Дихотомия войн и революций в реалиях эпохи глобализации (2)
Окончание.
Начало см. http://red-ptero.livejournal.com/1926881.html
Дихотомия войн и революций в реалиях эпохи глобализации
Л.ИстягинIV . Новая диалектика
В принципе освободительные движения, в том числе трудящихся и угнетенных народов, совсем не бедны ненасильственными методами борьбы. Они известны с древнейших времен. Стачка, забастовка, демонстрации, разного рода символические акции и сегодня успешно применяются в социальных конфликтах. Однако в наши дни речь идет о резком расширении этих средств, их совершенствовании, модернизации, в том числе с учетом новых информационных возможностей, о новом соотношении такого рода средств друг с другом. Сегодня бастующий должен думать не только о собственных интересах, но и об интересах общества в целом, которые могут недопустимо пострадать в результате применения многих способов, прежде вполне легитимных. Например, и бастующие и манифестирующие обязаны принимать во внимание крайне уязвимую инфраструктуру современных городских агломераций или характер природной среды. В российских условиях, как показали, к примеру, экспедиционные исследования на местах групп социологов из левых движений, в определенных пределах теперь более продуктивны слаженные действия трудовых коллективов на предприятиях, с выдвижением соответствующих требований к администрации, владельцам-капиталистам и властям.19 Успех ненасильственных акций пенсионеров против пресловутого «закона 122» зимой 2004-2005 гг. - прямое подтверждение эффективности массового ненасильственного протеста с готовностью протестующих идти на жертвы (пикеты на дорогах, голодовки), но не причиняющих никаких жертв населению, представителям властей и правопорядка. Все это делает перспективным анализ и российского опыта ненасильственного сопротивления, чем, к сожалению, наша наука до сих пор почти совершенно не занималась.20
Значительного внимания в этом плане заслуживает опыт социальных движений и его обобщения в сфере «исследований мира» , разрабатывающих уже сравнительно давно, но особенно интенсивно с середины ХХ в., тематику ненасильственного сопротивления агрессиям и диктатурам. В период суда над нацистским палачем К.Эйхманом в Израиле (1959-1962) известная антифашистка философ Ханна Арендт, сославшись на удачный опыт датских борцов сопротивления, успешно проведших в годы войны операцию по спасению евреев, призвала к обстоятельному изучению гражданского (ненасильственного) сопротивления гитлеризму. Последовавший ее призыву французский историк и социальный психолог Жак Семелен исследовал и описал около 40 случаев успешного ненасильственного сопротивления нацизму в Европе. К числу средств, примененных борцами сопротивления и изученных автором, принадлежат: пропаганда, забастовки, манифестации, протесты, действия несотрудничества и саботажа связанные с рисками, в том числе прослушивание радио, чтение запретной литературы , невыполнение приказов, выпуск подпольных изданий, укрывательство противников режима.21
Немецкий пацифист Теодор Эберт в качестве подтверждения возможности ненасильственного противодействия гитлеризму ссылается на пример Польши военных лет. За 5 лет оккупации страны нацисты так и не смогли установить устраивающий их порядок управления. При этом «если бы немцы, - полагает автор, - натолкнулись в Польше не на героическое, но безнадежное противодействие, а на молящийся, но оказывающий ненасильственное сопротивление народ», они бы, по убеждению автора, потерпели бы крах еще раньше и более полный. Что касается всей Европы, в случае если бы она аналогичным образом сопротивлялась , то нацисты, полагает Т. Эберт, попросту не смогли бы набрать кадров для оккупационного аппарата. «Более пары миллионов немцев из Германии, - считает он, - они не смогли бы навербовать себе в качестве контролеров и ... через пару десятилетий все равно все бы развалилось, без тех десятков миллионов жертв, которые были принесены».22 Тут, понятно, ключевое значение имеет условный оборот «если бы». Как обеспечить, чтобы ненасильственное сопротивление стало подлинно всеобщим? Сам Т.Эберт в другой своей работе предлагает план поэтапного наращивания «непровоцирующей защиты», начиная с протестов, вахт, маршей с выдвижением альтернативных требований, через легальное несотрудничество (бойкот устраиваемых псевдовыборов, сидячие волынки на работе, отказ от общения с чиновниками) до - на высшей стадии - отказа от исполнения законов и предписаний, уплаты налогов, всеобщей забастовки.23
Понятно, что такая программа отнюдь нелегко на практике исполнима. Однако при свей сложности обеспечения «стадиальных» предпосылок успешного ненасилия, история все же к нашему дню демонстрирует немалое количество примеров когда положительных результатов удавалось достигать. В ходе оккупации Рура французами в 1923 г. (из-за неуплаты Германией репараций) общее несотрудничество полностью безоружного населения в сочетании со стачкой горняков вынудило оккупантов убраться из региона. Антиядерные, антинейтронные, антиракетные и иные протесты 60-80-х гг. дали вполне определенные, хотя и частичные результаты. Большинство «бархатных» или «оранжевых» революций в странах Восточной Европы, в рамках бывшего СССР, на постсоветском пространстве, сопротивление путчу ГКЧП в Москве в августе 1991 г. носили в большинстве бескровный или почти бескровный характер. Так что в целом методология указанного сорта может считаться в какой-то мере апробированной и заслуживающей быть зачисленной в арсенал средств и приемов социальной, в том числе классовой, борьбы в широком смысле слова.
Надлежит, чего, однако, пока не делается, по возможности разобраться, насколько фундаментальны, основательны достижения таких акций для тех движений, которые ими воспользовались, и, в случае положительного ответа, насколько они могут быть эффективны для совершения глубоких и быстрых социально-политических преобразований прогрессивного характера, которые обычно именуются революциями. Не окажется ли все же обязательным и сегодня их «перерастание», как полагалось по формулам традиционного марсксизма-ленинизма, в ту «высшую форму классовой борьбы», под которой подразумевалось восстание, а с ним и гражданская и, усугубленная ее форма, партизанская война, что возвратило бы нас все в тот же заколдованный круг?
Опыт, в том числе современный , свидетельствует о том, что ненасильственные методы, приемы, средства, как и те общественные силы, организации, которые им привержены и их применяют, никак нельзя идеализировать, видеть и преподносить только в розовом свете. Переиначивая известную фразу Уинстона Черчилля о демократии, можно сказать, что политическое ненасилие лучше такового же насилия, но само по себе имеет множество недостатков и уязвимых мест, что обнаруживает и современная действительность. Одна из таких «ахиллесовых пят» - склонность многих таких движений и их лидеров к включению в существующую систему, в официальной истеблишмент.
