О том, как поссорились Абрамъ Липовичъ и Яковъ Исаковичъ
Санкт-Петербург, 1905 год
Во время капремонта дома № 22 по Садовой улице в Ленинграде в 1983 году мой добрый сосед Олег С. проник в оставшийся удивительно сухим подвал и насобирал там с пола полную коробку писем и документов, оказавшихся фрагментами деловой переписки бывших владельцев дома, а также их квартирантов и арендаторов. Среди них обнаружилось любопытное письмо к управляющему домом до революции, Его Высокоблагородию господину Колесникову.
Нотариус
Антон Николаевич Држевецкий
С-Петербург
Невский просп. №52
Января 21 дня
1905 года.
№67
Владимиру Герасимовичу Колесникову
На основании 141 ст. полож. о нот. части сообщаю Вам письменное заявление С.Петербургского 1-ой гильдии купца Абрама Липовича Бейлина-Левкова, живущего Спасской части по Садовой улице №22 нижеследующего содержания:
"Покорнейше прошу Вас, г. Нотариус, заявить управляющему домом гг. Коровиных, Владимиру Герасимовичу Колесникову, живущему по Садовой улице №22, нижеследующее:
Милостивый Государь, Владимир Герасимович! При найме мною квартиры в доме гг. Коровиных, по Садовой улице под №22, мне дано слово, что в доме их, Коровиных, ни в каком случае, пока я буду у них жить, - не будет никому сдано помещение для производства торговли золотыми, серебряными и бриллиантовыми вещами, между тем Яков Исакович Шик и Груня-Рейза Нотовна Шик повесили на подъезде и на дверях вывески с надписью: "Склад золотых и серебряных вещей Я.И. Шик", что явно отражается на моей торговле, ввиду чего и в силу данного мне слова гг. Коровиными, покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, сделать зависящее распоряжение, дабы гг. Шик немедленно убрали свои вывески, так как я, чрез это в течение двух недель несу большие убытки, тем более мне достоверно известно, что Шики при заключении контракта ограничены по сему предмету, то есть что им воспрещено контрактом вывешивать какие-либо вывески на подъезде и на лестнице, где находится моя квартира."
И.д. <исполняющий должность> Нотариуса А.Котович
Итак, налицо конфликт между двумя представителями одной нации и одной профессии. Сей мелкий спор из-за вывески, однако, с изучением доступных архивных документов, обнаружил принципиальную разницу характеров и бизнесов участников конфликта.
Разберёмся с каждым не спеша.
Жалобщик Абрам Липович, надо сказать, был не простой арендатор, а владелец целой фабрики-мастерской золотых и бриллиантовых изделий и магазина при ней. Собственно говоря, вся фабрика помещалась в паре комнат и насчитывала полтора-два-три десятка мастеров. Номенклатура изделий включала в себя бриллиантовые броши, золотые цепи, табакерки, портсигары и прочие безделушки. Предприятие существовало с 1882 года всё по тому же адресу. В историческом архиве Санкт-Петербурга хранятся документы фирмы с 1902 по 1919 год аж в 23 папках.
Ювелирная мастерская в Петербурге. Начало ХХ в.
По всей видимости, изделия мастерской были качественными . Известно, что Бейлин выполнял выполнял заказы крупных ювелирных фирм - Овчинникова, Немирова-Колодкина, Маршака, Болин и Фаберже и прочих. Для изготовителя часов Павла Бурэ изготовлялись золотые цепи, броши, а также по спецзаказу бриллиантовых орлов для Кабинета Его Императорского Величества, то бишь для Управления делами Президента специального учреждения, ведавшего личным имуществом русской императорской фамилии. Посему в 1901г. Абрам Липович был удостоен почётного звания "поставщик двора Его императорского величества" и права на своих изделиях помещать изображение государственного герба Российской империи.
До сих пор на антикварных рынках всплывают изящные вещицы с клеймом «А.Б.»
Sothebys.com A gem-set silver-gilt kovsh, Abram Beilin-Levkov, St Petersburg, 1908-1917
Мастерских и ювелиров в столичном Петербурге того времени было достаточно, конкуренция высокая, а на рынке драгоценных безделушек крупнейшим клиентом был царский двор, который массово закупал их для украшения своих резиденций, а также на подарки и в качестве наград по службе.
За период царствования Николая II . с 1895 по 1913 г., в среднем ежегодно вручалось 2000 высочайших подарков на сумму 500 тыс. руб., то есть средняя стоимость подарка составляла 250 руб. При этом «дорогими» подарками считались изделия, стоимостью выше 300 руб. В 1912 г. вручено подарков на сумму 556 тыс. руб., в 1913 г. - 775 тыс. руб. (год 300 - летия Дома Романовых, количество подарков резко возросло). Скурлов Валентин Васильевич, кандидат искусствоведения
В газете «СИБИРСКАЯ ЖИЗНЬ» от 15 (02) октября 1913 г. находим следующие сообщения, иллюстрирующие «подарочную рутину» августейшей семьи:
«В ялтинском цирке, по распоряжению от Высочайшего двора, даны дневное и вечернее представления. Вечернее представление посетил Государь с Августейшими дочерьми и присутствовал Эмир Бухарский и приглашенные лица. На дневном представлении присутствовал Наследник Цесаревич, прибывший в сопровождении дворцового коменданта. По окончании представления Наследник Цесаревич подробно обозревал зверинец Владимира Дурова, который давал объяснения Его Высочеству.
Розданы подарки артистам, участвовавшим в представлении в Высочайшем присутствии в цирке; Владимир Дуров получил перстень с бриллиантовым гербом, жена его кулон с бриллиантом, ученик часы с золотым гербом.«
Не доверяя невестке, обладавшей «дурным вкусом» и не ориентировавшейся в ценах, подбор ассортимента «кабинетских подарков» курировала мать царя, императрица Мария Фёдоровна, абсолютное доверие которой постепенно завоевал хитрый и обходительный Карл Фаберже, сформировавший, как говорится ныне, под запрос клиента удобные «ассортиментные и ценовые линейки товара». По заказам и эскизам Фаберже другие ювелиры изготовляли драгоценную продукцию с орлами и вензелями для царских нужд.
Наш Абрам Липович вовремя встроился в этот «ювелирный поток», что называется, «лёг под Фаберже», специализировавшись на портсигарах, популярнейшем и модном аксессуаре офицерства и дворянства. В «кабинетской» статистике фигурируют следующие цифры: в царствование императора Александра Третьего (1881-1894) всего вручено 9698 подарков на сумму 4 173 000 рублей, в том числе 538 портсигаров, а при Николае Втором (1894-1917) одних портсигаров роздано 3820 штук, из них 13,4% под маркой Фаберже. Так что даже тонкая «портсигарная» струйка из такого мощного потока, отведённая на свою делянку Абрамом Липовичем, давала, по всей видимости, неплохой доход. В Музее Фаберже в Петербурге сегодня можно увидеть один из портсигаров работы фабрики Бейлина-Левкова с великокняжеской монограммой.
