая, в которой он души не чаял. Примерно через полгода после свадьбы он сказал Кларе, что женился на ней, в том числе и потому, что у нее нет детей, потому что других детей, кроме своей дочери, он иметь не хочет. Клара еще не успела рассказать ему, что беременна. И уже не рассказала. Поехала в Москву и сделала аборт, не сообщив об этом даже своей маме. Незадолго до своей смерти, уже вдовой, она мне сказала, что страшно жалеет о том поступке, ей надо было оставить ребенка и развестись с Вайцманом.
Когда я была маленькая, Клара, мечтавшая о детях, уделяла мне много внимания. Я же ее обожала. Она была веселая, яркая, любила танцевать и собирать гостей. После мамы и папы самым любимым человеком для меня была Клара. Бабушка с Кларой жили в Доме Обуви у метро «Алексеевская» (тогда «Щербаковская»). От нашей Ростокинской улицы к ним можно было дойти пешком. Или доехать на 14 троллейбусе. Когда папа уезжал в командировки, а это случалось часто, мы с мамой ночевали у Клары с бабушкой. Если у Клары был выходной - она работала кассиром в универмаге, и выходные у нее часто выпадали на будние дни - я не шла в сад, а оставалась с Кларой. Мы ходили гулять и играли в нашу игру - как будто она моя мама, а я ее дочка. Несколько раз Клара помогала родителям снимать на лето дачу в Кратове. Она вообще много помогала в те годы нашей семье, любила делать подарки, была щедрой, и ее всегда окружали друзья. Бабушка очень хорошо готовила и смысл своей жизни видела в том, чтобы всех накормить. Продукты для этого кулинарного изобилия покупала, конечно, Клара.
Но все изменилось с появлением Бориса Вайцмана. Он увез Клару в Турдей - какой-то богом забытый поселок в Тульской области, где находился завод, которым он руководил. Мы почти перестали видеться. И постепенно Клара из моей жизни с первого плана была вытеснена куда-то на периферию. Она сильно изменилась. Стала много и часто болеть. Все вокруг говорили, какая Клара стала жадная, когда разбогатела. Ей завидовали. Муж - подполковник, потом полковник, свой дом (казенный, от завода), своя машина, свой шофер-денщик. Шуба. Санатории каждый год. Дачный участок. Клариному мужу не нравилось, что в Москве у них коммуналка. И он заставил Клару обменять ее и бабушкину комнаты на отдельную квартиру. Из двух смежных комнат 20 и 10 метров (примерно, я сейчас вспоминаю на глаз) в большом красивом сталинском доме на проспекте Мира, где кроме них в квартире проживала еще одна семья - очень милые, интеллигентные люди, с которыми бабушка и Клара жили душа в душу, они переехали в малогабаритную двушку в блочной девятиэтажке в Отрадном, с кухней в 6 метров и низкими потолками. Район Отрадное тогда только начал строиться, это была жуткая дыра, где круглый год стояла беспролазная грязь, и куда можно было добраться только на одном автобусе. Впрочем, они там все равно не жили, переехали в Отрадное они лет через 10, когда Вайцман вышел в отставку.
Но бабушку этот обмен подкосил. Из хлебосольной и радушной хозяйки дома, живущей в прекрасном районе, где ей все знакомо (поселились они там в 1945 году, сразу после возвращения из эвакуации, сначала жили в бараке, потом в доме, где был кинотеатр «Огонек» (сейчас там ресторан «Грабли»), а потом, уже после моего рождения, в Доме Обуви), где у нее была своя комната, своя кровать (я помню ее - высокую, железную, с шишечками на спинках и гобеленом на стене), бабушка стала бездомной приживалкой. Она панически боялась Вайцмана, и жить с ним в его казенном доме в Турдее ей было очень плохо. С нами ей тоже было не особо хорошо: двое не слишком послушных детей, спала у нас она на диване в гостиной. Бабушка быстро и сильно сдала и умерла в 66 лет. Я уверена, что если бы не этот обмен, бабушка прожила бы намного дольше.