Правящие, в том числе международные, влиятельные сферы и центры охотно опекают незлобивых борцов за демократию, хотя зачастую не пренебрегают приручением и радикально -националистических и даже террористических элементов. Данное обстоятельство делает обязательным, но одновременно и трудно осуществимым, анализ социально-классового характера таких бы явлений последних лет, как «бархатные», «цветные» и иные «тихие» революции в Восточной Европе и на постсоветском пространстве, с которыми, как правило, связываются надежды на прогресс в применении указанных средств. Конечно, хорошо, когда клановые, автократические или диктаторские режимы оттесняются от власти мирным путем. Но о направленности и масштабах последующих преобразований сам по себе способ устранения дискредитированного, несостоятельного или прогнившего режима еще мало что говорит. Можно ли с уверенностью утверждать, что уличные перевороты в Сербии , Грузии, Киргизии или даже на Украине открыли шлюзы к действительно прогрессивным траснформациям, а не только к смене у власти одних кланов другими? Тут, по всей вероятности, было бы еще рано ставить точки, хотя сами ненасильственные средства заслуживают изучения. Дело в том, что уклонение и такими методами от свершения действительно назревших революций, может открывать перспективу последующего применения насилия. И тогда «оранжевым» ненасилием едва ли придется чрезмерно восхищаться.
С другой стороны, силы антисистемных аппозиций, в принципе являющиеся противниками насилия, в своих публичных выступлениях прибегают к разного рода «прямым действиям», типа разрушения витрин, сожжения машин, в некоторых случаях наглядно назидательного повреждения станков на военных предприятиях. Их главная цель - привлечь к акциям общественное внимание. Символические жесты такого рода производились и в ходе движений 60-х гг., и в антиракетных и иных кампаниях 80-х. Наблюдаются они порой и сегодня. Должны ли такие приемы подвергаться абсолютному осуждению, как делают это большинство СМИ, в том числе российских? Полагаем, что осудительный безразборный категоризм в данном случае был бы неоправдан.
У участников социальных движений, выступающих против тех или иных проявлений власти капитала и правящего государственного аппарата, часто нет иного способа обратить на себя внимание, заставить о себе говорить. При мощи современной пропагандистской машины капитала не всегда выполним плехановский совет рабочему классу не гнаться за «дешевым удовольствием, нарушить пару полицейских запретов». Хорошо известно, что целый ряд движений, например, экологисты, первоначально, в середине 70-х гг., не подвергались в прессе особым обвинениям, но зато полностью ею замалчивались, игнорировались Другое дело какое-то «прямое действие» - разбитая витрина, сожженный автомобиль, опрокинутые киоски, гнилые помидоры и тухлые яйца. Тут возникал шум, просыпалась общественность. Как обоснованно писала немецкая левая социалистка Ульрика Майнхоф, еще до того как она увлеклась террором, главное в подобных действиях «назвать невыносимое невыносимым», с тем, чтобы «истеблишмент, правящую верхушку... принудить к переговорам».24
Решающе значение при проведении «прямых действий» имеет определение той грани в демонстрациях насилия, дальше которой идти нельзя. Предел такой в принципе существует - человеческие жертвы. Их не должно быть. «Красные бригады» и «красноармейцы» этот предел переступили и быстро утратили сколько-нибудь серьезное политическое влияние, которое они же приобрели на предшествующем этапе в качестве радикального политического, но ненасильственного движения. Как верно отметил А.Тарасов в своем введении к русской публикации работ У. Майнхоф, пресловутый истеблишмент одолел «партизан» тем, что спустил на них своих верных псов - бульварную прессу. Клеймо «террорист» достаточно эффективно позволило аннулировать вес политического противника25. Насколько можно судить по пока еще скудным сведениям, участники последних «беспорядков» во Франции попытались, наученные опытом «красных бригад», занять некую среднюю линию. В первую неделю выступлений они только сжигали машин. Серьезно пострадавших, по опубликованным данным французского полицейского ведомства, не было. Потом пострадавшие появились. Не исключено, что подавлявшая сторона помогла им появиться. В целом это дополнительное указание на скользкость дорожки «демонстрационных эффектов». Рано или поздно такой путь ведет к употреблению насилия, а там и к злоупотреблению им и к использованию его классовым противником.
Общая картина развития процесса социальной конфликтности, с точки зрения применяемых средств, противоречива. Наряду с позитивным в целом подъемом ненасильственных выступлений, наблюдается возвращение к методологии вооруженных единоборств, близко напоминающих те же недавние «мятеже-войны» - Балканы, Кавказ, Центральная Азия , даже Испания и - в форме «беспорядков» - Франция, не говоря уже о зонах продолжающихся действовать застарелых конфликтов на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и Латинской Америке). Возникает впечатление об актуализации опасности силовых сопровождений социальных поворотах сколь-либо значительного модернизационного свойства. Это впечатление усиливается при учете международного фона, ныне, по широкому признанию, являющегося основным в процессах социально-классовой борьбы.
Важнейшее внимание в данном плане заслуживает неожиданная живучесть феномена войны и милитаризма в (будто бы) посттоталитарном мире. В нем продолжились, во многих случаях дополнительно активизировались прежние и возникли новые источники и стимулы вооруженных столкновений, тех же «гражданских войн», хотя часто они шаблонно именуются только «терроризмом». Их подпочву образуют такие социальные язвы современности, как проблема третьемирской отсталости, бедности, нужды, пауперизма. В конце концов и пресловутый терроризм чаще всего выступает как превращенная (и в большинстве случаев опасно извращенная) форма национально-политических, этно-религиозных и цивилизационных движений экстремистского толка.
Но главенствующую роль в общем повороте к усилению применения насилия в социальных процессах и в международных отношениях играет генератор вооружений, возобновивший свое действие после примерно пятилетней паузы в первой половине 90-х гг. Форсируемое производство оружия, в том числе самого современного, и его фактически ничем не ограниченный экспорт на мировые рынки (в чем, к сожалению, в возрастающей мере участвует Россия) стимулирует и индуцирует общее повышение уровня милитаризации экономики и общественной жизни в мире. Культура и массовое сознание, в свою очередь, в таких условиях подвергаются растущей милитаристской инфильтрации. Войну, мы это хорошо видим на примере российской публицистической продукции, вновь начинают воспевать и глорифицировать. Зловредная «амальгама» войн и социальных противоборств грозит возродиться как раз тогда , когда она сделалась особенно опасной. Как преградить ей дорогу? Способов к тому имеется не так уж мало. Один из них носит в своем роде основополагающий, приоритетный характер.