Номер 20 в левом углу: Портсигар с монограммой великого князя Михаила Михайловича. Санкт-Петербург. 1904-1908. Мастер А. Бейлин. Золото, рубин, штамп, гравировка, выпиловка, эмаль.
Таким образом, Абрам Липович Бейлин-Левков, которому в 1905 году был 61 год, был, что называется, «заслуженный производственник», собственным трудом поднявшийся от кустаря до владельца небольшого предприятия.
Следует также пояснить, что звание купца Первой гильдии Абрам Липович приобрёл лишь пару лет назад, оставаясь до этого купцом второй гильдии. Таковое звание требовало значительных расходов (ежегодную уплату немалого гильдейского сбора), но вместе с тем давало права постоянного жительства в столице и свободного перемещения по стране вне черты оседлости самому еврейскому купцу со всей семьёй, а также его прислуге и приказчикам фирмы. Так как евреям в Российской империи был запрещен доступ на высшие государственные и военные должности, завидное положение Бейлина-Левкова можно считать венцом карьерного успеха, которого достигали лишь десятки избранных из сотен тысяч бедных еврейских жителей империи.
А вот в Москве начала ХХ века, откуда на голову добропорядочного Абрама Липовича свалился конкурент, дела с видом на жительство для членов купеческих семей осложнились. Возможно, что именно это обстоятельство заставило не менее уважаемого гражданина Якова Шика в 50 лет покинуть насиженное отцом и дедом место на Сретенке, и переехать в парадную столицу империи, где он попутно сменил вид деятельности: из меховщиков стал ювелиром. Семья Шиков, издавна приписанная к купечеству Могилёва, но имевшая лавки в Москве, внезапно лишилась ПМЖ, получив по факту ВНЖ, произвольно продляемый по милости губернатора, несмотря на многолетнюю приписку к первой гильдии.
(Закон 22 января 1899 г. крайне затруднил приписку евреев к купеческим обществам Москвы u Московской губернии и поселение их там, обусловив эту приписку предварительным разрешением министра финансов по соглашению с московским генерал-губернатором. В отличие от прочих местностей России, евреи, приписавшиеся к купечеству Москвы или Московской губернии после 22 января 1899 г., могут иметь при себе не всех членов купеческой семьи, а лишь жен, несовершеннолетних сыновей и незамужних дочерей. «Десятилетнее состояние в первогильдейском купечестве Москвы или иного города Московской губернии не дает права постоянного жительства в этих городах независимо от уплаты первой гильдии: таковая есть необходимое условие для сохранения права на дальнейшее жительство» (прим. к ст. 12 Паспортного установления., изд. 1903 г.). Жившие в Московской губернии купцы, приписанные к городам других губерний, хотя бы имели там торговлю и недвижимость, обязаны были испросить особое разрешение на дальнейшее жительство, выборку промысловых и купеческих свидетельств, дающих право на звание купца первой гильдии по городу Москве, и на приобретение там новой недвижимой собственности. Таким образом, купцы-евреи, приписанные вне Московской губернии, хотя бы и вне черты оседлости, могли проживать в этой губернии лишь временно).
В Петербурге Яков Шик начал отнюдь не с собственной мастерской, а с завоза через Москву в Петербург кустарного ширпотреба со всей страны (колечки, подстаканники, цепочки, брелочки и пр.), ставя на этих изделиях своё клеймо.
Ювелирное клеймо Якова Шика на золотом кольце.
В доме на Садовой Шик открыл своего рода демонстрационный зал при складе, стремясь, кроме розницы, наладить и оптовую торговлю. Понятно, что соседство с недорогим ассортиментом для массового невзыскательного клиента оказывалось невыгодным для Бейлина с его изысканной клиентурой. Но оказалось выгодным для Шика, так его товар, как сказали бы ныне, презентовался на фоне премиум-класса.
Серебряный подстаканник с клеймом Шика
Такая модель бизнеса была абсолютно противоположна ремесленнику Бейлину и сильно раздражала его.
Но Яков Шик оказался по-московски напорист, и владелица дома просит управляющего оформить разрешение на вывеску под окнами шиковского демонстрационного зала.
СПБ. 14 Февраля
Многоуважаемый Владимир Герасимович,
Если Вам позволяет здоровье, то разрешите Г-ну Шику вывеску по линии квартиры его, конечно с условием письменным, по которому мы имеем право снять её во всякое время. Взяв и с Немечинского* письменное согласие также. Если же Вы еще не поправились, то уведомите меня через дворника сегодня же, так как Г-н Шик торопится.
А. Коровина
Анна Гавриловна Коровина, уже бабушка, очевидно, хочет не упустить обоих жирных зайцев, ибо оба платежеспособны. Хотя Коровины - крупнейшие торговцы мануфактурой в соседнем Апраксином дворе, но денежки, поступающие от доходного дома, не лишние. Любимый сынок и наследник Коровиных Саша привык ни в чём себе не отказывать. Приведём письмо младшего Коровина из заграниц, где он ведёт жизнь достойную питерской «золотой молодёжи», вяло интересуясь делами семейного бизнеса.
Письмо младшего Александра Коровина из Италии. 1899 г.
Дорогой Володя!
Теперь обретаюсь во Флоренции. Думаю ещё дня два прожить, а потом двину на Рим, а дальше в Неаполь. Понимаешь, жарища такая, что страх. Растительность какая! Я так обжираюсь фруктами и вином (красным, и Катя тоже). Приеду не раньше, как недели через две. Если тебя будут спрашивать, когда я приеду, то говори, что не знаю. Напиши одно письмо только на Париж, впрочем, можешь и больше, только подгони так, чтобы письма пришли не позже, как до 1го Сентября нов.(ого) ст.(иля). Адрес: Париж, Grand-Hotel, B-d des Capucines. Думаю, что постройка идёт своим чередом, всё-таки напиши, как и что. Стоимость вообще всего равняется, что у нас 1 руб., то тут 1 fr. У меня так глаза и разбегаются, хочется все купить. Поклон всем.
Твой А. Коровин
Флоренция 22.8.99
Гранд Отель в Париже. Открытка
Упоминаемая в письме стройка - устройство парадного входа и лестницы в ресторан «Люкс» на первом этаже дома, а упоминаемый в записке владелицы А.Ф. Неменчинский - знаменитый предприниматель-ресторатор. Дом Коровиных расположен прямо напротив Гостиного двора. И заведение общественного питания изначально обслуживало торговавших там лавочников. Неменчинский сначала создал ресторан «Коммерческий» с качественной кухней и недорогими ценами, куда стали захаживать и офицеры, и покупатели-дворяне из Гостинки, а потом преобразил его в шикарный «Метрополь», где уже и Распутин любил поскандалить, и культурно посиживала петербургская богема Серебряного века.
Итак, несмотря на мелкие неприятности, в столице все торгуют и богатеют, вкусно кушают и прекрасно отдыхают (по поводу благородного хобби самого управляющего домом господина Колесникова последует отдельная статья).