Уйдя в отставку и переехав в Москву, в Кларину квартиру (бабушка к тому времени уже давно умерла), Вайцман стал жить барином, устраивал застолья с обильной выпивкой и закуской (Клара знала почти все знаменитые бабушкины рецепты), и слыл среди родни и знакомых радушным хозяином.
Мне было 16 лет, когда я поняла секрет его радушия. Мы с сестрой летом поехали пожить на их даче в Калужской области. И там, перед двумя девчонками, Вайцман не стеснялся, и показал свою сущность - он оказался не просто жадным, а патологически скупым. Это не могло совсем не вылезать наружу, но все его промахи вынуждена была брать на себя Клара, за что и прослыла жадной (при богатом и щедром муже). Мы с сестрой выдержали только неделю и сбежали от «хлебосольного» дядюшки при первой возможности.
Второй раз я согласилась погостить на этой даче уже с мужем и трехлетней дочкой - прошло больше 10 лет, и, хотя я помнила прошлый визит, но думала, что перед взрослыми людьми дядя постесняется демонстрировать свою скупость. Мы приехали только на выходные, но чтобы не быть нахлебниками, привезли с собой много продуктов. Вайцман и Клара спали на застекленной веранде, которая прогревалась от дневного солнца, а нас они положили в комнате, где было сыро, как в погребе. Мою просьбу протопить печь Вайцман проигнорировал - дрова пожалел. На следующий день он ходил за мной по пятам - я включала газ на плите, чтобы приготовить еду ребенку, он тут же его выключал, я включала воду, чтобы подмыть ребенка - он и воду тут же выключал. К вечеру мы уехали, чтобы больше никогда туда не приезжать.
Вайцман был не только скуп, но и крайне сексуально озабочен, что всегда мелькало в его шуточках. Но два эпизода, которые я запомнила, показывают, что это было совсем не безобидно. Первый случился, когда я еще была ребенком и подслушала разговор мамы с Кларой, приехавшей к нам в гости из Турдея. Клара, сидя у нас на кухне, жаловалась маме, что муж все время принуждает ее (тогда я не совсем поняла к чему, но почувствовала, что Клара рассказывает что-то стыдное и неприятное для себя). Второй эпизод произошел в их квартире в Отрадном. Я уже была достаточно взрослой, чтобы понимать то, что не называют вслух. Мы с родителями были у них в гостях. Клара часто болела, и Вайцман приводил ей каких-то экстрасенсов (тогда это было особенно модно). У Клары случился приступ боли, и «лечившая» ее экстрасенс по телефону ввела ее в короткий сон. Во сне Клара начала плакать и кричать: «Нет, не надо, не трогай меня. Я не хочу, не хочу, нет». Клара уснула на диване в гостиной, а мы все сидели рядом. Сцена была настолько понятная и настолько неловкая, что все не знали, куда девать глаза. Вайцман глупо улыбался и повторял, что не понимает, о чем это она. Когда минут через 10 Клара проснулась, она ничего не помнила.
После отъезда моих родителей в Израиль, оказалось, что из близкой родни в Москве у меня осталась только Клара. А когда мы вернулись из Израиля и купили квартиру в Ростокино, то еще и жить с ней мы стали совсем рядом.
Я давно чувствовала, что Вайцман недолюбливает всю Кларину родню и всячески старается держать жену подальше от родственников. Меня же он, похоже, на дух не переносил с тех пор, как я осталась единственной близкой Клариной родственницей. Все мои попытки приезжать к ним почаще, помогать по дому (а когда они состарились, помощь им реально была нужна), он жестко пресекал. А последние годы, когда Клара сильно сдала, он стал скрывать от меня, когда она попадала в больницу, так что я узнавала об этом разными окольными путями - то от своей мамы, то от родственников мужа - племянник Бориса Вайцмана женат на двоюродной сестре моего мужа.