5. Главная предпосылка
Современный мир охвачен процессом в принципе не нового, но беспрецедентно быстрого и стремительно ускоряющегося формирования единого общепланетарного финансово-информационного пространства на основе преимущественно компьютерных технологий в условиях сближающей народы и страны общемировой научно-технической революции. Этот процесс, с середины 90-х гг. получивший условное наименование глобализации, обладает уникальным потенциалом планетарного же развития, распространения и утверждения культуры мира, а, следовательно, и преодоления методологии войн и вооруженного насилия, как способов и средств социальных преобразований, включая классовую борьбу и борьбу против всех видов угнетения, отчуждения, несвободы. Понятно, что противоречия, коллизии, а вследствие их и конфликты останутся в обществе навсегда, как перманентно присущие его развитию. Но переход их в стадии и формы деструктивного использования техники (вспомним приведенный тезис В.Беньямина) вполне может быть исключен именно на базе всемирного единения человечества, обеспечиваемого указанным процессом.
Сложность, однако, заключается в том, что в своем нынешнем виде глобализация обременена рядом недостатков, мешающей ей быть, в том числе в указанном отношении, вполне успешной. Главный из этих пороков состоит в искажающем влиянии на позитивные в целом процессы глобализации фактора безудержной и ничем не сдерживаемой экспансии транснационального финансового капитала, представленного ТНК и монополярной политической моделью с опорой на мощь оставшейся единственной супердержавы. При сохранении в современном виде возникшего механизма глобальной гегемонии корпоративного капитала26, как и его военно-политической надстройки, злоупотребление насилием, в том числе сверхмощными вооруженными средствами истребления и разрушения, трудно избежать.
Злоупотребление насилием идет как со стороны «глобализаторов» в форме осуществляемых ими «жандармских функций», так и со стороны национально-радикальных сил, восстающих против таких мер, но не владеющих методологией ненасильственного сопротивления и потому весьма часто впадающих в те или иные разновидности силового экстремизма. Можно считать не подлежащим сомнению, что без ликвидации или на первых порах хотя бы сковывания, купирования гегемонистского нароста на глобализации дальнейшее продвижение к вытеснению войн из жизни общества может сильно затормозиться, что в условиях техногенной революции, в первую очередь проявляющейся в военной области (чего стоит одно неудержимое распространение ядерного и иного оружия массового поражения), почти неминуемо привело бы человечество к самоубийству.
Вопрос сводится к тому, есть ли в современном обществе, в современном мире такие силы, которые могли бы с перспективой на успех выступить во всеоружии действенных средств, и при том обязательно ненасильственных, в борьбу за преодоление разрушительного компонента в развитии глобализации. Нам представляется , что во всяком случае заявка на формирование таких сил уже сделана, причем достаточно убедительно, в подлинно интернациональных масштабах. Именно так можно было в данном плане квалифицировать выход на мировую политическую сцену нового социального движения, получившего наименование - очень неточное - антиглобалистского.
В оценках этого движения, его характера и перспектив, особенно в российской политологической публицистике, как и в случае с революцией 60-х гг., преобладают скептические тона. Но есть ряд его измерений, объективных показателей, которые говорят сами за себя. Прежде всего это многомиллионые акции, прошедшие в последние годы по поводам «саммитов» государств «восьмерки», МВФ, ВТО и иных «вершинных» форумов обсуждения вопросов экономико-социального и политического состояния мира. Антиглобалистское движение многие видные международные эксперты и исследователи, в том числе И. Валлерстайн, Н.Хомский и др., называют новой революцией, продолжающей дело «шестидесятников». К этим квалификациям есть резон прислушаться. Они оправдываются не только массовостью выступлений, но и их международным резонансом, а также глубиной и содержательностью выдвигаемой программатики.
Движение оказалось в беспрецедентно высокой степени интегристским. В него органично включились доселе действовавшие автономно, а то и разрозненно друг от друга такие традиционные движения, как социалистическое, рабочее, крестьянское (особенно в Латинской Америке), антимилитаристское, пацифистское, национально-освободительное, комплекс культурно-эмансипаторских и др. Благодаря кооперации многие акции и девизы антиглобалистов (называющих себя - важное уточнение - «иными глобалистами», альтерглобалистами), в частности, по констатации авторитетных исследователей, стали «плюралистическим, но при этом при сути своей единым практически нацеленным и теоретически мощным действием - мобилизацией с огромным эффектом».27
Важнейшей особенностью указанного «мобилизационного эффекта» явилась выработка довольно стройной в своем стержневом содержании программатики - прогноза современного и будущего мирового развития. Конкретные лозунги самых разнообразных форм «экономической солидарности», поддержки демократии участия, экологических инициатив, идей и предложений в борьбе с бедностью, в сферах здравоохранения, образования (акцент на бесплатность), недопущение и устранение милитаризма, сфокусировались в конечном счете в антикапиталистическую платформу. Ее основной вектор: от ограничения спекулятивных финансовых сделок («налог Тобина»), затем установления действенного демократического контроля над движением капитала до сокращения, а затем прекращения вооружений с поворотом (конверсией) высвобождаемых средств на цели мирного развития в глобальных масштабах.
Показательно, что в рядах «альтерглобалистов» серьезное влияние приобрели неосоциалистические и неомарксистские течения, сумевшие поставить в повестки дня идущих дискуссий концепции мирового планового регулирования экономики на базе многообразных форм, широкой общепланетарной системы демократических консультаций и подлинно научных экспертиз, с использованием в то же время международных финансовых рычагов типа кейнсианства или обновленной бреттон-вудской системы28
В принципе предлагаемые в этих рамках подходы призваны наконец-то подорвать, а потом и вовсе ликвидировать экономический фундамент милитаризма, являющийся одновременно главным источником и каналом проникновения силовых методологий в сферу социальных преобразований. Пристального внимания новое движение заслуживает и с точки зрения используемого инструментария своих действий, применяемых методов и средств сопротивления монополярной глобализации. Эти средства носят ненасильственный характер. В ходе манифестаций антиглобалистов имелись моменты «демонстративных эффектов», но они носили строго ограниченный характер и жестко контролировались основным активом участников. Правда, случались и эксцессы, но они всегда были результатом применения насилия (иногда явно с использованием провокаторов) по отношению к участникам движения, никогда - с их стороны. В этом плане новое движение стало школой и одновременно лабораторией совершенствования ненасильственных средств, в значительной степени уже применявшихся прежними движениями и кампаниями, например, пацифистскими и правозащитными. Важнейшее тактическое новшество движения - самое широкое использование Интернета и всех иных информационных достижений научно-технической революции. Совершенное владение ими позволяло во многих случаях успешно прорывать блокады буржуазных СМИ и находить прямые доступы к общественному мнению.
