О сопротивлении режиму (2) ...
Ещё один кусочек из документальной повести моей мамы «Берлинские каникулы»:
http://www.trautchen.narod.ru/artikelhtml/berlinweb.htm
"Она выросла не в Германии, эта страна, в которой „стояла ее колыбель“, была ей незнакома. И отношение к ней складывалось издали, во время войны, в Москве и эвакуации под Горьким.
Поезд вез ее к немцам, тем, которых она совсем не знала. Вернее знала о них одно - они допустили к власти фашистов и не сумели их свергнуть. Из среды немцев, с которыми ей предстояло познакомиться, вышли садисты, изощренно мучившие людей в концлагерях. Как такое могло случиться?
Некоторые ее однокурсники всерьез полагали, будто садизм вообще присущ каждому немцу и передается из поколения в поколение по наследству в качестве свойства крови или как результат сугубо немецкого воспитания. Для нее такие рассуждения были полной чушью и а тот, кто себе их позволял был просто дураком с расистскими предрассудками, в коих он, конечно, сам не признается. Но она хотела понять, как немцы могли дойти до таких садистских изуверств, технически продуманных душегубок, заниматься уничтожением целых народов-мужчин, женщин, детишек еврейского или цыганского происхождения. Конечно, она понимала, что мерзавцы есть у всех народов, но как немцы позволили садистам творить эти мерзости - вот чего она не понимала. Она знала и то, что у каждого народа есть светлые, очень храбрые люди, которые не боятся противостоять злу, чем бы им самим ни грозило такое сопротивление. Такими, по ее убеждению, были ее родители. Отца еще совсем молодым бросали в Германии в тюрьму за его антимилитаристскую издательскую деятельность, и она крохотным ребенком два раза даже ночевала вместе с матерью в камере отца. Героями были и ее соседи по купе, которые возвращались на родину, отринувшей их за активный антифашизм. Но ее родители и их товарищи были маленькой горсточкой немецкого народа, они сразу раскусили сущность фашизма, которую остальные немцы увидели только через десятилетие. Оставаясь непонятыми большинством соотечественников и одинокими в своей борьбе, эти мужественные люди все равно ринулись в бой ради спасения своего народа и всего человечества. Их лишили немецкого гражданства и права жить в Германии. Десятилетия спустя так же начнут борьбу одинокие правозащитники, они тоже раньше других увидят то, чего не поняли другие. И так же как российские правозащитники шли на муки, осознавая свое избранничество и счастливые этим избранничеством, так и молодые немецкие коммунисты шли на эшафот или в изгнание с чувством своей правоты, своей высокой миссии спасать мир, открывая глаза обманутым, побежденным страхом и насилием.
Она выросла в атмосфере такого новоявленного миссионерства, среди людей, уверенных в том, что они знают как переделать мир, чтобы все люди стали счастливы. Их убежденность, их бесстрашие поднимали в ее глазах полную идеалов жизнь отца, матери и их друзей над обыденной жизнью рядового немца, возвышало их над остальными людьми. Она была дочерью своих родителей, и ей было обидно за них оттого, что остальные немцы не пошли за коммунистами, а подчинились фашистам и пошли войной против других народов. И как она ни уверяла себя, что нет вины у простого немца, обманутого, не разобравшегося и испуганного, тем не менее подсознательно она была настроена на негативное восприятие тамошних немцев, винила их в муках, которые испытала ее страна, та, в которой она выросла. Для нее немцы, не свергнувшие фашистов, все же были виновны в несчастьях тех детей, которые с протянутой рукой бежали теперь, через год после окончания войны, к ее поезду, прося хлеба. Немцы были виновны перед той старухой, которая на костылях доковыляла к поезду вслед за прыткими мальчишками и так и не успела получить свой кусочек хлеба - все девятнадцатилетняя отдала уже на этой станции - не смогла выдержать взгляда голодных детских глаз. А старуха осуждающе и обреченною бросила в открытое окно вагона: „ Что же ты, родненькая, меня, старую, не дождалась? Хоть бы корочку оставила.“ И эта „корочка“ прожгла юной москвичке душу острой болью сострадания и жутью от того, что станций до Берлина еще будет бесконечно много.
Она не могла не винить немцев за то, что они не предотвратили войну.
Однако, считая немцев виноватыми, она тем не менее была свободна от многих стереотипов, которые в те годы были широко распространены в печати и душах многих людей. Она сама была немкой и уже поэтому не могла разделить мнение о том, например, что все немцы садисты. Она сама садисткой уж никак не была, а родители воспитывали ее свободолюбивой и ориентировали на понимание людей, а не на их осуждение. Поэтому она понимала, что немцы на фронте тоже страдающая сторона, загнанная в окопы вовсе не по своей воле, во всяком случае в большинстве своем не по своей воле. Она знала и то, что вероятнее всего на фронте против ее родной страны воевали и ее двоюродные братья, которых она совсем не помнила, и может быть даже ее любимый дядя Герхард - младший брат мамы, которого та нянчила в своем голодном детстве и который, приходя к ним в гости в Берлине весело нянчил теперь племянницу, дурачась с ней как маленький. Его, единственного, она помнила. Если бы ей было хоть чуть-чуть больше лет, то во время войны она, наверняка, была бы на фронте переводчицей, как соседка по дому Рената, как муж подруги Гельмут, как Грегор Курелла, как Конрад и Миша Вольф, как многие другие дети немецких антифашистов, добровольцами ушедшие на войну ради победы над фашизмом. И то, что пришлось бы стрелять, возможно, и в родных, правда совсем незнакомых, ничего не меняло в ее мироощущении советского человека, ненавидящего фашистов. Эту сложность жизни она приняла без душевных мук, как данность. Не зря ведь проходила она в школе литературу о гражданской войне и любила „Тихий Дон“. Она простила бы себе пулю против родного по крови, но оказавшегося в стане врагов. Впрочем она прощала и рядовому немецкому солдату пулю, сделавшую Илью инвалидом. В этом для нее был виноват только Гитлер. Но чего она не хотела прощать, это того, что немцы не свергли Гитлера и не предотвратили войну.
Она ехала в Германию к родителям и очень хотела понять, почему немцы не поднялись против Гитлера. И вообще какие они - настоящие немцы, живущие в Германии?«