Однако, если мы обратим внимание на дату выставления претензии Шику, 21 января 1905 года, то обнаружим, что менее двух недель назад буквально за сотню метров от дома Коровиных прокатились громкие события, определившие дальнейшие судьбы наших героев, царского Петербурга, да и всей Империи.
«Уж занавес дрожит перед началом драмы...», как выразился один из властителей дум начала века, поэт Максимилиан Волошин в своей поэме «Предвестия» (1905).
9 января 1905 года 140 тысяч рабочих под водительством харизматичного попа Гапона с фабричных окраин отправились в центр, ко дворцу с петицией политического содержания. «Пойдём, братцы, убедимся, действительно ли русский царь любит свой народ, как говорят. Если даст все свободы, значит любит, а если нет - то это ложь, и тогда мы можем поступить с ним, как наша совесть подскажет…», провоцировал Гапон. На Невском проспекте «шли молча, сосредоточенно, с угрюмым упорством на лице, - вспоминал очевидец. - Иногда впереди создавалась заминка, некоторые в испуге поворачивали назад, на них сурово кричали, стыдили за малодушие и шли, шли. В этом упорном движении вперёд чувствовалась огромная непреодолимая сила» (Лебедев (Саратовский) П. Красное воскресенье. (Воспоминания о 9-м января) // Правда. - М., 1923).
Как принял депутацию рабочих напуганный царь, всем хорошо известно.
«Солдатушки, бравы ребятушки! Где же ваша слава?», Валентин Серов, 1905 год
«То, что пришлось видеть мне из окон Академии художеств 9 января, не забуду никогда - сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу - зрелище ужасное», вспоминал художник Серов.
18 января в правительственных газетах был опубликован «Список лиц, убитых и умерших от ран в разных больницах г. С.-Петербурга, полученных 9 января 1905 года». Список включал 119 фамилий погибших с указанием их возраста, звания и занятий и 11 неопознанных лиц, всего 130 человек. И это без учёта тех, кто не обращался за медицинской помощью и отлёживался дома, опасаясь репрессий.
В тот же день была опубликована статья лидера международного социалистического движения Жана Жореса «Смерть царизма», которая начиналась такими словами: «Отныне река крови легла между царём и „его народом“. Нанося удары рабочим, царизм смертельно ранил самого себя. Даже если на этот раз население Петербурга не победит рутинную и слепую верность солдат, даже если оно не овладеет Зимним Дворцом и не провозгласит в нём свободы народа, даже если царь, запрятанный за 20 километров от столицы в Царскосельском дворце, и ускользнёт ещё на несколько дней от власти восставшего народа, - всё-таки царизм уже приговорён к смерти…»
В январе-феврале 1905 года продолжилась массовая рабочая забастовка, начатая 3 января на Путиловском заводе Петербурга. К ней присоединилась Москва. Началась Первая русская революция.
Бастующие рабочие перед Путиловским заводом. 1905 год.
Собственно говоря, история ссоры двух почтенных петербургских купцов на таком фоне кажется совсем уже незначительной. Неизвестно, насколько серьёзно обитатели дома по Садовой улице, 22, восприняли грозовое предупреждение. Скорее всего, продолжили заниматься собственными делами. А ведь не зря поэт Максимилиан Волошин предостерегал:
«Сознанье строгое есть в жестах Немезиды: Умей читать условные черты...»
Жизнь у наших знакомых шла своим чередом. Управляющий Колесников по-прежнему приобретал дорогие ружья и охотничьих собак. Ресторатор Неменчинский прогорел в 1912 году и передал ресторан Товариществу официантов. Младший Коровин Александр Александрович отделал гостиную в новой квартире на Николаевской (ул. Марата) карельской березой в стиле директуар по эскизам Льва Бакста, а переднюю - в старорусском вкусе по рисункам художницы О. Н. Каратыгиной, жены известного музыкального критика. «Изразцы невысокого камина скопированы в аракчеевском Грузине. Над камином большой холст А. П. Рябушкина «Семья купца» (из статьи С. Кондакова «Художественное собрание А. А. Коровина» в журнале «Столица и усадьба» № 80 30 апреля 1917 г).
Абрам Бейлин-Левков до 1917 года продолжал наращивать производство и передал дело старшему сыну Давиду, выпускнику Рижского политехникума, кандидату коммерческих наук. А вот младший сын Мойше (Михаил) уже проявлял предприимчивость новой еврейской генерации, воспитанной без осторожности и боязни, присущей выходцам из черты оседлости. Вступив в конфликт с законом, он смело испытывал устойчивость государственной системы в дни военного кризиса.
«... В ноябре 1914 года знаменитому сыщику Филиппову стало известно, что Петрограде появилась группа комиссионеров, предлагавших частным лицам право на перевозку по железным дорогам своих товаров под видом служебного груза с оплатой от 200 до 300 рублей за вагон. Филиппов предположил, что к преступлению причастно лицо, непосредственно связанное с железнодорожными перевозками. Дальнейшее расследование полностью подтвердило его догадку. При личном участии начальника Сыскной полиции «были выяснены виновные в этих злоупотреблениях, а именно: карельский купец Айзик Шмуйлович, петроградский купец Михель Элья Бейлин-Левков и штаб-ротмистр Станислав Стецкевич, служивший в Управлении по передвижению войск Петроградо-Московского района. Дознание вместе с обвиняемыми было передано военному следователю».
Графин для вина в классическом стиле. Серебро 84 пробы, хрусталь. Фирма "Гашкель и Шик"
Шик всё-таки съехал от Коровиных через год, но недалеко, на Садовую, 32, где вместе с Шлемой Самуиловичем Гашкелем основал новую ювелирную фирму «Гашкель и Шик», продолжившую скупать изделия провинциальных артелей и перебивать на них свои клейма. До наших дней сохранились всё те же подстаканники и изящные графины с клеймом этой конторы.
Но главным призванием Якова Исааковича стала оптовая торговля золотом и серебром в слитках. Тут наш герой явно не сплоховал, судя по тому, что выстроил к 1912 году на Петроградской стороне свой собственный доходный дом в неоклассическом стиле.
Дом. Я. Шика. Большая Зеленина ул., 29
Правда, прожил он там недолго и скончался в 1913 году, оставив дом, состояние и фирму жене Груне-Рейзе Нотовне (чудесно преобразившейся в документах в Розалию Натановну) и сыну Исааку.
Абрам Липович, несмотря на более солидный, чем у Шика возраст, пережил своего бывшего конкурента и дожил до 1920 года.
Собственно, «история о том, как поссорились...» на этом и заканчивается, но на вновь меняющемся историческом и социальном фоне мы можем её продолжить в ином ракурсе на примере следующего поколения купеческих семей.