Особое значение в организационной жизни движения имеет «сетевой принцип», отклоняющий «демократический централизм» , способный во многих случаях порождать болезни вождизма, лидерства, что почти всегда чревато деградацией мирных выступлений, превращением их в «мятежи» и в конечном счете в массовые гражданские вооруженные междоусобия. Впрочем, сетевой принцип не всегда легко осуществим. Он, как оптимум, требует высокой внутренней дисциплины и строгого планирования, согласования акций, что далеко не при всяком состоянии гражданского общества можно обеспечить.29 Не лишено вероятия , что в будущем для каких-то конкретных ситуаций будут сочтены целесообразными те или иные сочетания сетевого метода, в том числе с «демократическим централизмом», ныне отклоняемым, возможно, с излишним категоризмом.
Новое движение оказалось в гораздо большей, хотя все еще и недостаточной, мере общепланетарным, то есть действительно глобальным, чем почти все его предшественники и попутчики. Если предыдущие - «старые» и даже некоторые «новые» - почти не выходили за пределы высокомодернизированных стран, то антиглобалисты получили реальный, пусть неравномерный, резонанс на всех континентах планеты. Движение обнаружило мощный потенциал не только в Европе, где оно получило эффективные рычаги влияния на внешнюю политику, не только в США, где оно, правда, медленнее, содействует торможению милитаристского курса. Влияние движения не менее сильно в Южной Америке, ставшей, наряду с Западной Европой, одним из ведущих центров инициатив, в Азии, особенно в Индии. Даже самый трудный сектор - мусульманский мир обнаруживает укрепление его влияния. Специфическое воздействие «иные глобалисты» начинают оказывать на общественную жизнь России, ряда других стран СНГ, страны Восточной Европы. Здесь соответствующие течения еще не принимают массовых форм, но они уже существенно обогатили политический дискурс и, в частности, способствовали выдвижению на авансцену «новых левых», в том числе в российских регионах, ранее не поднимавшихся в этом отношении выше относительно скромных показателей.
Возникает вопрос: в состоянии ли современное общественное движение со своим альтерглобалистским ядром существенно повлиять на большую политику, где ныне, как и встарь, решаются в основном вопросы войны и мира? Скептицизм в этом плане широко распространен, в том числе и в соответствующих научных кругах. Но мы бы предпочли не спешить его разделить. У скептиков и пессимистов насчет возможностей новых движений сказывается, помимо прочего, завороженность «властью»: есть власть, значит, есть влияние, нет, так нет. Между тем новое движение как раз не торопится обзаводится властными позициями.
Оно в большинстве случаев предпочитают линии оппозиции, причем чаще внепарламентской, внесистемной, стремясь добиваться успеха непосредственным обращением к институтам гражданского общества. Возможно антиглобалисты не всегда правы, но полностью считать бесперспективной их установки едва ли правомерно.
Станет ли мир в близком времени «иным», как надеются многие идеологи альтерглобалистов, гадательно. Но все-таки определенные предпосылки управляемости в мире постепенно накапливаются. Однополюсная модель, претендовавшая на роль гаранта глобальной стабильности и ставшая сама фактором подрыва последней, определенно клонится к закату. И если тезис двух неомарксистских западных авторов относительно неспособности США «стать центром империалистического проекта»30 можно отнести к естественной для левых увлеченности, то вывод трубадура американской гегемонии, ультраэкспансиониста Збигнева Бжезинского, сделанный в его последней книге о том, что «пусть даже не очень скоро, американское глобальное доминирование пойдет на убыль»,31 имеется резон воспринимать как объективный. Процесс пошел.
Конечно, на смену диктатуре гипердержавы и ее союзников не обязательно придет, как надеются многие левые, международные демократические структуры. Дело скорее всего сначала обернется балансом сил нескольких международных центров влияния. Но такая модель, включающая Китай, в условиях прогрессирующего экономического и социального единения человечества, возросшей взаимозависимости стран, ныне широко признаваемой и ведущими западными исследователями, позволило бы значительно дальше продвинуться по пути исключения из жизни общества и международных отношений войны и войн, вооружений, злоупотреблений их распространением, а вместе с тем и вооруженных способов разрешения социальных проблем. Войну есть возможность - сковать, ограничить, связать перед тем как вовсе выбросить на свалку истории. Революции, мирной, конструктивной, глобальной - есть необходимость и возможность дать простор для подлинного общепланетарного развертывания во имя обеспечения выживания и благополучия человечества.
Примечания:
Начало см. http://red-ptero.livejournal.com/1926881.html
Дихотомия войн и революций в реалиях эпохи глобализации
Л.ИстягинIV . Новая диалектика
В принципе освободительные движения, в том числе трудящихся и угнетенных народов, совсем не бедны ненасильственными методами борьбы. Они известны с древнейших времен. Стачка, забастовка, демонстрации, разного рода символические акции и сегодня успешно применяются в социальных конфликтах. Однако в наши дни речь идет о резком расширении этих средств, их совершенствовании, модернизации, в том числе с учетом новых информационных возможностей, о новом соотношении такого рода средств друг с другом. Сегодня бастующий должен думать не только о собственных интересах, но и об интересах общества в целом, которые могут недопустимо пострадать в результате применения многих способов, прежде вполне легитимных. Например, и бастующие и манифестирующие обязаны принимать во внимание крайне уязвимую инфраструктуру современных городских агломераций или характер природной среды. В российских условиях, как показали, к примеру, экспедиционные исследования на местах групп социологов из левых движений, в определенных пределах теперь более продуктивны слаженные действия трудовых коллективов на предприятиях, с выдвижением соответствующих требований к администрации, владельцам-капиталистам и властям.19 Успех ненасильственных акций пенсионеров против пресловутого «закона 122» зимой 2004-2005 гг. - прямое подтверждение эффективности массового ненасильственного протеста с готовностью протестующих идти на жертвы (пикеты на дорогах, голодовки), но не причиняющих никаких жертв населению, представителям властей и правопорядка. Все это делает перспективным анализ и российского опыта ненасильственного сопротивления, чем, к сожалению, наша наука до сих пор почти совершенно не занималась.20