Не удивительно, что в таких обстоятельствах с Кларой у нас складывались неровные отношения. Виделись из-за Вайцмана мы не часто, по телефону перезванивались значительно чаще, но тоже нерегулярно, то созванивались каждый день и душевно болтали, то вдруг Клара выговаривала мне что-то не заслужено обидное, и я переставала ей на какое-то время звонить. Но один ритуал у нас был неизменен много лет: когда Вайцман уезжал по каким-то ветеранским делам и Клара точно знала, что несколько часов его не будет дома, она обязательно звонила мне, и мы подолгу откровенно разговаривали.
Маме я почти не рассказывала о том хорошем, что меня связывало с тетей, потому что мне казалось, что мама будет ревновать. Зато про наши ссоры и размолвки мама знала все из самых разных источников - от самой Клары, от Вайцмана, от родни от Люберец до Манхеттена.
Уже после смерти Вайцмана я поняла, как он добивался контроля наших с Кларой разговоров. Их телефон постоянно был включен на громкую связь, и Вайцман прослушивал все Кларины разговоры, кроме тех редких случаев, когда он уезжал из дома на несколько часов. В принципе, он контролировал каждый ее шаг. На пороге спальни висела штора из бамбука, поэтому он всегда слышал, когда жена встает и выходит из комнаты. У Клары из-за диабета начались проблемы с ногами, и она часто падала, причем как-то уж слишком часто. Причину ее частых падений я тоже потом выяснила - Вайцман выдал ей костыль на несколько размеров больше, чем ей было нужно, с таким костылем падал бы и здоровый человек.
Вся мебель в квартире была рассчитана на рост Вайцмана - высокого мужчины, а никак не на Клару, рост которой был 155 см, даже на кухне и в ванной все было сделано под него.
У Клары была выведена колостома из кишечника, и она годами мучилась, промывая в ванной мешки калоприемников и страдая от раздражения стомы и коже вокруг нее. После смерти Вайцмана я обнаружила запасы этих калоприемников и всевозможных кремов и бальзамов для обработки стомы на несколько лет. Кларе бесплатно выдавали средства для стомированных пациентов с расчетом, что она будет менять их 1-2 раза в день. Вайцман же выдавал ей 2 калоприемника в неделю, а стому велел протирать кусочком туалетной бумаги.
Это далеко не все, что составляло ежедневные страдания Клары, но, думаю, и так понятно, что она более 30 лет прожила с самым настоящим домашним садистом, и не только никто рядом не догадывался, в каком аду она живет, но даже она сама не понимала, что ее муж тиран и садист. Из-за этого она и болела все время.
Отдельной причиной Клариных страданий была дочь мужа Рая. До смерти Вайцмана я с ней почти не общалась, а после обнаружила там такой адский ад, что пришла в ужас еще больше, чем от ее папы. Внешне Раиса производит впечатление нормального человека, но я думаю, у нее врожденная патология (возможно, из-за того, что ее родители двоюродные брат и сестра) - какая-то легкая форма умственной отсталости. На вид это здоровая, физически крепкая женщина, но интеллект у нее как у шестилетнего ребенка. До сих пор не понимаю, как она работала в исполкоме, а потом в мэрии, куда, благодаря своим связям, ее пристроил отец?
Клару она ненавидела всеми фибрами души - с первой минуты знакомства. Ревновала, считала, что и отец, и все блага, которые он был способен сгенерировать, все должно принадлежать только ей. Такая же жадная, как отец, но глупая как пробка и очень злопамятная, она превращала жизнь Клары в настоящий ад.