Сразу же после Февральской революции 1917 года была официально отменена черта оседлости для еврейского населения, и тысячи жителей западных губерний устремились в столицы. Ситуация, которую старики-купцы не смели даже и в волшебном сне представить, стала реальностью: после Октябрьской революции Моссовет возглавил крещёный еврей Лев Борисович Каменев (Розенфельд), а Петрограде воцарился Григорий Евсеевич Зиновьев (Овсей-Герш Аронович Радомысльский), уроженец Херсонской губернии.
Григорий Зиновьев на митинге в декабре 1917 года
Новая власть, однако, отнеслась к столичным аксакалам без уважения и сочувствия, воспринимая их не как единоверцев-соплеменников, а как классовых врагов.
«Ниже печатается список арестованных правых эсеров и белогвардейцев и представителей буржуазии, которых мы объявляем заложниками. Мы заявляем, что если правыми эсерами и белогвардейцами будет убит еще хоть один из советских работников, ниже перечисленные заложники будут расстреляны» («Красная газета», 1918 г.) Вместе в бывшими великими князьями, офицерами и студентами, в кутузку угодил уже знакомый нам авантюрист Мойше:
«Ювелир:
Бейлин, Левков Мох. Абрамович».
Список составлен по поручению главы петроградской ЧК Глеба Бокия 19-летним секретарём Александром Соломоновичем Иосилевичем, из семьи типографского рабочего, который при сём руководствовался классовым чутьём, а не национальными предрассудками. Сдаётся, Мойше пришлось откупаться, чтобы выйти на свободу.
В архивных фондах находим прошение торгового дома "С.Гашкель и И. Шик" от августа 1918 года в Совет экспертов при товарище главного комиссара Конторы Центробанка «о восстановлении фактических владельцев золота, купленного торговым домом совместно с бывшим Петроградским коммерческим банком у Гемерлея». Надо так понимать, что у Шика советской властью конфискованы слитки в связи с введённой государственной монополией на золото. Думается, что он их уже никогда не увидел. А в 1919 году отберут и дом.
Через несколько лет, с введением НЭПа (новой экономической политики) в Петрограде возродилась на несколько лет частная торговля, но уже без Бейлиных и Шиков. На доме 22 по Садовой улице - совсем другие вывески. А через некоторое время исчезнут и они, когда с началом коллективизации и индустриализации НЭП будет свёрнут.
Нэпман Николай Власов с женой в автомобиле у своего магазина на Садовой ул., 22. Фото нач. 1920-х гг.
Скорее всего, всё же у опытных купцов оставалась какая-то заначка. С её помощью им удалось покинуть Советскую страну. (Тут на ум сразу приходит печальный финал «Золотого телёнка», когда Остапа Бендера под крики «Бранзулетка!» грабят румынские пограничники при нелегальной переправе через границу).
Фильм «Золотой теленок» (1968)
Весьма любопытен перевод заметки из финской газеты, хранящейся в Ленинградском областном архиве в городе Выборге.
Из Парижа, июнь 1938 года
Мы с приятелем сидим на бульваре Монпарнас в двухстах метрах от знаменитого кафе «Café du Dome». Наше кафе называется «Курящая собака», мы пьем черный кофе, курим сигареты и беседуем.
За соседним столом сидит красивый господин. У него седые волосы и усы. Он положил свою шляпу на соседний стул и, отерев пот со лба, он смотрит по сторонам. Его взгляд остановился на нас и вдруг, по французской традиции начав с «пардон месье», он спросил из какой мы страны. Когда мы, на французский манер «в нос» сказали «Фянланд», то мужчина сразу повеселел и сказал «Финланд, Суоми», продолжив удивлять нас знанием иностранного языка: «Юкси, какси…» и так до десяти. В конце он сказал, опять же на финском: - У меня нет ни копейки!
По его выговору мы предположили, что он русский, которых много живет в столице Франции, но для уверенности его об этом спросили и оказались правы. Господин рассказал, что владел в Петербурге ювелирной мастерской, которая досталась ему от отца. Этим делом он занимался до 1922 года, хотя после 1918 года вести дело было трудно. После этого он уехал из страны большевиков в Германию, где полгода жил в Берлине. Потом, вот уже как 15 лет он живет в Париже. В августе, как-раз, будет 15 лет, как он сюда переехал. Он здесь ничем не занимается и окружил свою жизнь такими делами, как посещение музеев и выставок, чтение газет и снятие процентов. Он сказал, что большую часть своего состояния он спас, чем и обеспечил себе старость. Однако, он скучает по прежнему своему занятию - по бриллиантам и украшениям и иногда заходит в крупные ювелирные магазины Парижа и разглядывает ювелирные изделия.
- Французы за это на меня не сердятся, поскольку они заметили, что я в этом деле профессионал. Так что я могу смотреть и наслаждаться ничего при этом не покупая.
- Но из всех заграничных стран я более всего знаком с Финляндией. Впервые я приехал в Финляндию в 1880-х годах с отцом, а впоследствии, унаследовав мастерскую, бывал в Финляндии не реже двух раз в году. Я регулярно останавливался в Выборге - какой веселый и красивый город! После этого я ехал к своим лучшим и большим друзьям в Хельсинки. На лето я уезжал в Терийоки, у меня там какое-то время была своя вилла, а также заезжал в Лаппеенранту и Кирву (это название он долго вспоминал), где знал многих финнов.
Разговор перешел на современную Россию и старик скорбно качает головой:
- Развалины, одни развалины! Весь прежний блеск потерян. Сегодняшняя Россия лишь тень России прошлой!
... Здесь нас еще живет несколько человек стариков, но дети наши уже не русские. Они говорят по-французски, общаются в кругу французов и говорят об ужасной судьбе нашей родины. Среди них вряд ли есть кто-либо, кто в случае нужды протянет руку России, а это время когда-то придет. Я уже слишком стар, чтобы это увидеть, но вы, мои молодые друзья, вспомните тогда мои слова!
Прежде, чем расстаться, мы обменялись визитными карточками и увидели имя старика - Мишель Бейлин-Левков.
(Надеюсь, читатель не забыл, что о «ужасной судьбе родины» сожалеет спекулянт, перепродававший во время войны частным коммерсантам вагоны, предназначенные под отправку военных грузов на фронт).
Каким-то образом в Париже оказался и старший сын и наследник старого Шика Исаак Яковлевич, также покинувший Советскую Россию в 1918 году с женой и сыном. Потеряв семейное золото, во Франции он вспомнил про семейный опыт меховой торговли и снова разжился , основав акционерное общество "И. Шик". Был членом многих франко-еврейских благотворительных организаций. В 1940 уехал в США, а в 1950 вернулся во Францию, где и дожил до 1959 года. Тут уж Шик-два пережил Бейлина-два и счёт сравнялся.
Ну а товарищи Каменев, Зиновьев и Иоселевич, так лихо утверждавшие новую социальную справедливость и делившие власть после революции, в свою очередь оказались «врагами народа» и не пережили 1936-1937 года.