Значительного внимания в этом плане заслуживает опыт социальных движений и его обобщения в сфере «исследований мира» , разрабатывающих уже сравнительно давно, но особенно интенсивно с середины ХХ в., тематику ненасильственного сопротивления агрессиям и диктатурам. В период суда над нацистским палачем К.Эйхманом в Израиле (1959-1962) известная антифашистка философ Ханна Арендт, сославшись на удачный опыт датских борцов сопротивления, успешно проведших в годы войны операцию по спасению евреев, призвала к обстоятельному изучению гражданского (ненасильственного) сопротивления гитлеризму. Последовавший ее призыву французский историк и социальный психолог Жак Семелен исследовал и описал около 40 случаев успешного ненасильственного сопротивления нацизму в Европе. К числу средств, примененных борцами сопротивления и изученных автором, принадлежат: пропаганда, забастовки, манифестации, протесты, действия несотрудничества и саботажа связанные с рисками, в том числе прослушивание радио, чтение запретной литературы , невыполнение приказов, выпуск подпольных изданий, укрывательство противников режима.21
Немецкий пацифист Теодор Эберт в качестве подтверждения возможности ненасильственного противодействия гитлеризму ссылается на пример Польши военных лет. За 5 лет оккупации страны нацисты так и не смогли установить устраивающий их порядок управления. При этом «если бы немцы, - полагает автор, - натолкнулись в Польше не на героическое, но безнадежное противодействие, а на молящийся, но оказывающий ненасильственное сопротивление народ», они бы, по убеждению автора, потерпели бы крах еще раньше и более полный. Что касается всей Европы, в случае если бы она аналогичным образом сопротивлялась , то нацисты, полагает Т. Эберт, попросту не смогли бы набрать кадров для оккупационного аппарата. «Более пары миллионов немцев из Германии, - считает он, - они не смогли бы навербовать себе в качестве контролеров и ... через пару десятилетий все равно все бы развалилось, без тех десятков миллионов жертв, которые были принесены».22 Тут, понятно, ключевое значение имеет условный оборот «если бы». Как обеспечить, чтобы ненасильственное сопротивление стало подлинно всеобщим? Сам Т.Эберт в другой своей работе предлагает план поэтапного наращивания «непровоцирующей защиты», начиная с протестов, вахт, маршей с выдвижением альтернативных требований, через легальное несотрудничество (бойкот устраиваемых псевдовыборов, сидячие волынки на работе, отказ от общения с чиновниками) до - на высшей стадии - отказа от исполнения законов и предписаний, уплаты налогов, всеобщей забастовки.23
Понятно, что такая программа отнюдь нелегко на практике исполнима. Однако при свей сложности обеспечения «стадиальных» предпосылок успешного ненасилия, история все же к нашему дню демонстрирует немалое количество примеров когда положительных результатов удавалось достигать. В ходе оккупации Рура французами в 1923 г. (из-за неуплаты Германией репараций) общее несотрудничество полностью безоружного населения в сочетании со стачкой горняков вынудило оккупантов убраться из региона. Антиядерные, антинейтронные, антиракетные и иные протесты 60-80-х гг. дали вполне определенные, хотя и частичные результаты. Большинство «бархатных» или «оранжевых» революций в странах Восточной Европы, в рамках бывшего СССР, на постсоветском пространстве, сопротивление путчу ГКЧП в Москве в августе 1991 г. носили в большинстве бескровный или почти бескровный характер. Так что в целом методология указанного сорта может считаться в какой-то мере апробированной и заслуживающей быть зачисленной в арсенал средств и приемов социальной, в том числе классовой, борьбы в широком смысле слова.
Надлежит, чего, однако, пока не делается, по возможности разобраться, насколько фундаментальны, основательны достижения таких акций для тех движений, которые ими воспользовались, и, в случае положительного ответа, насколько они могут быть эффективны для совершения глубоких и быстрых социально-политических преобразований прогрессивного характера, которые обычно именуются революциями. Не окажется ли все же обязательным и сегодня их «перерастание», как полагалось по формулам традиционного марсксизма-ленинизма, в ту «высшую форму классовой борьбы», под которой подразумевалось восстание, а с ним и гражданская и, усугубленная ее форма, партизанская война, что возвратило бы нас все в тот же заколдованный круг?
Опыт, в том числе современный , свидетельствует о том, что ненасильственные методы, приемы, средства, как и те общественные силы, организации, которые им привержены и их применяют, никак нельзя идеализировать, видеть и преподносить только в розовом свете. Переиначивая известную фразу Уинстона Черчилля о демократии, можно сказать, что политическое ненасилие лучше такового же насилия, но само по себе имеет множество недостатков и уязвимых мест, что обнаруживает и современная действительность. Одна из таких «ахиллесовых пят» - склонность многих таких движений и их лидеров к включению в существующую систему, в официальной истеблишмент.
Правящие, в том числе международные, влиятельные сферы и центры охотно опекают незлобивых борцов за демократию, хотя зачастую не пренебрегают приручением и радикально -националистических и даже террористических элементов. Данное обстоятельство делает обязательным, но одновременно и трудно осуществимым, анализ социально-классового характера таких бы явлений последних лет, как «бархатные», «цветные» и иные «тихие» революции в Восточной Европе и на постсоветском пространстве, с которыми, как правило, связываются надежды на прогресс в применении указанных средств. Конечно, хорошо, когда клановые, автократические или диктаторские режимы оттесняются от власти мирным путем. Но о направленности и масштабах последующих преобразований сам по себе способ устранения дискредитированного, несостоятельного или прогнившего режима еще мало что говорит. Можно ли с уверенностью утверждать, что уличные перевороты в Сербии , Грузии, Киргизии или даже на Украине открыли шлюзы к действительно прогрессивным траснформациям, а не только к смене у власти одних кланов другими? Тут, по всей вероятности, было бы еще рано ставить точки, хотя сами ненасильственные средства заслуживают изучения. Дело в том, что уклонение и такими методами от свершения действительно назревших революций, может открывать перспективу последующего применения насилия. И тогда «оранжевым» ненасилием едва ли придется чрезмерно восхищаться.
С другой стороны, силы антисистемных аппозиций, в принципе являющиеся противниками насилия, в своих публичных выступлениях прибегают к разного рода «прямым действиям», типа разрушения витрин, сожжения машин, в некоторых случаях наглядно назидательного повреждения станков на военных предприятиях. Их главная цель - привлечь к акциям общественное внимание. Символические жесты такого рода производились и в ходе движений 60-х гг., и в антиракетных и иных кампаниях 80-х. Наблюдаются они порой и сегодня. Должны ли такие приемы подвергаться абсолютному осуждению, как делают это большинство СМИ, в том числе российских? Полагаем, что осудительный безразборный категоризм в данном случае был бы неоправдан.
