О сотворении кумира - из воспоминаний моей мамы
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ о сотворении кумира.
Не знаю, в чем природа подобной потребности - поглядеть на известного человека, постоять рядом с ним и ощутить от такой малости великое счастье. Не знаю. Но такое «везение» придает, в собственных глазах и во мнении окружающих, некую значимость, не кумиру, а тому, кому посчастливилось оказаться поблизости. Во всяком случае именно такое чувство испытывали мы с Ренаткой, хотя и не осознавали его столь четко.
А еще раз я оказалась в плену поклонения кумиру, - товарищу Сталину, в студенческие годы, кажется, на первом курсе. Колонной по шесть человек, под бдительным взором назначенных проверять строй, дабы никто из чужих не втесался в ряды демонстрантов, мы двигались к Красной площади. Около Исторического музея по нашим рядам прошелестел радостных слух: «Сталин на трибуне». Теперь величина радости увидеть «живого гения» зависела от того, в какой ряд мы попадем на площадь - близко от мавзолея, или далеко. Издали я, конечно, никого не увижу. А вблизи, вот было бы счастье! Наша колонна шла очень медленно, но мы по опыту знали - на площади всех заставят убыстрить шаг, и мимо трибуны мы пройдем почти бегом. Но, чудеса! Колонна вышла на Красную площадь, при том во втором ряду, совсем близко от мавзолея, а шаг был все тот же, ползуче-медленный. Уже самые зоркие видели Сталина, правда, издали, но видели, а для меня вся трибуна была в тумане, несмотря на то, что очки я нацепила. Дойти бы таким шагом непосредственно к трибуне! Вот было бы везение, так везение. Об этом мечтала не только я одна. И, кажется, сейчас свершится - вот, вот я увижу товарища Сталина. Увижу! Мы почему-то все также медленно приближаемся к трибуне, еще немного, совсем немного… Но вздох разочарования по нашим рядам - именно в эту минуту Сталин сел, и его не стало видно. Господи, как мы были огорчены и растеряны. Такое важнейшее событие в нашей жизни, а Сталин не стоит, а сидит на трибуне. И тогда в едином порыве мы совсем остановились, хотя такое на Красной площади было во время демонстрации просто невозможно. Мы встали как вкопанные, и вдруг в один голос закричали «Сталин! Сталин! Сталина!» Мы орали, уже ничего не видя вокруг. И, о чудо! Сталин внял нашему крику, встал и, чего мы уж никак не ожидали - улыбнулся нам и даже приветливо помахал рукой. «Внукам рассказывать буду!» - моментально пронеслась в моей голове счастливая мысль.
Дальше по площади мы, конечно, уже бежали, полные «неизгладимого впечатления». «Внукам рассказывать буду!»
Вот и рассказываю, со стыдом. Как можно было преклоняться, да еще и со столь высокой степенью идиотизма? В чем природа такой потребности у меня, всегда полагавшей, что человек я волевой и не терпящий насилия над собой?
«Да ни сотвори себе кумира» - а я, вот, сотворила. На долгие, долгие годы. Да не я одна. Почему?
Потом, во время войны Георгий Димитров станет шефом нашего интерната. И не было для нас наказания хуже, чем исполнение угрозы «Обо всем этом твоем безобразии придется написать товарищу Димитрову», которому, действительно отсылались регулярные отчеты о делах интернатских, но, конечно, не о наших «безобразиях».
О себе должна сказать, что в Сталина я упорно верила до ХХ съезда, а при голосовании в институте «за» решения ХХ съезда даже воздержалась, ибо не могла так вот сразу перечеркнуть свои представления об этом человеке. Но это было единственное преклонение, преклонение перед гением, как я тогда полагала.