Окно с витражом в бывшем доме Якова Шика. Петербург, Б. Зеленина ул., 29/Петрозаводская ул., 20
Во время капремонта дома № 22 по Садовой улице в Ленинграде в 1983 году мой добрый сосед Олег С. проник в оставшийся удивительно сухим подвал и насобирал там с пола полную коробку писем и документов, оказавшихся фрагментами деловой переписки бывших владельцев дома, а также их квартирантов и арендаторов. Среди них обнаружилось любопытное письмо к управляющему домом до революции, Его Высокоблагородию господину Колесникову.
Нотариус
Антон Николаевич Држевецкий
С-Петербург
Невский просп. №52
Января 21 дня
1905 года.
№67
Владимиру Герасимовичу Колесникову
На основании 141 ст. полож. о нот. части сообщаю Вам письменное заявление С.Петербургского 1-ой гильдии купца Абрама Липовича Бейлина-Левкова, живущего Спасской части по Садовой улице №22 нижеследующего содержания:
"Покорнейше прошу Вас, г. Нотариус, заявить управляющему домом гг. Коровиных, Владимиру Герасимовичу Колесникову, живущему по Садовой улице №22, нижеследующее:
Милостивый Государь, Владимир Герасимович! При найме мною квартиры в доме гг. Коровиных, по Садовой улице под №22, мне дано слово, что в доме их, Коровиных, ни в каком случае, пока я буду у них жить, - не будет никому сдано помещение для производства торговли золотыми, серебряными и бриллиантовыми вещами, между тем Яков Исакович Шик и Груня-Рейза Нотовна Шик повесили на подъезде и на дверях вывески с надписью: "Склад золотых и серебряных вещей Я.И. Шик", что явно отражается на моей торговле, ввиду чего и в силу данного мне слова гг. Коровиными, покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, сделать зависящее распоряжение, дабы гг. Шик немедленно убрали свои вывески, так как я, чрез это в течение двух недель несу большие убытки, тем более мне достоверно известно, что Шики при заключении контракта ограничены по сему предмету, то есть что им воспрещено контрактом вывешивать какие-либо вывески на подъезде и на лестнице, где находится моя квартира."
И.д. <исполняющий должность> Нотариуса А.Котович
Итак, налицо конфликт между двумя представителями одной нации и одной профессии. Сей мелкий спор из-за вывески, однако, с изучением доступных архивных документов, обнаружил принципиальную разницу характеров и бизнесов участников конфликта.
Разберёмся с каждым не спеша.
Жалобщик Абрам Липович, надо сказать, был не простой арендатор, а владелец целой фабрики-мастерской золотых и бриллиантовых изделий и магазина при ней. Собственно говоря, вся фабрика помещалась в паре комнат и насчитывала полтора-два-три десятка мастеров. Номенклатура изделий включала в себя бриллиантовые броши, золотые цепи, табакерки, портсигары и прочие безделушки. Предприятие существовало с 1882 года всё по тому же адресу. В историческом архиве Санкт-Петербурга хранятся документы фирмы с 1902 по 1919 год аж в 23 папках.
Ювелирная мастерская в Петербурге. Начало ХХ в.
По всей видимости, изделия мастерской были качественными . Известно, что Бейлин выполнял выполнял заказы крупных ювелирных фирм - Овчинникова, Немирова-Колодкина, Маршака, Болин и Фаберже и прочих. Для изготовителя часов Павла Бурэ изготовлялись золотые цепи, броши, а также по спецзаказу бриллиантовых орлов для Кабинета Его Императорского Величества, то бишь для Управления делами Президента специального учреждения, ведавшего личным имуществом русской императорской фамилии. Посему в 1901г. Абрам Липович был удостоен почётного звания "поставщик двора Его императорского величества" и права на своих изделиях помещать изображение государственного герба Российской империи.
До сих пор на антикварных рынках всплывают изящные вещицы с клеймом «А.Б.»
Sothebys.com A gem-set silver-gilt kovsh, Abram Beilin-Levkov, St Petersburg, 1908-1917
Мастерских и ювелиров в столичном Петербурге того времени было достаточно, конкуренция высокая, а на рынке драгоценных безделушек крупнейшим клиентом был царский двор, который массово закупал их для украшения своих резиденций, а также на подарки и в качестве наград по службе.
За период царствования Николая II . с 1895 по 1913 г., в среднем ежегодно вручалось 2000 высочайших подарков на сумму 500 тыс. руб., то есть средняя стоимость подарка составляла 250 руб. При этом «дорогими» подарками считались изделия, стоимостью выше 300 руб. В 1912 г. вручено подарков на сумму 556 тыс. руб., в 1913 г. - 775 тыс. руб. (год 300 - летия Дома Романовых, количество подарков резко возросло). Скурлов Валентин Васильевич, кандидат искусствоведения
В газете «СИБИРСКАЯ ЖИЗНЬ» от 15 (02) октября 1913 г. находим следующие сообщения, иллюстрирующие «подарочную рутину» августейшей семьи:
«В ялтинском цирке, по распоряжению от Высочайшего двора, даны дневное и вечернее представления. Вечернее представление посетил Государь с Августейшими дочерьми и присутствовал Эмир Бухарский и приглашенные лица. На дневном представлении присутствовал Наследник Цесаревич, прибывший в сопровождении дворцового коменданта. По окончании представления Наследник Цесаревич подробно обозревал зверинец Владимира Дурова, который давал объяснения Его Высочеству.
Розданы подарки артистам, участвовавшим в представлении в Высочайшем присутствии в цирке; Владимир Дуров получил перстень с бриллиантовым гербом, жена его кулон с бриллиантом, ученик часы с золотым гербом.«
Не доверяя невестке, обладавшей «дурным вкусом» и не ориентировавшейся в ценах, подбор ассортимента «кабинетских подарков» курировала мать царя, императрица Мария Фёдоровна, абсолютное доверие которой постепенно завоевал хитрый и обходительный Карл Фаберже, сформировавший, как говорится ныне, под запрос клиента удобные «ассортиментные и ценовые линейки товара». По заказам и эскизам Фаберже другие ювелиры изготовляли драгоценную продукцию с орлами и вензелями для царских нужд.
Наш Абрам Липович вовремя встроился в этот «ювелирный поток», что называется, «лёг под Фаберже», специализировавшись на портсигарах, популярнейшем и модном аксессуаре офицерства и дворянства. В «кабинетской» статистике фигурируют следующие цифры: в царствование императора Александра Третьего (1881-1894) всего вручено 9698 подарков на сумму 4 173 000 рублей, в том числе 538 портсигаров, а при Николае Втором (1894-1917) одних портсигаров роздано 3820 штук, из них 13,4% под маркой Фаберже. Так что даже тонкая «портсигарная» струйка из такого мощного потока, отведённая на свою делянку Абрамом Липовичем, давала, по всей видимости, неплохой доход. В Музее Фаберже в Петербурге сегодня можно увидеть один из портсигаров работы фабрики Бейлина-Левкова с великокняжеской монограммой.