У участников социальных движений, выступающих против тех или иных проявлений власти капитала и правящего государственного аппарата, часто нет иного способа обратить на себя внимание, заставить о себе говорить. При мощи современной пропагандистской машины капитала не всегда выполним плехановский совет рабочему классу не гнаться за «дешевым удовольствием, нарушить пару полицейских запретов». Хорошо известно, что целый ряд движений, например, экологисты, первоначально, в середине 70-х гг., не подвергались в прессе особым обвинениям, но зато полностью ею замалчивались, игнорировались Другое дело какое-то «прямое действие» - разбитая витрина, сожженный автомобиль, опрокинутые киоски, гнилые помидоры и тухлые яйца. Тут возникал шум, просыпалась общественность. Как обоснованно писала немецкая левая социалистка Ульрика Майнхоф, еще до того как она увлеклась террором, главное в подобных действиях «назвать невыносимое невыносимым», с тем, чтобы «истеблишмент, правящую верхушку... принудить к переговорам».24
Решающе значение при проведении «прямых действий» имеет определение той грани в демонстрациях насилия, дальше которой идти нельзя. Предел такой в принципе существует - человеческие жертвы. Их не должно быть. «Красные бригады» и «красноармейцы» этот предел переступили и быстро утратили сколько-нибудь серьезное политическое влияние, которое они же приобрели на предшествующем этапе в качестве радикального политического, но ненасильственного движения. Как верно отметил А.Тарасов в своем введении к русской публикации работ У. Майнхоф, пресловутый истеблишмент одолел «партизан» тем, что спустил на них своих верных псов - бульварную прессу. Клеймо «террорист» достаточно эффективно позволило аннулировать вес политического противника25. Насколько можно судить по пока еще скудным сведениям, участники последних «беспорядков» во Франции попытались, наученные опытом «красных бригад», занять некую среднюю линию. В первую неделю выступлений они только сжигали машин. Серьезно пострадавших, по опубликованным данным французского полицейского ведомства, не было. Потом пострадавшие появились. Не исключено, что подавлявшая сторона помогла им появиться. В целом это дополнительное указание на скользкость дорожки «демонстрационных эффектов». Рано или поздно такой путь ведет к употреблению насилия, а там и к злоупотреблению им и к использованию его классовым противником.
Общая картина развития процесса социальной конфликтности, с точки зрения применяемых средств, противоречива. Наряду с позитивным в целом подъемом ненасильственных выступлений, наблюдается возвращение к методологии вооруженных единоборств, близко напоминающих те же недавние «мятеже-войны» - Балканы, Кавказ, Центральная Азия , даже Испания и - в форме «беспорядков» - Франция, не говоря уже о зонах продолжающихся действовать застарелых конфликтов на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и Латинской Америке). Возникает впечатление об актуализации опасности силовых сопровождений социальных поворотах сколь-либо значительного модернизационного свойства. Это впечатление усиливается при учете международного фона, ныне, по широкому признанию, являющегося основным в процессах социально-классовой борьбы.
Важнейшее внимание в данном плане заслуживает неожиданная живучесть феномена войны и милитаризма в (будто бы) посттоталитарном мире. В нем продолжились, во многих случаях дополнительно активизировались прежние и возникли новые источники и стимулы вооруженных столкновений, тех же «гражданских войн», хотя часто они шаблонно именуются только «терроризмом». Их подпочву образуют такие социальные язвы современности, как проблема третьемирской отсталости, бедности, нужды, пауперизма. В конце концов и пресловутый терроризм чаще всего выступает как превращенная (и в большинстве случаев опасно извращенная) форма национально-политических, этно-религиозных и цивилизационных движений экстремистского толка.
Но главенствующую роль в общем повороте к усилению применения насилия в социальных процессах и в международных отношениях играет генератор вооружений, возобновивший свое действие после примерно пятилетней паузы в первой половине 90-х гг. Форсируемое производство оружия, в том числе самого современного, и его фактически ничем не ограниченный экспорт на мировые рынки (в чем, к сожалению, в возрастающей мере участвует Россия) стимулирует и индуцирует общее повышение уровня милитаризации экономики и общественной жизни в мире. Культура и массовое сознание, в свою очередь, в таких условиях подвергаются растущей милитаристской инфильтрации. Войну, мы это хорошо видим на примере российской публицистической продукции, вновь начинают воспевать и глорифицировать. Зловредная «амальгама» войн и социальных противоборств грозит возродиться как раз тогда , когда она сделалась особенно опасной. Как преградить ей дорогу? Способов к тому имеется не так уж мало. Один из них носит в своем роде основополагающий, приоритетный характер.
5. Главная предпосылка
Современный мир охвачен процессом в принципе не нового, но беспрецедентно быстрого и стремительно ускоряющегося формирования единого общепланетарного финансово-информационного пространства на основе преимущественно компьютерных технологий в условиях сближающей народы и страны общемировой научно-технической революции. Этот процесс, с середины 90-х гг. получивший условное наименование глобализации, обладает уникальным потенциалом планетарного же развития, распространения и утверждения культуры мира, а, следовательно, и преодоления методологии войн и вооруженного насилия, как способов и средств социальных преобразований, включая классовую борьбу и борьбу против всех видов угнетения, отчуждения, несвободы. Понятно, что противоречия, коллизии, а вследствие их и конфликты останутся в обществе навсегда, как перманентно присущие его развитию. Но переход их в стадии и формы деструктивного использования техники (вспомним приведенный тезис В.Беньямина) вполне может быть исключен именно на базе всемирного единения человечества, обеспечиваемого указанным процессом.
Сложность, однако, заключается в том, что в своем нынешнем виде глобализация обременена рядом недостатков, мешающей ей быть, в том числе в указанном отношении, вполне успешной. Главный из этих пороков состоит в искажающем влиянии на позитивные в целом процессы глобализации фактора безудержной и ничем не сдерживаемой экспансии транснационального финансового капитала, представленного ТНК и монополярной политической моделью с опорой на мощь оставшейся единственной супердержавы. При сохранении в современном виде возникшего механизма глобальной гегемонии корпоративного капитала26, как и его военно-политической надстройки, злоупотребление насилием, в том числе сверхмощными вооруженными средствами истребления и разрушения, трудно избежать.
Злоупотребление насилием идет как со стороны «глобализаторов» в форме осуществляемых ими «жандармских функций», так и со стороны национально-радикальных сил, восстающих против таких мер, но не владеющих методологией ненасильственного сопротивления и потому весьма часто впадающих в те или иные разновидности силового экстремизма. Можно считать не подлежащим сомнению, что без ликвидации или на первых порах хотя бы сковывания, купирования гегемонистского нароста на глобализации дальнейшее продвижение к вытеснению войн из жизни общества может сильно затормозиться, что в условиях техногенной революции, в первую очередь проявляющейся в военной области (чего стоит одно неудержимое распространение ядерного и иного оружия массового поражения), почти неминуемо привело бы человечество к самоубийству.
