Майстрик ненавидел слово «Понятия», ни когда его не произносил, презирал тех, кто везде его употреблял, по поводу и без, но сам, понимал их, и досконально знал. Тихий уютный ресторанчик. Деркач и Майстрик спокойно обедают, попивают пивко, иногда перекуривают и перекидываются словами и шутками. Все чинно и очень культурно. Майстрик, вообще на свободе, старался одеваться без шика, но со вкусом. Дверь в ресторанчик открылась, и на пороге показались они. Не могу вообще сказать, что на этих лицах были хоть какие-то признаки интеллекта. Но признаки принадлежности к рэкетирской братии, были на лицо. Барсетки, браслеты, цепи, бритые затылки, до пупа расстегнутые шелковые рубахи, короче все признаки «блатной жизни» Садятся за соседний столик, делают заказ, и понеслось. На весь ресторан, только их и слышно, да и разговор не простой, а все о понятиях, лохах, стрелках, ларьках и так далее. Деркач, прекрасно зная своего друга, сразу пошел к бару и купил у бармена разделочный нож, так на всякий пожарный случай. Вернулся, и как ни в чем не бывало, начал потягивать пиво. А за соседним столиком, просто соловьями заливались, ставили какого - то лоха на счетчик, били морды барыгам, и постоянно слово понятия, понятия, понятия. Майстрик доел салат, вытер губы салфеткой, встал, и не сказав слова Деркачу, направился к столику за которым и восседали эти блатари. - Дарова братва, я тут с корешом рядышком набивал утробу едой, и случайно услышал правильный базар, правильных пацанов. Меня Майстриком кличут, кореша Деркач. Быки непонимающими глазами уставились на Майстрика, а он невозмутимо продолжал. - У нас звонок прозвенел дней пять назад, вот дышим свободой, любуемся, так сказать, всеми прелестями свободной жизни. Но понимаете, тянет к правильным людям, свобода нынче не та, барыги блатуют, наркоманы повыползали из нор, бизныки короны покупают. Майстрик сел за стол - Так вот чему я все виду, не то время, не те законы, где воровские понятия, где это все,- Майстрик серьезно смотрел на рекетиров. До быков дошел смысл сказанного, рты растянулись в улыбках. - Так и мы о том же, беспредел твориться. А мы по понятиям живем, и других заставляем, потому что понятия, это святое,- оживился один из быков. - А вот это правильно, понятия это святое - серьезно сказал Майстрик и поднял указательный палец вверх. Быки в знак согласия закивали головами. - Так вы по понятиям живете, законы воровские чтите, я правильно понял?- спросил Майстрик . - А то как без этого, как говориться, мы по понятиям и спать даже ложимся,- прогундосил второй бык. - Я вот чо хотел спросить, - Майстрик подкурил сигарету, затянулся и продолжил - Братва, что надо сделать по понятиям, если вас послали на хуй?- Майстрик продолжал спокойно курить. - Да как чо, надо порвать обидчика, порвать как тузик грелку, это серьезное оскорбление, за это можно и зажмурить,- возмущенно сказал бык. - Вы согласны с ним?- спросил Майстрик - Да конечно, об чем базар, за такое оскорбление, рвать на куски и делов то,- подтвердили двое других быков. - Я вам вот что скажу, если послали на хуй, то именно по понятиям, надо пустить кровь обидчику. И нет разницы, как это сделать, схватить нож, схватить, вилку или гвоздь и пустить суке кровь. Делай что угодно, но кровь пустить надо. Только после этого, можно считать, что обидчик смыл свою харкотину, в виде оскорбления, своей же собственной кровью.- Майстрик потушил сигарету в пепельнице. Быки в знак согласия закивали головами. В их тупых глазах появилось, даже что то типа уважения к человеку говорившему эти вещи. - А вот теперь, когда вы уже в курсе, что надо делать, я вам скажу одну вещь,- Майстрик сделал паузу. - А теперь вы трое, ПОШЛИ НА ХУЙ! Майстрик спокойно смотрел на эти тупые лица, округлившиеся глаза и открытые рты. Прошло несколько минут. Быки так и сидели. Майстрик спокойно смотрел им в глаза, потом встал и сказал: - Ну что же, некогда мне тут с вами сидеть, если будут вопросы, по понятиям, мы с другом вон там сидим, бывайте,- и Майстрик спокойно пошел к своему столику. - Ну вот и поели, двинем на автодром, погоняем на машинках?- спросил Деркач. - А чего, давай погоняем,- улыбаясь, ответил Майстрик. Через двадцать минут, двое катались на детских машинках, смеялись и веселились как дети. Видно правду говорят, в мужчине вечно живет ребенок. Но так же и верно говорят, в мужчине должен быть стержень, дух, иначе он так и останется ребенком на - всегда. А Майстрик всегда повторял: - Ни какие понятия не помогут, если нет духа.
