Наташа Ростова и когнитивный диссонанс
Еще про Наташу.
Я "Войну и мир" прочитала первый раз лет в 12, потом еще много раз, но все кусками, никогда цельно от начала и до конца. Но я помню, что с самого начала и все последующие разы первые сцены с Наташей вызывали у меня чувство неприятной неловкости, они в самом начале - и сразу с начала портили мне отношение к роману, мне его не хотелось читать дальше. И чем ближе я была к ее возрасту, тем неприятнее было чувство. Сейчас, когда я уже взрослая кошка и не ассоциирую себя с тринадцатилетней Наташей, мне легче всего было пройти через эту сцену. И все равно она у меня не ложится гладко.
От описания Наташи, ворвавшейся с куклой в гостиную, и особенно потом со сценой с молодым офицером - поцелуйте куклу, поцелуйте меня, у меня все время было неуловимо тягостное диссонансное чувство. С одной стороны автор ее описывает как шестилетнюю, право. Все эти тоненькие ручки, плечики, выскочившие из корсажа, тоненькие ножки, некрасивая живость - все это какое-то полумладенческое, так и кажется, что он должен добавить про нехватку передних зубов. Я помнила себя тринадцатилетней - и ничего такого младенческого в нашей жизни не было. А если бы было - выглядело бы как умственная отсталость, инфантильность.
С другой стороны этот полумладенец пристает к двадцатилетнему офицеру - тут целуй, там целуй. Эта кукла отчего-то у меня особо неприятное чувство вызывала. Я читала недавно у кого-то в жж, что у него (нее) в 13 все мысли были о сексе, буквально. Но у меня и моих подруг не было точно, и заманивать целоваться кого-то нам бы казалось ужасно взрослой распущенностью.
И поэтому от описания Наташи у меня был ужасный когнитивный диссонанс, эта смесь малышовости и приставания с поцелуями у меня не укладывалась и была неприятна от непонятности. И я помню, что переносила эту неприятность на всю книгу - раз у нее такое начало.
Добавлял диссонанса и счет Наташи. Ей тринадцать, офицер говорит ей, через четыре года я буду просить вашей руки, а щас не лезьте с поцелуями. И она считает на пальцах: тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. Меня до сих пор это ужасно раздражает математически. Потому что должно быть - четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, правда? Мне все время в голове приходится как-то переводить ее - вроде того, что "прожить тринадцать лет, потом четырнадцать, потом пятнадцать, потом шестнадцать - а когда шестнадцать закончатся ( читай, семнадцать будет) - тогда и предложение сделают.
Хочется уже быть девяностолетней, забыть вообще, как там у тринадцатилетних бывает, смешивать их в туманной дали с пятилетними и читать про Наташу с куклой, как сю-сю-сю и мимими:)
Я "Войну и мир" прочитала первый раз лет в 12, потом еще много раз, но все кусками, никогда цельно от начала и до конца. Но я помню, что с самого начала и все последующие разы первые сцены с Наташей вызывали у меня чувство неприятной неловкости, они в самом начале - и сразу с начала портили мне отношение к роману, мне его не хотелось читать дальше. И чем ближе я была к ее возрасту, тем неприятнее было чувство. Сейчас, когда я уже взрослая кошка и не ассоциирую себя с тринадцатилетней Наташей, мне легче всего было пройти через эту сцену. И все равно она у меня не ложится гладко.
От описания Наташи, ворвавшейся с куклой в гостиную, и особенно потом со сценой с молодым офицером - поцелуйте куклу, поцелуйте меня, у меня все время было неуловимо тягостное диссонансное чувство. С одной стороны автор ее описывает как шестилетнюю, право. Все эти тоненькие ручки, плечики, выскочившие из корсажа, тоненькие ножки, некрасивая живость - все это какое-то полумладенческое, так и кажется, что он должен добавить про нехватку передних зубов. Я помнила себя тринадцатилетней - и ничего такого младенческого в нашей жизни не было. А если бы было - выглядело бы как умственная отсталость, инфантильность.
С другой стороны этот полумладенец пристает к двадцатилетнему офицеру - тут целуй, там целуй. Эта кукла отчего-то у меня особо неприятное чувство вызывала. Я читала недавно у кого-то в жж, что у него (нее) в 13 все мысли были о сексе, буквально. Но у меня и моих подруг не было точно, и заманивать целоваться кого-то нам бы казалось ужасно взрослой распущенностью.
И поэтому от описания Наташи у меня был ужасный когнитивный диссонанс, эта смесь малышовости и приставания с поцелуями у меня не укладывалась и была неприятна от непонятности. И я помню, что переносила эту неприятность на всю книгу - раз у нее такое начало.
Добавлял диссонанса и счет Наташи. Ей тринадцать, офицер говорит ей, через четыре года я буду просить вашей руки, а щас не лезьте с поцелуями. И она считает на пальцах: тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. Меня до сих пор это ужасно раздражает математически. Потому что должно быть - четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, правда? Мне все время в голове приходится как-то переводить ее - вроде того, что "прожить тринадцать лет, потом четырнадцать, потом пятнадцать, потом шестнадцать - а когда шестнадцать закончатся ( читай, семнадцать будет) - тогда и предложение сделают.
Хочется уже быть девяностолетней, забыть вообще, как там у тринадцатилетних бывает, смешивать их в туманной дали с пятилетними и читать про Наташу с куклой, как сю-сю-сю и мимими:)