Номер 20 в левом углу: Портсигар с монограммой великого князя Михаила Михайловича. Санкт-Петербург. 1904-1908. Мастер А. Бейлин. Золото, рубин, штамп, гравировка, выпиловка, эмаль.
Таким образом, Абрам Липович Бейлин-Левков, которому в 1905 году был 61 год, был, что называется, «заслуженный производственник», собственным трудом поднявшийся от кустаря до владельца небольшого предприятия.
Следует также пояснить, что звание купца Первой гильдии Абрам Липович приобрёл лишь пару лет назад, оставаясь до этого купцом второй гильдии. Таковое звание требовало значительных расходов (ежегодную уплату немалого гильдейского сбора), но вместе с тем давало права постоянного жительства в столице и свободного перемещения по стране вне черты оседлости самому еврейскому купцу со всей семьёй, а также его прислуге и приказчикам фирмы. Так как евреям в Российской империи был запрещен доступ на высшие государственные и военные должности, завидное положение Бейлина-Левкова можно считать венцом карьерного успеха, которого достигали лишь десятки избранных из сотен тысяч бедных еврейских жителей империи.
А вот в Москве начала ХХ века, откуда на голову добропорядочного Абрама Липовича свалился конкурент, дела с видом на жительство для членов купеческих семей осложнились. Возможно, что именно это обстоятельство заставило не менее уважаемого гражданина Якова Шика в 50 лет покинуть насиженное отцом и дедом место на Сретенке, и переехать в парадную столицу империи, где он попутно сменил вид деятельности: из меховщиков стал ювелиром. Семья Шиков, издавна приписанная к купечеству Могилёва, но имевшая лавки в Москве, внезапно лишилась ПМЖ, получив по факту ВНЖ, произвольно продляемый по милости губернатора, несмотря на многолетнюю приписку к первой гильдии.
(Закон 22 января 1899 г. крайне затруднил приписку евреев к купеческим обществам Москвы u Московской губернии и поселение их там, обусловив эту приписку предварительным разрешением министра финансов по соглашению с московским генерал-губернатором. В отличие от прочих местностей России, евреи, приписавшиеся к купечеству Москвы или Московской губернии после 22 января 1899 г., могут иметь при себе не всех членов купеческой семьи, а лишь жен, несовершеннолетних сыновей и незамужних дочерей. «Десятилетнее состояние в первогильдейском купечестве Москвы или иного города Московской губернии не дает права постоянного жительства в этих городах независимо от уплаты первой гильдии: таковая есть необходимое условие для сохранения права на дальнейшее жительство» (прим. к ст. 12 Паспортного установления., изд. 1903 г.). Жившие в Московской губернии купцы, приписанные к городам других губерний, хотя бы имели там торговлю и недвижимость, обязаны были испросить особое разрешение на дальнейшее жительство, выборку промысловых и купеческих свидетельств, дающих право на звание купца первой гильдии по городу Москве, и на приобретение там новой недвижимой собственности. Таким образом, купцы-евреи, приписанные вне Московской губернии, хотя бы и вне черты оседлости, могли проживать в этой губернии лишь временно).
В Петербурге Яков Шик начал отнюдь не с собственной мастерской, а с завоза через Москву в Петербург кустарного ширпотреба со всей страны (колечки, подстаканники, цепочки, брелочки и пр.), ставя на этих изделиях своё клеймо.
Ювелирное клеймо Якова Шика на золотом кольце.
В доме на Садовой Шик открыл своего рода демонстрационный зал при складе, стремясь, кроме розницы, наладить и оптовую торговлю. Понятно, что соседство с недорогим ассортиментом для массового невзыскательного клиента оказывалось невыгодным для Бейлина с его изысканной клиентурой. Но оказалось выгодным для Шика, так его товар, как сказали бы ныне, презентовался на фоне премиум-класса.
Серебряный подстаканник с клеймом Шика
Такая модель бизнеса была абсолютно противоположна ремесленнику Бейлину и сильно раздражала его.
Но Яков Шик оказался по-московски напорист, и владелица дома просит управляющего оформить разрешение на вывеску под окнами шиковского демонстрационного зала.
СПБ. 14 Февраля
Многоуважаемый Владимир Герасимович,
Если Вам позволяет здоровье, то разрешите Г-ну Шику вывеску по линии квартиры его, конечно с условием письменным, по которому мы имеем право снять её во всякое время. Взяв и с Немечинского* письменное согласие также. Если же Вы еще не поправились, то уведомите меня через дворника сегодня же, так как Г-н Шик торопится.
А. Коровина
Анна Гавриловна Коровина, уже бабушка, очевидно, хочет не упустить обоих жирных зайцев, ибо оба платежеспособны. Хотя Коровины - крупнейшие торговцы мануфактурой в соседнем Апраксином дворе, но денежки, поступающие от доходного дома, не лишние. Любимый сынок и наследник Коровиных Саша привык ни в чём себе не отказывать. Приведём письмо младшего Коровина из заграниц, где он ведёт жизнь достойную питерской «золотой молодёжи», вяло интересуясь делами семейного бизнеса.
Письмо младшего Александра Коровина из Италии. 1899 г.
Дорогой Володя!
Теперь обретаюсь во Флоренции. Думаю ещё дня два прожить, а потом двину на Рим, а дальше в Неаполь. Понимаешь, жарища такая, что страх. Растительность какая! Я так обжираюсь фруктами и вином (красным, и Катя тоже). Приеду не раньше, как недели через две. Если тебя будут спрашивать, когда я приеду, то говори, что не знаю. Напиши одно письмо только на Париж, впрочем, можешь и больше, только подгони так, чтобы письма пришли не позже, как до 1го Сентября нов.(ого) ст.(иля). Адрес: Париж, Grand-Hotel, B-d des Capucines. Думаю, что постройка идёт своим чередом, всё-таки напиши, как и что. Стоимость вообще всего равняется, что у нас 1 руб., то тут 1 fr. У меня так глаза и разбегаются, хочется все купить. Поклон всем.
Твой А. Коровин
Флоренция 22.8.99
Гранд Отель в Париже. Открытка
Упоминаемая в письме стройка - устройство парадного входа и лестницы в ресторан «Люкс» на первом этаже дома, а упоминаемый в записке владелицы А.Ф. Неменчинский - знаменитый предприниматель-ресторатор. Дом Коровиных расположен прямо напротив Гостиного двора. И заведение общественного питания изначально обслуживало торговавших там лавочников. Неменчинский сначала создал ресторан «Коммерческий» с качественной кухней и недорогими ценами, куда стали захаживать и офицеры, и покупатели-дворяне из Гостинки, а потом преобразил его в шикарный «Метрополь», где уже и Распутин любил поскандалить, и культурно посиживала петербургская богема Серебряного века.
Итак, несмотря на мелкие неприятности, в столице все торгуют и богатеют, вкусно кушают и прекрасно отдыхают (по поводу благородного хобби самого управляющего домом господина Колесникова последует отдельная статья).