Вопрос сводится к тому, есть ли в современном обществе, в современном мире такие силы, которые могли бы с перспективой на успех выступить во всеоружии действенных средств, и при том обязательно ненасильственных, в борьбу за преодоление разрушительного компонента в развитии глобализации. Нам представляется , что во всяком случае заявка на формирование таких сил уже сделана, причем достаточно убедительно, в подлинно интернациональных масштабах. Именно так можно было в данном плане квалифицировать выход на мировую политическую сцену нового социального движения, получившего наименование - очень неточное - антиглобалистского.
В оценках этого движения, его характера и перспектив, особенно в российской политологической публицистике, как и в случае с революцией 60-х гг., преобладают скептические тона. Но есть ряд его измерений, объективных показателей, которые говорят сами за себя. Прежде всего это многомиллионые акции, прошедшие в последние годы по поводам «саммитов» государств «восьмерки», МВФ, ВТО и иных «вершинных» форумов обсуждения вопросов экономико-социального и политического состояния мира. Антиглобалистское движение многие видные международные эксперты и исследователи, в том числе И. Валлерстайн, Н.Хомский и др., называют новой революцией, продолжающей дело «шестидесятников». К этим квалификациям есть резон прислушаться. Они оправдываются не только массовостью выступлений, но и их международным резонансом, а также глубиной и содержательностью выдвигаемой программатики.
Движение оказалось в беспрецедентно высокой степени интегристским. В него органично включились доселе действовавшие автономно, а то и разрозненно друг от друга такие традиционные движения, как социалистическое, рабочее, крестьянское (особенно в Латинской Америке), антимилитаристское, пацифистское, национально-освободительное, комплекс культурно-эмансипаторских и др. Благодаря кооперации многие акции и девизы антиглобалистов (называющих себя - важное уточнение - «иными глобалистами», альтерглобалистами), в частности, по констатации авторитетных исследователей, стали «плюралистическим, но при этом при сути своей единым практически нацеленным и теоретически мощным действием - мобилизацией с огромным эффектом».27
Важнейшей особенностью указанного «мобилизационного эффекта» явилась выработка довольно стройной в своем стержневом содержании программатики - прогноза современного и будущего мирового развития. Конкретные лозунги самых разнообразных форм «экономической солидарности», поддержки демократии участия, экологических инициатив, идей и предложений в борьбе с бедностью, в сферах здравоохранения, образования (акцент на бесплатность), недопущение и устранение милитаризма, сфокусировались в конечном счете в антикапиталистическую платформу. Ее основной вектор: от ограничения спекулятивных финансовых сделок («налог Тобина»), затем установления действенного демократического контроля над движением капитала до сокращения, а затем прекращения вооружений с поворотом (конверсией) высвобождаемых средств на цели мирного развития в глобальных масштабах.
Показательно, что в рядах «альтерглобалистов» серьезное влияние приобрели неосоциалистические и неомарксистские течения, сумевшие поставить в повестки дня идущих дискуссий концепции мирового планового регулирования экономики на базе многообразных форм, широкой общепланетарной системы демократических консультаций и подлинно научных экспертиз, с использованием в то же время международных финансовых рычагов типа кейнсианства или обновленной бреттон-вудской системы28
В принципе предлагаемые в этих рамках подходы призваны наконец-то подорвать, а потом и вовсе ликвидировать экономический фундамент милитаризма, являющийся одновременно главным источником и каналом проникновения силовых методологий в сферу социальных преобразований. Пристального внимания новое движение заслуживает и с точки зрения используемого инструментария своих действий, применяемых методов и средств сопротивления монополярной глобализации. Эти средства носят ненасильственный характер. В ходе манифестаций антиглобалистов имелись моменты «демонстративных эффектов», но они носили строго ограниченный характер и жестко контролировались основным активом участников. Правда, случались и эксцессы, но они всегда были результатом применения насилия (иногда явно с использованием провокаторов) по отношению к участникам движения, никогда - с их стороны. В этом плане новое движение стало школой и одновременно лабораторией совершенствования ненасильственных средств, в значительной степени уже применявшихся прежними движениями и кампаниями, например, пацифистскими и правозащитными. Важнейшее тактическое новшество движения - самое широкое использование Интернета и всех иных информационных достижений научно-технической революции. Совершенное владение ими позволяло во многих случаях успешно прорывать блокады буржуазных СМИ и находить прямые доступы к общественному мнению.
Особое значение в организационной жизни движения имеет «сетевой принцип», отклоняющий «демократический централизм» , способный во многих случаях порождать болезни вождизма, лидерства, что почти всегда чревато деградацией мирных выступлений, превращением их в «мятежи» и в конечном счете в массовые гражданские вооруженные междоусобия. Впрочем, сетевой принцип не всегда легко осуществим. Он, как оптимум, требует высокой внутренней дисциплины и строгого планирования, согласования акций, что далеко не при всяком состоянии гражданского общества можно обеспечить.29 Не лишено вероятия , что в будущем для каких-то конкретных ситуаций будут сочтены целесообразными те или иные сочетания сетевого метода, в том числе с «демократическим централизмом», ныне отклоняемым, возможно, с излишним категоризмом.
Новое движение оказалось в гораздо большей, хотя все еще и недостаточной, мере общепланетарным, то есть действительно глобальным, чем почти все его предшественники и попутчики. Если предыдущие - «старые» и даже некоторые «новые» - почти не выходили за пределы высокомодернизированных стран, то антиглобалисты получили реальный, пусть неравномерный, резонанс на всех континентах планеты. Движение обнаружило мощный потенциал не только в Европе, где оно получило эффективные рычаги влияния на внешнюю политику, не только в США, где оно, правда, медленнее, содействует торможению милитаристского курса. Влияние движения не менее сильно в Южной Америке, ставшей, наряду с Западной Европой, одним из ведущих центров инициатив, в Азии, особенно в Индии. Даже самый трудный сектор - мусульманский мир обнаруживает укрепление его влияния. Специфическое воздействие «иные глобалисты» начинают оказывать на общественную жизнь России, ряда других стран СНГ, страны Восточной Европы. Здесь соответствующие течения еще не принимают массовых форм, но они уже существенно обогатили политический дискурс и, в частности, способствовали выдвижению на авансцену «новых левых», в том числе в российских регионах, ранее не поднимавшихся в этом отношении выше относительно скромных показателей.
Возникает вопрос: в состоянии ли современное общественное движение со своим альтерглобалистским ядром существенно повлиять на большую политику, где ныне, как и встарь, решаются в основном вопросы войны и мира? Скептицизм в этом плане широко распространен, в том числе и в соответствующих научных кругах. Но мы бы предпочли не спешить его разделить. У скептиков и пессимистов насчет возможностей новых движений сказывается, помимо прочего, завороженность «властью»: есть власть, значит, есть влияние, нет, так нет. Между тем новое движение как раз не торопится обзаводится властными позициями.