Один характерный пример. Клара лежала в больнице после операции на кишечнике, когда ей вывели колостому. После реанимации с ней в двухместной палате все время находилась дочь мужа Рая. Казалось бы - какая забота! Потом, Клара поделилась со мной - самым большим страданием ее тогда было присутствие в палате Раи. За Кларой она не ухаживала; целыми днями лежала на кровати, ела и смотрела телевизор, включая его на максимальную громкость (она снижала ее только когда приезжал отец, я или кто-то еще из навещающих родственников). Клара мучилась не только от невозможности отдохнуть и поспать самой, но и от стыда перед другими пациентами и персоналом больницы, замечания которых эта хабалка полностью игнорировала. Но так как палата была платная, ее терпели и не выгоняли.
Еще один пример. Об этом мне уже рассказала не Клара, а ее подруга и соседка по даче. Каждый год Раиса приезжала на пару недель на дачу к отцу. Это всегда выливалось в ссору между ней и Кларой. После отъезда дочери Вайцман месяцами не разговаривал с Кларой, мстя ей за плохое отношение к любимой доченьке.
Почему Клара молчала и не жаловалась никому? Поначалу жаловалась - например, тогда, когда я в детстве подслушала ее разговор с мамой. Но ее слова все воспринимали как каприз, считали, что она «с жиру бесится», безупречная репутация Вайцмана перевешивала в глазах родни все ее рассказы. Наверное, поэтому она перестала рассказывать и поэтому же не уходила от него - ей не хватало поддержки и сочувствия близких, Вайцман подавил ее волю, и она смирилась. Это классический случай отношений мучителя и жертвы. Даже после его смерти, рассказывая о жизни с ним, Клара искренне недоумевала: как же он так мог, ведь хороший же был человек?
(Окончание следует)
Клара - мамина старшая сестра. Я никогда не называла ее тетей, всегда просто Кларой.
Клара трижды была замужем. Первый муж оказался игроком, с ним она развелась еще до моего рождения. Второй - майор из Оренбурга - алкоголиком, его я помню совсем чуть-чуть. Третий - тоже военный, вдовец, директор военного завода в Тульской области - с ним, как казалось окружающим, Кларе крупно повезло. Детей у Клары не было. Мама говорила, что Клара бесплодна, но сама Клара впоследствии рассказала мне, что у нее было четыре беременности, и хотя она очень хотела детей, все они закончились абортами: от первого мужа игрока, который мог и ударить ее в сердцах, от второго - алкоголика, повесившегося вскоре после того, как она его бросила, от кого третий, она умолчала, а четвертый был от последнего мужа, Бориса Вайцмана, с которым она прожила более 30 лет. Когда они поженились, у него от первого брака была взрослая дочь Рая, в которой он души не чаял. Примерно через полгода после свадьбы он сказал Кларе, что женился на ней, в том числе и потому, что у нее нет детей, потому что других детей, кроме своей дочери, он иметь не хочет. Клара еще не успела рассказать ему, что беременна. И уже не рассказала. Поехала в Москву и сделала аборт, не сообщив об этом даже своей маме. Незадолго до своей смерти, уже вдовой, она мне сказала, что страшно жалеет о том поступке, ей надо было оставить ребенка и развестись с Вайцманом.
Когда я была маленькая, Клара, мечтавшая о детях, уделяла мне много внимания. Я же ее обожала. Она была веселая, яркая, любила танцевать и собирать гостей. После мамы и папы самым любимым человеком для меня была Клара. Бабушка с Кларой жили в Доме Обуви у метро «Алексеевская» (тогда «Щербаковская»). От нашей Ростокинской улицы к ним можно было дойти пешком. Или доехать на 14 троллейбусе. Когда папа уезжал в командировки, а это случалось часто, мы с мамой ночевали у Клары с бабушкой. Если у Клары был выходной - она работала кассиром в универмаге, и выходные у нее часто выпадали на будние дни - я не шла в сад, а оставалась с Кларой. Мы ходили гулять и играли в нашу игру - как будто она моя мама, а я ее дочка. Несколько раз Клара помогала родителям снимать на лето дачу в Кратове. Она вообще много помогала в те годы нашей семье, любила делать подарки, была щедрой, и ее всегда окружали друзья. Бабушка очень хорошо готовила и смысл своей жизни видела в том, чтобы всех накормить. Продукты для этого кулинарного изобилия покупала, конечно, Клара.