Однако, если мы обратим внимание на дату выставления претензии Шику, 21 января 1905 года, то обнаружим, что менее двух недель назад буквально за сотню метров от дома Коровиных прокатились громкие события, определившие дальнейшие судьбы наших героев, царского Петербурга, да и всей Империи.
«Уж занавес дрожит перед началом драмы...», как выразился один из властителей дум начала века, поэт Максимилиан Волошин в своей поэме «Предвестия» (1905).
9 января 1905 года 140 тысяч рабочих под водительством харизматичного попа Гапона с фабричных окраин отправились в центр, ко дворцу с петицией политического содержания. «Пойдём, братцы, убедимся, действительно ли русский царь любит свой народ, как говорят. Если даст все свободы, значит любит, а если нет - то это ложь, и тогда мы можем поступить с ним, как наша совесть подскажет…», провоцировал Гапон. На Невском проспекте «шли молча, сосредоточенно, с угрюмым упорством на лице, - вспоминал очевидец. - Иногда впереди создавалась заминка, некоторые в испуге поворачивали назад, на них сурово кричали, стыдили за малодушие и шли, шли. В этом упорном движении вперёд чувствовалась огромная непреодолимая сила» (Лебедев (Саратовский) П. Красное воскресенье. (Воспоминания о 9-м января) // Правда. - М., 1923).
Как принял депутацию рабочих напуганный царь, всем хорошо известно.
«Солдатушки, бравы ребятушки! Где же ваша слава?», Валентин Серов, 1905 год
«То, что пришлось видеть мне из окон Академии художеств 9 января, не забуду никогда - сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу - зрелище ужасное», вспоминал художник Серов.
18 января в правительственных газетах был опубликован «Список лиц, убитых и умерших от ран в разных больницах г. С.-Петербурга, полученных 9 января 1905 года». Список включал 119 фамилий погибших с указанием их возраста, звания и занятий и 11 неопознанных лиц, всего 130 человек. И это без учёта тех, кто не обращался за медицинской помощью и отлёживался дома, опасаясь репрессий.
В тот же день была опубликована статья лидера международного социалистического движения Жана Жореса «Смерть царизма», которая начиналась такими словами: «Отныне река крови легла между царём и „его народом“. Нанося удары рабочим, царизм смертельно ранил самого себя. Даже если на этот раз население Петербурга не победит рутинную и слепую верность солдат, даже если оно не овладеет Зимним Дворцом и не провозгласит в нём свободы народа, даже если царь, запрятанный за 20 километров от столицы в Царскосельском дворце, и ускользнёт ещё на несколько дней от власти восставшего народа, - всё-таки царизм уже приговорён к смерти…»
В январе-феврале 1905 года продолжилась массовая рабочая забастовка, начатая 3 января на Путиловском заводе Петербурга. К ней присоединилась Москва. Началась Первая русская революция.
Бастующие рабочие перед Путиловским заводом. 1905 год.
Собственно говоря, история ссоры двух почтенных петербургских купцов на таком фоне кажется совсем уже незначительной. Неизвестно, насколько серьёзно обитатели дома по Садовой улице, 22, восприняли грозовое предупреждение. Скорее всего, продолжили заниматься собственными делами. А ведь не зря поэт Максимилиан Волошин предостерегал:
«Сознанье строгое есть в жестах Немезиды: Умей читать условные черты...»
Жизнь у наших знакомых шла своим чередом. Управляющий Колесников по-прежнему приобретал дорогие ружья и охотничьих собак. Ресторатор Неменчинский прогорел в 1912 году и передал ресторан Товариществу официантов. Младший Коровин Александр Александрович отделал гостиную в новой квартире на Николаевской (ул. Марата) карельской березой в стиле директуар по эскизам Льва Бакста, а переднюю - в старорусском вкусе по рисункам художницы О. Н. Каратыгиной, жены известного музыкального критика. «Изразцы невысокого камина скопированы в аракчеевском Грузине. Над камином большой холст А. П. Рябушкина «Семья купца» (из статьи С. Кондакова «Художественное собрание А. А. Коровина» в журнале «Столица и усадьба» № 80 30 апреля 1917 г).
Абрам Бейлин-Левков до 1917 года продолжал наращивать производство и передал дело старшему сыну Давиду, выпускнику Рижского политехникума, кандидату коммерческих наук. А вот младший сын Мойше (Михаил) уже проявлял предприимчивость новой еврейской генерации, воспитанной без осторожности и боязни, присущей выходцам из черты оседлости. Вступив в конфликт с законом, он смело испытывал устойчивость государственной системы в дни военного кризиса.
«... В ноябре 1914 года знаменитому сыщику Филиппову стало известно, что Петрограде появилась группа комиссионеров, предлагавших частным лицам право на перевозку по железным дорогам своих товаров под видом служебного груза с оплатой от 200 до 300 рублей за вагон. Филиппов предположил, что к преступлению причастно лицо, непосредственно связанное с железнодорожными перевозками. Дальнейшее расследование полностью подтвердило его догадку. При личном участии начальника Сыскной полиции «были выяснены виновные в этих злоупотреблениях, а именно: карельский купец Айзик Шмуйлович, петроградский купец Михель Элья Бейлин-Левков и штаб-ротмистр Станислав Стецкевич, служивший в Управлении по передвижению войск Петроградо-Московского района. Дознание вместе с обвиняемыми было передано военному следователю».
Графин для вина в классическом стиле. Серебро 84 пробы, хрусталь. Фирма "Гашкель и Шик"
Шик всё-таки съехал от Коровиных через год, но недалеко, на Садовую, 32, где вместе с Шлемой Самуиловичем Гашкелем основал новую ювелирную фирму «Гашкель и Шик», продолжившую скупать изделия провинциальных артелей и перебивать на них свои клейма. До наших дней сохранились всё те же подстаканники и изящные графины с клеймом этой конторы.
Но главным призванием Якова Исааковича стала оптовая торговля золотом и серебром в слитках. Тут наш герой явно не сплоховал, судя по тому, что выстроил к 1912 году на Петроградской стороне свой собственный доходный дом в неоклассическом стиле.
Дом. Я. Шика. Большая Зеленина ул., 29
Правда, прожил он там недолго и скончался в 1913 году, оставив дом, состояние и фирму жене Груне-Рейзе Нотовне (чудесно преобразившейся в документах в Розалию Натановну) и сыну Исааку.
Абрам Липович, несмотря на более солидный, чем у Шика возраст, пережил своего бывшего конкурента и дожил до 1920 года.
Собственно, «история о том, как поссорились...» на этом и заканчивается, но на вновь меняющемся историческом и социальном фоне мы можем её продолжить в ином ракурсе на примере следующего поколения купеческих семей.
