Для истории
Обычная люблинская школа, гимнастический зал теперь - центр для размещения украинских беженцев. На турниках развешаны полотенца, их много, но не хватает. Сушатся. На другой стороне зала - играют дети. Запускают по очереди пластиковый розовый самолетик, разбросаны игрушки, крики и беготня. Две девочки лет пяти, которых только что зарегистрировали с родителями, войдя в зал, сразу бегут туда. Другая девочка, явно уже освоившаяся здесь, общается со всеми волонтерами сразу, учит их русским и украинским словам. Подросток лет 14-ти обращается к маме: "Прикинь, здесь нет вай-фая, а в Харькове у нас был". Уставшая от всего и от подростка в частности (это заметно, правда) мама отвечает голосом без интонации: "Ну и сидел бы в Харькове". Две женщины с собаками обсуждают необходимость стерилизации. У одной - спортивный костюм того же цвета, что и одежка у собаки. У второй женщины - такса, которой восемь лет (вот ее спросите, где она была), поэтому "она ко всему привыкла, мы из Донецка". Такса - воплощение невозмутимости, сама открывает все двери, зашла на склад, села у сложенных пледов, выразительно смотрит на людей: "Я знаю, что вы идиоты, но, может, хоть догадаетесь, что мне нужен плед". Еще одна семья с собакой: "У нас с собой оккупант, русский черный терьер". Оккупант тем временем обнюхивает польский газон. Мелькает надежда, что доблестная русская армия не захочет спасать его еще и здесь. Пионерский лагерь для взрослых и детей. Изредка: "Вы откуда?" - ответ - понимающие кивки головой. Много вопросов о том, как ехать дальше. От тех, кому есть куда и к кому ехать. У пожилых - растерянность в глазах. В разговорах войны нет вообще.
P.S. Был еще ретривер, он заглядывал в глаза хозяину с выражением морды: "Слушай, что за херня творится". Но потом все стали его чесать и гладить (а попробуйте вы не чесать и не гладить ретривера), поэтому выражение морды сменилось на: "Не, ну в целом, норм".