Но все изменилось с появлением Бориса Вайцмана. Он увез Клару в Турдей - какой-то богом забытый поселок в Тульской области, где находился завод, которым он руководил. Мы почти перестали видеться. И постепенно Клара из моей жизни с первого плана была вытеснена куда-то на периферию. Она сильно изменилась. Стала много и часто болеть. Все вокруг говорили, какая Клара стала жадная, когда разбогатела. Ей завидовали. Муж - подполковник, потом полковник, свой дом (казенный, от завода), своя машина, свой шофер-денщик. Шуба. Санатории каждый год. Дачный участок. Клариному мужу не нравилось, что в Москве у них коммуналка. И он заставил Клару обменять ее и бабушкину комнаты на отдельную квартиру. Из двух смежных комнат 20 и 10 метров (примерно, я сейчас вспоминаю на глаз) в большом красивом сталинском доме на проспекте Мира, где кроме них в квартире проживала еще одна семья - очень милые, интеллигентные люди, с которыми бабушка и Клара жили душа в душу, они переехали в малогабаритную двушку в блочной девятиэтажке в Отрадном, с кухней в 6 метров и низкими потолками. Район Отрадное тогда только начал строиться, это была жуткая дыра, где круглый год стояла беспролазная грязь, и куда можно было добраться только на одном автобусе. Впрочем, они там все равно не жили, переехали в Отрадное они лет через 10, когда Вайцман вышел в отставку.
Но бабушку этот обмен подкосил. Из хлебосольной и радушной хозяйки дома, живущей в прекрасном районе, где ей все знакомо (поселились они там в 1945 году, сразу после возвращения из эвакуации, сначала жили в бараке, потом в доме, где был кинотеатр «Огонек» (сейчас там ресторан «Грабли»), а потом, уже после моего рождения, в Доме Обуви), где у нее была своя комната, своя кровать (я помню ее - высокую, железную, с шишечками на спинках и гобеленом на стене), бабушка стала бездомной приживалкой. Она панически боялась Вайцмана, и жить с ним в его казенном доме в Турдее ей было очень плохо. С нами ей тоже было не особо хорошо: двое не слишком послушных детей, спала у нас она на диване в гостиной. Бабушка быстро и сильно сдала и умерла в 66 лет. Я уверена, что если бы не этот обмен, бабушка прожила бы намного дольше.
Уйдя в отставку и переехав в Москву, в Кларину квартиру (бабушка к тому времени уже давно умерла), Вайцман стал жить барином, устраивал застолья с обильной выпивкой и закуской (Клара знала почти все знаменитые бабушкины рецепты), и слыл среди родни и знакомых радушным хозяином.
Мне было 16 лет, когда я поняла секрет его радушия. Мы с сестрой летом поехали пожить на их даче в Калужской области. И там, перед двумя девчонками, Вайцман не стеснялся, и показал свою сущность - он оказался не просто жадным, а патологически скупым. Это не могло совсем не вылезать наружу, но все его промахи вынуждена была брать на себя Клара, за что и прослыла жадной (при богатом и щедром муже). Мы с сестрой выдержали только неделю и сбежали от «хлебосольного» дядюшки при первой возможности.
Второй раз я согласилась погостить на этой даче уже с мужем и трехлетней дочкой - прошло больше 10 лет, и, хотя я помнила прошлый визит, но думала, что перед взрослыми людьми дядя постесняется демонстрировать свою скупость. Мы приехали только на выходные, но чтобы не быть нахлебниками, привезли с собой много продуктов. Вайцман и Клара спали на застекленной веранде, которая прогревалась от дневного солнца, а нас они положили в комнате, где было сыро, как в погребе. Мою просьбу протопить печь Вайцман проигнорировал - дрова пожалел. На следующий день он ходил за мной по пятам - я включала газ на плите, чтобы приготовить еду ребенку, он тут же его выключал, я включала воду, чтобы подмыть ребенка - он и воду тут же выключал. К вечеру мы уехали, чтобы больше никогда туда не приезжать.