Камера давит, и моментально убивает, все то человеческое что у тебя есть в душе. Это каменный мешок отрезает тебя от мира оставляя тебя наедине с собой. - Лицом к стене, руки за спину, не оборачиваться,- громко скомандовал охранник. Ключ повернулся в железной двери. Скрип. И дверь захлопнулась. Это очень страшно, это адски страшно. Мои глаза привыкали к тусклому свету камеры. В нос ударил запах тюрьмы. Его запоминаешь на всю оставшуюся жизнь, он просто врезается в твою память. - Здравствуйте, мир вашему дому,- громко сказал я. Благо на пересылке дали основы поведения. Мне ни кто не ответил. Глаза окончательно привыкли к освещению камеры. Он лежал, укрывшись с головой одеялом, и не выказывал признаков жизни. - Где тут мне можно своё тело приземлить?- громко спросил я.
Я даже подумал, что человек под одеялом мёртв. Ни ответа, ни привета. Ну что же, в камере не принято настаивать, если с тобой не хотят разговаривать, значит, не приставай. Я лег на шконку. Я не могу сказать что я спал в эту ночь. Спишь дома, а тут на время забываешься, как будто проваливаешься в темноту. Утро в тюрьме, это наверное самое страшное время суток. Ты резко выныриваешь из состояния забытья, и попадаешь в реальность. От этого можно сойти с ума. Еще вчера все было хорошо, а сегодня уже нет выхода. Все тот же тусклый свет, все тот же запах и пустота в душе. Он стоял ко мне спиною и умывался. Крепкая спина, сильные, я бы даже сказал узловатые руки. Почти седая голова. Он закончил умываться, и лег на свою шконку. Я не могу сказать точно, но скорее всего это был грузин в возрасте. Я встал, умылся и почистил зубы. - Доброе утро,- сказал я, вытираясь полотенцем. Грузин молча смотрел в потолок и ни чего мне не ответил. Так и потянулись наши будни в каменном мешке. Каждое утро, я здоровался с ним, а он молчал. День за днем, обед и ужин, пол часа прогулки и тяжелый сон. Грузин не сказал мне ни слова. Прошла неделя, и ни чего не изменилось в нашей жизни. Этот человек вызывал во мне, скорее всего уважение чем, недовольство. Хотя думаю, что, если бы мы перекидывались парой слов, время пошло бы быстрее. Я лежал, укрывшись одеялом. Лампочка чуть светила в ночном режиме. Не могу сказать, что я просто лежал. Мне хотелось выть, мне хотелось рвать и бить стены, от состояния полнейшего бесправия, от состояния страха и безысходности. - Когда-то у меня била семья,- тихо сказал горец. В этот момент, я был готов расцеловать его. Но я понимал, что одно моё слово и я больше ни когда и ни чего не услышу от него. Я понял, что ему просто надо выговориться. - Когда-то у меня был дом и семья. У меня была жена, красавица, был сын, мой маленький бог. Горец вздохнул и замолчал. Я боялся пошевелится, я боялся, даже вздохнуть громко, я был уверен что этому человеку было что мне рассказать. - Мою жену, убила шальная пуля, в горах… Горец вздохнул. Я остался с сыном один, ему било 9 лет. Я воспитывал его как настоящего мужчину, я подарил ему всего себя и всю свою жизнь. Ни кому не понять, что значит сын для грузина, только грузин сможет это понять. Я вырастил настоящего джигита. Потом началась война. - Отец, я уже настоящий мужчина, идет война, я должен защищать грузинский народ,- однажды сказал мне мой сын. Как же тяжело отпустить сына на войну, но я это сделал. Горец громко вздохнул и опять умолк. Секунды для меня тянулись как часы. Я