Оно в большинстве случаев предпочитают линии оппозиции, причем чаще внепарламентской, внесистемной, стремясь добиваться успеха непосредственным обращением к институтам гражданского общества. Возможно антиглобалисты не всегда правы, но полностью считать бесперспективной их установки едва ли правомерно.
Станет ли мир в близком времени «иным», как надеются многие идеологи альтерглобалистов, гадательно. Но все-таки определенные предпосылки управляемости в мире постепенно накапливаются. Однополюсная модель, претендовавшая на роль гаранта глобальной стабильности и ставшая сама фактором подрыва последней, определенно клонится к закату. И если тезис двух неомарксистских западных авторов относительно неспособности США «стать центром империалистического проекта»30 можно отнести к естественной для левых увлеченности, то вывод трубадура американской гегемонии, ультраэкспансиониста Збигнева Бжезинского, сделанный в его последней книге о том, что «пусть даже не очень скоро, американское глобальное доминирование пойдет на убыль»,31 имеется резон воспринимать как объективный. Процесс пошел.
Конечно, на смену диктатуре гипердержавы и ее союзников не обязательно придет, как надеются многие левые, международные демократические структуры. Дело скорее всего сначала обернется балансом сил нескольких международных центров влияния. Но такая модель, включающая Китай, в условиях прогрессирующего экономического и социального единения человечества, возросшей взаимозависимости стран, ныне широко признаваемой и ведущими западными исследователями, позволило бы значительно дальше продвинуться по пути исключения из жизни общества и международных отношений войны и войн, вооружений, злоупотреблений их распространением, а вместе с тем и вооруженных способов разрешения социальных проблем. Войну есть возможность - сковать, ограничить, связать перед тем как вовсе выбросить на свалку истории. Революции, мирной, конструктивной, глобальной - есть необходимость и возможность дать простор для подлинного общепланетарного развертывания во имя обеспечения выживания и благополучия человечества.
Примечания:
Г.В.Плеханов. Сила и насилие// Соч., изд. 2-ое. Под ред. Д.Рязанова, т.IV. - М.- П.: Госиздат, 1923, с.257-258
«Генеральный Совет Первого Интернационала. 1868-1870. Протоколы». - М.: Госполитиздат, 1964, с.224
К.Маркс, Ф.Энгельс. Собр. соч., т. 16, с.556-557
«Борьба за мир. Материалы трех Интернационалов» -М.: «Высшая школа», 1967, с.32,37
Там же, с.33
Там же, с.69
Там же, с.73
См. Сдвижков Д.А. Против «железа и крови». Пацифизм в Германской империи. - М.: ИВИ РАН, 1989, с.241
В.И.Ленин . Полн. собр. соч., т.48, с.155
Вальтер Беньямин. Маски времени. Эссе о культуре и литературе/ Пер. с нем. и фр. - Спб:Symposium, 2004, с.360
В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, с.22
Как справедливо указывается в одной из современных работ о политике меньшевиков периода войны и революции, меньшевики «испытывали панический страх перед гражданской войной как самым тяжким бедствием, которое только может угрожать России». - См. Тютюкин С.В. Меньшевизм. Страницы истории. - М.: РОССПЭН, 2002, с.542. Большевики от таких страхов были свободны.
Термин принадлежит российскому эмигрантскому военному теоретику и историку Е.Э.Месснеру (1891-1974). См.: Месснер Е.Э. Всемирная мятеже-война. - М.: Кучково поле, 2004. - 512с.
См. Нольте Эрнст. Европейская гражданская война (1917-1945). Национал-социализм и большевизм/ Пер. с нем. Послесловие С.Земляного. - М.: Логос, 2003. - 528 с.
По оценке извстного английского социолога и историка Эрика Хобсбаума, «весьма эффективной» оказалась «одна из разновидностей антивоенного протеста- выступления молодых американцев против призыва на войну во Вьетнаме».-См. Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век. 1914-1991.- М.: Изд-во «Независимая газета», 2004, с.257.
Cordula Koepcke/ Revolution.Ursachen und Wirkungen. - Munchen -Wien: Olzog Verlag, 1971,S. 205
Хобсбаум Э. Цит. соч., с.473
Субкомманданте Маркос. Другая революция. Сапатисты против нового мирового порядка/ Под. ред. А.Н. Тарасова -М.: «Гилея», 2004, с.32
См. обстоятельное обобщение этих исследований в аналитическом труде: Булавка Л. Нонконформизм. Социо-культурный портрет рабочего протеста в России. - М.: УРСС, 2004. - 174с.
К числу удачных исключений принадлежит не нашедшая, к сожалению, продолжения работа: «Опыт ненасилия в ХХ столетии. Социально-этические очерки. Под ред. Р.Г.Апресяна». - М.: «Аслан», 1996.- 288с.
Anne M.Dietrich.Ziviler Widerstand gegen totalitare Gewalt|| «Friedens-Forum»,2005, № 2, S. 35-36
Th.Ebert. Ohne Waffen gegen Nazismus|| Ebenda, S.32-34
Martin Singe. Ziviler Ungehorsam und gewaltfreier Widerstand// Ebenda, 2004, № 5, S. 21
Ульрика Майнхоф. От протеста к сопротивлению. Из литературного наследия городской партизанки. - М.: «Гилея», 2004, с.189-190
Тарасов А. «Капитализм ведет в фашизму - долой капитализм»// У. Майнхоф. Цит. соч., с.11
Фундаментальный анализ современного корпоративно-финансового капитала см.: Бузгалин А.В. , Колганов А.И. Глобальный капитализм.- М.: Едиториал УРСС , 2004. - 512с.
Бузгалин А.В. Призрак «антиглобализма» // «Политический журнал», 2004, №15, с.52
См. подробно: Каллиникос А. Антикапиталистический манифест. - М: Праксис, 2005, с. 88, 96-57, 116-117, 141-144, 154
О проблемах обеспечения внутренней самодисциплины в массовых социальных движениях см., в частности, Шарп Дж. От диктатуры к демократии. Стратегия и тактика освобождения/ Пер. с англ. Н. Козловской. - М.: «Новое издательство», 2005, с.36-38, 41, 60.
Хардт М., Негри А., Империя / Пер. с англ. Под ред. Г.В.Каменской, М.С.Фетисова. - М.: Праксис, 2004, с.13
Бжезинский Зб. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство/ Пер. с англ.- М: Междунар. отнош. , 2005, с.268.