Вайцман был не только скуп, но и крайне сексуально озабочен, что всегда мелькало в его шуточках. Но два эпизода, которые я запомнила, показывают, что это было совсем не безобидно. Первый случился, когда я еще была ребенком и подслушала разговор мамы с Кларой, приехавшей к нам в гости из Турдея. Клара, сидя у нас на кухне, жаловалась маме, что муж все время принуждает ее (тогда я не совсем поняла к чему, но почувствовала, что Клара рассказывает что-то стыдное и неприятное для себя). Второй эпизод произошел в их квартире в Отрадном. Я уже была достаточно взрослой, чтобы понимать то, что не называют вслух. Мы с родителями были у них в гостях. Клара часто болела, и Вайцман приводил ей каких-то экстрасенсов (тогда это было особенно модно). У Клары случился приступ боли, и «лечившая» ее экстрасенс по телефону ввела ее в короткий сон. Во сне Клара начала плакать и кричать: «Нет, не надо, не трогай меня. Я не хочу, не хочу, нет». Клара уснула на диване в гостиной, а мы все сидели рядом. Сцена была настолько понятная и настолько неловкая, что все не знали, куда девать глаза. Вайцман глупо улыбался и повторял, что не понимает, о чем это она. Когда минут через 10 Клара проснулась, она ничего не помнила.
После отъезда моих родителей в Израиль, оказалось, что из близкой родни в Москве у меня осталась только Клара. А когда мы вернулись из Израиля и купили квартиру в Ростокино, то еще и жить с ней мы стали совсем рядом.
Я давно чувствовала, что Вайцман недолюбливает всю Кларину родню и всячески старается держать жену подальше от родственников. Меня же он, похоже, на дух не переносил с тех пор, как я осталась единственной близкой Клариной родственницей. Все мои попытки приезжать к ним почаще, помогать по дому (а когда они состарились, помощь им реально была нужна), он жестко пресекал. А последние годы, когда Клара сильно сдала, он стал скрывать от меня, когда она попадала в больницу, так что я узнавала об этом разными окольными путями - то от своей мамы, то от родственников мужа - племянник Бориса Вайцмана женат на двоюродной сестре моего мужа.
Не удивительно, что в таких обстоятельствах с Кларой у нас складывались неровные отношения. Виделись из-за Вайцмана мы не часто, по телефону перезванивались значительно чаще, но тоже нерегулярно, то созванивались каждый день и душевно болтали, то вдруг Клара выговаривала мне что-то не заслужено обидное, и я переставала ей на какое-то время звонить. Но один ритуал у нас был неизменен много лет: когда Вайцман уезжал по каким-то ветеранским делам и Клара точно знала, что несколько часов его не будет дома, она обязательно звонила мне, и мы подолгу откровенно разговаривали.
Маме я почти не рассказывала о том хорошем, что меня связывало с тетей, потому что мне казалось, что мама будет ревновать. Зато про наши ссоры и размолвки мама знала все из самых разных источников - от самой Клары, от Вайцмана, от родни от Люберец до Манхеттена.
Уже после смерти Вайцмана я поняла, как он добивался контроля наших с Кларой разговоров. Их телефон постоянно был включен на громкую связь, и Вайцман прослушивал все Кларины разговоры, кроме тех редких случаев, когда он уезжал из дома на несколько часов. В принципе, он контролировал каждый ее шаг. На пороге спальни висела штора из бамбука, поэтому он всегда слышал, когда жена встает и выходит из комнаты. У Клары из-за диабета начались проблемы с ногами, и она часто падала, причем как-то уж слишком часто. Причину ее частых падений я тоже потом выяснила - Вайцман выдал ей костыль на несколько размеров больше, чем ей было нужно, с таким костылем падал бы и здоровый человек.