понял, что ему очень тяжело все это рассказывать, я понял, что для него это невыносимо больно и горько. - Я ни знаю что перевернулось в моем сыне, я не знаю что сделала с ним война. Но однажды ко мне, пришел челавек из другого селения и принес дурную весть. Мои сын убивал и резал не винных людей, мой сын поднял руку на женщину, он превратился в шакала. Этот челавек ждал моего решения. И я решил. - Приведите его ко мне, -сказал я - Отец,- сказал мне челавек,- ты уверен, что сможешь сделать это сам? - Уверен,- ответил я ему. И вот однажды утром, ко мне в дом постучали. Я вышел на крыльцо. Во дворе стояло пять, а может шесть челавек в камуфляже. А на коленях между ними стоял мой сын. Горец громко сглотнул… Я понял, что грузин плакал. Я даже не могу сказать, сколько времени прошло, перед тем как он снова продолжил свой рассказ. Ко мне подошел старший в камуфляже и сказал: - Отец, мы привели твоего сына, как ты и просил. Нам подождать? - Идите с миром сынки,- ответил я ему. Челавек в камуфляже долго смотрел мне в глаза, а потом спросил: - Отец, ты же знаешь наши законы? Я кивнул ему. Он что-то сказал своим людям, и они вышли со двора. Сын стоял на коленях и смотрел на меня. - Здравствуй сынок,- сказал я ему,- здравствуй мой дорогой сынок. - Отец,- хотел что-то сказать мне мой сын, но я остановил его жестом. - Сынок, как же так?- спросил я его, и погладил по голове,- сынок всю сваю жизнь я воспитывал тебя как мужчину, всю свою жизнь я давал тебе свою мудрость, что же ты наделал? - Отец, это война, пойми, на войне все враги, и побеждает не тот кто лучше стреляет, а побеждает тот, кто бистре это делает. На войне побеждает тот, кто сначала стреляет, а потом думает, это же война. Я опустился на колени перед ним, обнял его…и так ми стояли очень долго. Я гладил его волосы и прижимал к себе, своего сина… - Сынок, я люблю, таким какой ты есть ведь ты мой,- сказал я, прижал его к себе. Сын смотрел на меня, его губы что-то хотели мне сказать, они шевелились но ни звука не произносили. - Прости меня сынок,- сказал я и отпустил его. Он упал на бок. Под левой лопаткой торчал мой кинжал… Я упал рядом с ним, из моих глаз хлынули слёзы, я лежал с ним даже не помню сколько. Я лежал и гладил его волосы. Я сделал то, что должен был сделать. Я остался один. Закон гор мог мне сказать, как поступить мне с сыном, но он не мог мне сказать, как хоронить сына. Я сделал все, что било в моих силах. Но похоронить, и больше ни когда не увидеть своего сынка, это било выше моих сил. Вечером я сделал гроб, своими руками. Я промазал гроб из нутрии смолой. Я сам вымыл своего сына, одел его в костюм и положил в гроб. -Тебе наверное будет трудно понять меня, но я не мог поступить по другому,- впервые за вечер обратился ко мне горец, - я залил гроб с телом мёдом, а сверху накрыл стеклом. В мёде тело может храниться вечно. И я оставил гроб, и моего сынка у себя в доме. Ты не поймешь меня, я это знаю… Горец вздохнул… Все то время, пока он рассказывал, я даже не дышал, я был в полном замешательстве, я был шокирован и раздавлен услышанным. - Каждый день, приходя домой, я разговаривал со своим сыном, я видел его, и ни кто не мог забрать его у меня. Ни кто не в праве забрать у отца, его сыночка. Горец вздохнул и замолчал. Дверь противно скрипнула, и я услышал: - Отец, надо идти на допрос. Горец еще раз вздохнул и вышел из камеры.