Сразу же после Февральской революции 1917 года была официально отменена черта оседлости для еврейского населения, и тысячи жителей западных губерний устремились в столицы. Ситуация, которую старики-купцы не смели даже и в волшебном сне представить, стала реальностью: после Октябрьской революции Моссовет возглавил крещёный еврей Лев Борисович Каменев (Розенфельд), а Петрограде воцарился Григорий Евсеевич Зиновьев (Овсей-Герш Аронович Радомысльский), уроженец Херсонской губернии.
Григорий Зиновьев на митинге в декабре 1917 года
Новая власть, однако, отнеслась к столичным аксакалам без уважения и сочувствия, воспринимая их не как единоверцев-соплеменников, а как классовых врагов.
«Ниже печатается список арестованных правых эсеров и белогвардейцев и представителей буржуазии, которых мы объявляем заложниками. Мы заявляем, что если правыми эсерами и белогвардейцами будет убит еще хоть один из советских работников, ниже перечисленные заложники будут расстреляны» («Красная газета», 1918 г.) Вместе в бывшими великими князьями, офицерами и студентами, в кутузку угодил уже знакомый нам авантюрист Мойше:
«Ювелир:
Бейлин, Левков Мох. Абрамович».
Список составлен по поручению главы петроградской ЧК Глеба Бокия 19-летним секретарём Александром Соломоновичем Иосилевичем, из семьи типографского рабочего, который при сём руководствовался классовым чутьём, а не национальными предрассудками. Сдаётся, Мойше пришлось откупаться, чтобы выйти на свободу.
В архивных фондах находим прошение торгового дома "С.Гашкель и И. Шик" от августа 1918 года в Совет экспертов при товарище главного комиссара Конторы Центробанка «о восстановлении фактических владельцев золота, купленного торговым домом совместно с бывшим Петроградским коммерческим банком у Гемерлея». Надо так понимать, что у Шика советской властью конфискованы слитки в связи с введённой государственной монополией на золото. Думается, что он их уже никогда не увидел. А в 1919 году отберут и дом.
Через несколько лет, с введением НЭПа (новой экономической политики) в Петрограде возродилась на несколько лет частная торговля, но уже без Бейлиных и Шиков. На доме 22 по Садовой улице - совсем другие вывески. А через некоторое время исчезнут и они, когда с началом коллективизации и индустриализации НЭП будет свёрнут.
Нэпман Николай Власов с женой в автомобиле у своего магазина на Садовой ул., 22. Фото нач. 1920-х гг.
Скорее всего, всё же у опытных купцов оставалась какая-то заначка. С её помощью им удалось покинуть Советскую страну. (Тут на ум сразу приходит печальный финал «Золотого телёнка», когда Остапа Бендера под крики «Бранзулетка!» грабят румынские пограничники при нелегальной переправе через границу).
Фильм «Золотой теленок» (1968)
Весьма любопытен перевод заметки из финской газеты, хранящейся в Ленинградском областном архиве в городе Выборге.
Из Парижа, июнь 1938 года
Мы с приятелем сидим на бульваре Монпарнас в двухстах метрах от знаменитого кафе «Café du Dome». Наше кафе называется «Курящая собака», мы пьем черный кофе, курим сигареты и беседуем.
За соседним столом сидит красивый господин. У него седые волосы и усы. Он положил свою шляпу на соседний стул и, отерев пот со лба, он смотрит по сторонам. Его взгляд остановился на нас и вдруг, по французской традиции начав с «пардон месье», он спросил из какой мы страны. Когда мы, на французский манер «в нос» сказали «Фянланд», то мужчина сразу повеселел и сказал «Финланд, Суоми», продолжив удивлять нас знанием иностранного языка: «Юкси, какси…» и так до десяти. В конце он сказал, опять же на финском: - У меня нет ни копейки!
По его выговору мы предположили, что он русский, которых много живет в столице Франции, но для уверенности его об этом спросили и оказались правы. Господин рассказал, что владел в Петербурге ювелирной мастерской, которая досталась ему от отца. Этим делом он занимался до 1922 года, хотя после 1918 года вести дело было трудно. После этого он уехал из страны большевиков в Германию, где полгода жил в Берлине. Потом, вот уже как 15 лет он живет в Париже. В августе, как-раз, будет 15 лет, как он сюда переехал. Он здесь ничем не занимается и окружил свою жизнь такими делами, как посещение музеев и выставок, чтение газет и снятие процентов. Он сказал, что большую часть своего состояния он спас, чем и обеспечил себе старость. Однако, он скучает по прежнему своему занятию - по бриллиантам и украшениям и иногда заходит в крупные ювелирные магазины Парижа и разглядывает ювелирные изделия.
- Французы за это на меня не сердятся, поскольку они заметили, что я в этом деле профессионал. Так что я могу смотреть и наслаждаться ничего при этом не покупая.
- Но из всех заграничных стран я более всего знаком с Финляндией. Впервые я приехал в Финляндию в 1880-х годах с отцом, а впоследствии, унаследовав мастерскую, бывал в Финляндии не реже двух раз в году. Я регулярно останавливался в Выборге - какой веселый и красивый город! После этого я ехал к своим лучшим и большим друзьям в Хельсинки. На лето я уезжал в Терийоки, у меня там какое-то время была своя вилла, а также заезжал в Лаппеенранту и Кирву (это название он долго вспоминал), где знал многих финнов.
Разговор перешел на современную Россию и старик скорбно качает головой:
- Развалины, одни развалины! Весь прежний блеск потерян. Сегодняшняя Россия лишь тень России прошлой!
... Здесь нас еще живет несколько человек стариков, но дети наши уже не русские. Они говорят по-французски, общаются в кругу французов и говорят об ужасной судьбе нашей родины. Среди них вряд ли есть кто-либо, кто в случае нужды протянет руку России, а это время когда-то придет. Я уже слишком стар, чтобы это увидеть, но вы, мои молодые друзья, вспомните тогда мои слова!
Прежде, чем расстаться, мы обменялись визитными карточками и увидели имя старика - Мишель Бейлин-Левков.
(Надеюсь, читатель не забыл, что о «ужасной судьбе родины» сожалеет спекулянт, перепродававший во время войны частным коммерсантам вагоны, предназначенные под отправку военных грузов на фронт).
Каким-то образом в Париже оказался и старший сын и наследник старого Шика Исаак Яковлевич, также покинувший Советскую Россию в 1918 году с женой и сыном. Потеряв семейное золото, во Франции он вспомнил про семейный опыт меховой торговли и снова разжился , основав акционерное общество "И. Шик". Был членом многих франко-еврейских благотворительных организаций. В 1940 уехал в США, а в 1950 вернулся во Францию, где и дожил до 1959 года. Тут уж Шик-два пережил Бейлина-два и счёт сравнялся.
Ну а товарищи Каменев, Зиновьев и Иоселевич, так лихо утверждавшие новую социальную справедливость и делившие власть после революции, в свою очередь оказались «врагами народа» и не пережили 1936-1937 года.
Окно с витражом в бывшем доме Якова Шика. Петербург, Б. Зеленина ул., 29/Петрозаводская ул., 20