Вся мебель в квартире была рассчитана на рост Вайцмана - высокого мужчины, а никак не на Клару, рост которой был 155 см, даже на кухне и в ванной все было сделано под него.
У Клары была выведена колостома из кишечника, и она годами мучилась, промывая в ванной мешки калоприемников и страдая от раздражения стомы и коже вокруг нее. После смерти Вайцмана я обнаружила запасы этих калоприемников и всевозможных кремов и бальзамов для обработки стомы на несколько лет. Кларе бесплатно выдавали средства для стомированных пациентов с расчетом, что она будет менять их 1-2 раза в день. Вайцман же выдавал ей 2 калоприемника в неделю, а стому велел протирать кусочком туалетной бумаги.
Это далеко не все, что составляло ежедневные страдания Клары, но, думаю, и так понятно, что она более 30 лет прожила с самым настоящим домашним садистом, и не только никто рядом не догадывался, в каком аду она живет, но даже она сама не понимала, что ее муж тиран и садист. Из-за этого она и болела все время.
Отдельной причиной Клариных страданий была дочь мужа Рая. До смерти Вайцмана я с ней почти не общалась, а после обнаружила там такой адский ад, что пришла в ужас еще больше, чем от ее папы. Внешне Раиса производит впечатление нормального человека, но я думаю, у нее врожденная патология (возможно, из-за того, что ее родители двоюродные брат и сестра) - какая-то легкая форма умственной отсталости. На вид это здоровая, физически крепкая женщина, но интеллект у нее как у шестилетнего ребенка. До сих пор не понимаю, как она работала в исполкоме, а потом в мэрии, куда, благодаря своим связям, ее пристроил отец?
Клару она ненавидела всеми фибрами души - с первой минуты знакомства. Ревновала, считала, что и отец, и все блага, которые он был способен сгенерировать, все должно принадлежать только ей. Такая же жадная, как отец, но глупая как пробка и очень злопамятная, она превращала жизнь Клары в настоящий ад.
Один характерный пример. Клара лежала в больнице после операции на кишечнике, когда ей вывели колостому. После реанимации с ней в двухместной палате все время находилась дочь мужа Рая. Казалось бы - какая забота! Потом, Клара поделилась со мной - самым большим страданием ее тогда было присутствие в палате Раи. За Кларой она не ухаживала; целыми днями лежала на кровати, ела и смотрела телевизор, включая его на максимальную громкость (она снижала ее только когда приезжал отец, я или кто-то еще из навещающих родственников). Клара мучилась не только от невозможности отдохнуть и поспать самой, но и от стыда перед другими пациентами и персоналом больницы, замечания которых эта хабалка полностью игнорировала. Но так как палата была платная, ее терпели и не выгоняли.
Еще один пример. Об этом мне уже рассказала не Клара, а ее подруга и соседка по даче. Каждый год Раиса приезжала на пару недель на дачу к отцу. Это всегда выливалось в ссору между ней и Кларой. После отъезда дочери Вайцман месяцами не разговаривал с Кларой, мстя ей за плохое отношение к любимой доченьке.
Почему Клара молчала и не жаловалась никому? Поначалу жаловалась - например, тогда, когда я в детстве подслушала ее разговор с мамой. Но ее слова все воспринимали как каприз, считали, что она «с жиру бесится», безупречная репутация Вайцмана перевешивала в глазах родни все ее рассказы. Наверное, поэтому она перестала рассказывать и поэтому же не уходила от него - ей не хватало поддержки и сочувствия близких, Вайцман подавил ее волю, и она смирилась. Это классический случай отношений мучителя и жертвы. Даже после его смерти, рассказывая о жизни с ним, Клара искренне недоумевала: как же он так мог, ведь хороший же был человек?
(Окончание следует)