В тени
Примаков довольно заметно повлиял на новейшую российскую историю, правда, в первую очередь вопреки желанию. Разумеется, он до последнего был единственной фигурой, на которую действующий президент России мог смотреть не просто вровень, но - по крайней мере еще не так давно - снизу вверх. Они остались навсегда связаны неразделимой исторической связью - словно некто и его тень.
Совершенно понятно, что, как умный человек, Путин в том самом роковом 1999 году и позже не мог не осознавать разности калибров - своего и Примакова. И тем не менее Примаков проиграл. Он был лучше: мудрее, профессиональнее, образованнее, авторитетнее в узких кругах и известнее в широких, «без пяти минут президент двухтысячного года», как назвал его, помню, один губернатор в конце 1998-го, вернувшись в эйфории с какого-то заседания движения «Отечество». Он был во всех смыслах достойнее, но выиграл темный выскочка.
Демократия проявила себя в этом эпизоде не лучше, чем когда в 1945 году «великий» консерватор Черчилль по решению англичан уступил власть бесцветному популисту Эттли. Однако выскочка, подполковник, нечаянно и нечестно победивший генерала (ну, или академика, если угодно), сделал далеко идущие выводы - относительно собственной победы, каковую не мог считать справедливой, и системы, благодаря которой она стала возможной.
Прежде всего он отомстил за генерала: и те, кто профукал его победу (Гусинский), и те, кому эту победу отдали (Березовский), вместе со своим персоналом отправились в изгнание. Ну, а к демократической системе, которая обеспечивает победу худших, победитель сам же преисполнился искреннего презрения, окончательно утвердившись во мнении, приобретенном немногим раньше. Разочарование в демократии - это разочарование в демосе. Народ - бессмысленная тупая тварь, большое ручное животное, которое, оказывается, можно водить за ноздри. Раз можно, значит нужно, иного не заслуживает. Вот результат той давнишней коллизии, предопределивший следующие два десятка российских лет.
Не подлежит сомнению, что Примаков (в тандеме с Лужковым) и сам приступил бы: и ко многому из того, чем занялся Путин сразу после прихода к власти, и многому другому, до чего длинные руки нацлидера дошли лишь в последнее время. Но при этом напрашивается предположение, что в силу большего опыта, авторитета и лучшей школы, всё это осуществлялось бы системнее, последовательнее, с меньшим количеством глупостей, фальши и нелепой показухи. Тоньше… Думается, что и вообще, пока был жив старший товарищ, это позитивно влияло - как сдерживающий фактор - на бодрых победителей 2000 года. При нём как-то некомфортно было, что ли, уж совсем давать волю своей склонности к простоте. Хотя давали…
Вот теперь его нет. Во-первых, кажется, будто теперь не на кого оглядываться, во-вторых, возможно, расейские люди почешут в затылках и со смертью, по обыкновению своему, вспомнят, что ценили, что потеряли, что есть что, кто есть кто, чего лишились, что обрели - какие варианты и откуда вызревали. Сам факт, что «варианты были», потрясает современное сознание, которое тупо «без вариантов». История немного отодвинулась назад - куда-то вглубь, осветив тьму до двухтысячного года (когда, с приходом нынешних времен многие привыкли думать, всё вообще только и началось) - а одновременно тьму после легендарной даты. Мертвый Примаков лишает живого Путина статуса вневременной уникальности и эксклюзивности. Ну и к добру. Это как бытие, которое ставит сущее на место. И, стало быть, в-третьих, именно теперь нынешним можно начинать осторожнее относиться к собственной тени. Кого им ещё-то бояться?
Совершенно понятно, что, как умный человек, Путин в том самом роковом 1999 году и позже не мог не осознавать разности калибров - своего и Примакова. И тем не менее Примаков проиграл. Он был лучше: мудрее, профессиональнее, образованнее, авторитетнее в узких кругах и известнее в широких, «без пяти минут президент двухтысячного года», как назвал его, помню, один губернатор в конце 1998-го, вернувшись в эйфории с какого-то заседания движения «Отечество». Он был во всех смыслах достойнее, но выиграл темный выскочка.
Демократия проявила себя в этом эпизоде не лучше, чем когда в 1945 году «великий» консерватор Черчилль по решению англичан уступил власть бесцветному популисту Эттли. Однако выскочка, подполковник, нечаянно и нечестно победивший генерала (ну, или академика, если угодно), сделал далеко идущие выводы - относительно собственной победы, каковую не мог считать справедливой, и системы, благодаря которой она стала возможной.
Прежде всего он отомстил за генерала: и те, кто профукал его победу (Гусинский), и те, кому эту победу отдали (Березовский), вместе со своим персоналом отправились в изгнание. Ну, а к демократической системе, которая обеспечивает победу худших, победитель сам же преисполнился искреннего презрения, окончательно утвердившись во мнении, приобретенном немногим раньше. Разочарование в демократии - это разочарование в демосе. Народ - бессмысленная тупая тварь, большое ручное животное, которое, оказывается, можно водить за ноздри. Раз можно, значит нужно, иного не заслуживает. Вот результат той давнишней коллизии, предопределивший следующие два десятка российских лет.
Не подлежит сомнению, что Примаков (в тандеме с Лужковым) и сам приступил бы: и ко многому из того, чем занялся Путин сразу после прихода к власти, и многому другому, до чего длинные руки нацлидера дошли лишь в последнее время. Но при этом напрашивается предположение, что в силу большего опыта, авторитета и лучшей школы, всё это осуществлялось бы системнее, последовательнее, с меньшим количеством глупостей, фальши и нелепой показухи. Тоньше… Думается, что и вообще, пока был жив старший товарищ, это позитивно влияло - как сдерживающий фактор - на бодрых победителей 2000 года. При нём как-то некомфортно было, что ли, уж совсем давать волю своей склонности к простоте. Хотя давали…
Вот теперь его нет. Во-первых, кажется, будто теперь не на кого оглядываться, во-вторых, возможно, расейские люди почешут в затылках и со смертью, по обыкновению своему, вспомнят, что ценили, что потеряли, что есть что, кто есть кто, чего лишились, что обрели - какие варианты и откуда вызревали. Сам факт, что «варианты были», потрясает современное сознание, которое тупо «без вариантов». История немного отодвинулась назад - куда-то вглубь, осветив тьму до двухтысячного года (когда, с приходом нынешних времен многие привыкли думать, всё вообще только и началось) - а одновременно тьму после легендарной даты. Мертвый Примаков лишает живого Путина статуса вневременной уникальности и эксклюзивности. Ну и к добру. Это как бытие, которое ставит сущее на место. И, стало быть, в-третьих, именно теперь нынешним можно начинать осторожнее относиться к собственной тени. Кого им ещё-то бояться?