Мангазея: Великая пустота (ч. II)
Никогда еще когнитивный диссонанс не проявлялся в моей жизни с такой ошеломительной ясностью. Отправляясь в тундру, я рассчитывал увидеть неброскую скромную оболочку, скрывающую в себе глубокую суть. Ну как же, свобода, величие вечности, покой тысячекилометровых пространств, лишенных присутствия человека. Океан энергии - ни больше, ни меньше… В жизни все получилось ровно наоборот
Северная природа оказалась вовсе не такой бедной, как я представлял. Да, видовой состав не слишком богат, но это компенсируется удивительным разнообразием открывающихся ландшафтов. Лесотундра похожа на нескончаемую мозаику, где за день можно увидеть десять, двадцать пейзажей, и каждый будет столь уникальным, что не повторит себя никогда
В здешних лесах безоговорочно царит лиственница, но встречаются и березы (обычные и карликовые), ольха, ива, иногда ель. Сами леса удивительны - они прозрачные, напрочь лишенные какого бы то ни было подлеска. В поймах рек, впрочем, попадаются настоящие джунгли из ивняка, сквозь которые продираешься со скоростью ста метров за десять минут. Однажды утром мне повезло набрести на совершенно крышесносный лес из березы и высоких хвощей. Это, кстати, было первое место, где я наконец-то почувствовал хоть какую-то энергетику, и единственное, где нашел мухоморы и повстречался с медведем. Позже я снова захотел вернуться в этот лес, но увы - несмотря на хорошо развитое чувство пространства, врожденное упрямство, навигатор и подробные пометки на карте, отыскать его заново не получилось. Иной раз такое случается, ничего не поделать
Еще в тундре очень много воды. Это почти ежедневные дождь или снег, сырая палатка и насквозь промокшие вещи. Это мерзлота, выходящая наружу потемневшими буграми реликтовых льдов. Это реки, речушки, ручьи, старицы, мертвые и живые озера. Есть еще и болота, хотя здесь они больше похожи на топкие низины, засасывающие максимум по щиколотку. Травяной покров в таких местах напоминает многоцветный ковер, вздрагивающий и пружинящий при каждом шаге. Ненцы верят, что водное зеркало - врата в Нижний мир. В таком случае, тундра - это сплошная, настежь распахнутая дверь в преисподнюю. Если так сильно тянет, входи - не хочу. Однако пробиться в этот желанный и таинственный Нижний мир на деле оказалось очень непросто
Все дело в том, что пресловутая энергетика места (то, ради чего я, собственно, и скитаюсь по всей планете) на дальнем севере практически неощутима. Если честно, в первые дни я испытал даже не разочарование, а что-то, близкое к шоку. С одной стороны - тотальная свобода, дичь и беспредельность на все стороны горизонта, с другой - такая же тотальная, ничем не заполненная пустота. Хотя нет, вру, едва уловимая энергетика здесь все-таки есть, и она наполнена сырым ветром, туманом и гудением гнуса. Это все, за что можно как-нибудь зацепиться; остальное - Великая Пустота. Полярная пустыня, созданная для вечных скитаний. Безостановочное движение - вот единственная духовная практика, доступная в этих местах. Ты идешь не из одной конкретной точки в другую, а просто идешь, подражая животным и птицам, наперегонки с солнцем, соревнуясь и проигрывая ему день за днем. Другие практики здесь не работают. Сколько ни зови северных духов, по одному лишь эгоистичному человеческому желанию они не приходят. И никакие ухищрения, медитации, можжевеловые дымы и шаманские бубны не помогают. Стерильный мир. Ноль целых, ноль десятых. Ни-че-го
Но зато по ночам, когда ветер сменяется промозглым дождем, из тайги плывут монотонные рыдания сов. Вестники ночи, всегда предшествующие появлению духов, они доказывают, что человек здесь все-таки вызывает какой-то свой потайной интерес. По местным поверьям совы - посланники, передающие волю усопших. В тундре, на берегах рек изредка попадаются хальмеры - громоздкие деревянные домовины, установленные прямо поверх земли. В таких ящиках северные кочевники оставляют родственников, пустившихся в последнее странствие. Может поэтому мне кажется, что совиным языком ко мне обращается хальмер - ненецкий мертвец, абстрактная и бестелесная сущность Нижней Земли. И не нужно богатой фантазии, чтобы распознать в совином речитативе такие слова:
Спи, самонадеянный путник, усни. Закрой глаза и смотри суматошные сны, пока я еще здесь, пока не ушел, пока не рассеялся осенним дождем, словно привидение, терзающее тебя ночь напролет, обеспечившее ужас всей твоей жизни, растоптавшее мысли, сокрушившее волю, навечно привязавшее твое сердце к тому, чего уже нет. Придет утро, и я развеюсь, как сказка; я исчезну, словно притча о двух и более птицах; я растворюсь, как протяжный напев, вырезанный из упавшего дерева твоих желаний и тайных надежд. Я перейду в иной экзистенциальный статус, сделавшись хищным растением ночи - с таким же тихим шелестом листьев, с неясным оттенком цветов, с таким же неуловимым морозным благоуханием, обволакивающим струны разбитой арфы твоих сновидений. И однажды, спустя много лет, проснувшись в своей маленькой пыльной квартирке, ты узришь меня глубоководным спрутом Правды В Твоем Тихом Мире, нарядным, пленительным, рачительным, ясным, великолепно растопыривающим щупальца, благодатно раздувающимся - в зеркале, на картине, на фотографии, на телеграфном столбе, на ветре в поле, на внутренней стороне плафона керосиновой лампы, на фюзеляже реактивного истребителя, на учебнике индоевропейской грамматики, и, конечно же, на тусклом перстне полярного солнца, которое каждый вечер падает с неба, с хрустом проламывая череп земли
