На старт, внимание... Мир!
Тот, кто не был модником, никогда не станет ретроградом. Только отставные франты и бывшие революционеры могут с профессиональным упоением брюзжать, что мир уже не тот, что он уже который век неотвратимо катится в диванную щель, где ад, семечки и забытые телевизионные пульты. Хотя, если подумать, мир, вообще, круглый, как колобок. Он всё врёмя куда-то катится, но так никуда и не скатывается. Вечно уходит от новых поколений бабушек и дедушек, от медведей, волков и прочих заслуженных литературных деятелей. Говорят, когда-нибудь ему настанет известный пушной зверёк - лиса, но лисы ныне редкость. Их донашивают те самые бывшие революционеры, некогда певшие о свободной любви и бездушности вещей, но со временем осознавшие - вещи перестают быть бездушными, как только на них появляются деньги. Так что мир может спокойно катиться себе и дальше.
Один мой родственник, - почему-то Серёжа, - в восьмидесятые слушал Цоя, протестовал, требовал перемен и алюминиевых огурцов с ботвой и без. Он модно клешил милицейские шкреды, а при Андропове работал в опальном издании «Саранский Мудозвон», где, слабый в геополитике, пропагандировал демократические ценности свободной Уганды и требовал освободить Гренландию от красных кхмеров.
- Все войны ведутся за мир! - гремел он с кухонной баррикады из пивных ящиков, - Кто победил, тот самый мирный!
Литры выпитого, помноженные на время в раздумьях, побудили Серёжу к открытию новой единицы измерения - кубический час. Пока во чреве его возрастал градус протеста, к нему прислушивались и даже вяло спорили. Правда, уже к полуночи он ломился в запертые двери унитаза, после чего долго фонтанировал крамольными идеями, что вызывало корчи смеха не только у зажравшихся гостей, но даже у идейно близких тараканов. Всякий раз ему не хватало какой-то малости: от его речей, статей и протестов мир почти менялся, но в последний момент схлопывался в точку сингулярности и оборачивался тяжелейшим похмельем по пробуждении где-нибудь в прихожей. Когда Серёжу окончательно перестали уважать, он захотел сменить имя. Затем фамилию. Потом пол. А после, когда жить стало совсем стыдно, - биологический вид.
Последнее ему в итоге удалось: в девяностые он превратился в жука - лоснящегося, жирного и всем довольного. Говорят, помогло чтение Кафки и районная партъячейка, куда уставший от борьбы Серёжа приполз каяться. После клятвы и коленопреклонного сморкания в красный стяг жизнь его круто изменилась. Продажные друзья-комсомольцы оказались лучше кухонных камрадов. Протестовали они не меньше, но аккуратнее, к тому же водили в сауны, Интурист, дарили фирменные кассеты «Депеш Мода», словом, приятно разлагали - мягко и без ущерба для чуткой революционной совести. Моральное разложение, вообще, оказалось полезным для физического здоровья: на излёте перестройки Серёжа окончательно завязал со спиртным и начал, наконец, пить алкоголь. Оказалось, что коньяк «Камю» в отличие от портвейна «Анапа» позволяет протестовать не только дольше, но и куда качественнее, а, главное, без особых последствий для главного органа мятежной мысли - печени.
Нерушимые устои рухнули на удивление легко, придавив почти всех, но к счастью не насмерть. Серёжа, как один из тех, кто рушил лично, успел отскочить. Теперь он совсем жук. В переводе на латынь - депутат. В чёрном костюме, с элитным перегаром и лоснящимися подкрылками последнего достижения отечественного автопрома - породистого британского Лендровера. В мягкой обивке салона тонет наивный Цой. Его сердце по-прежнему требует перемен и, что удивительно, Серёжа по-прежнему с ним согласен.
- Прав Витёк, - дружески похлопывает он свою подрульную округлость, как будто Витёк где-то там внутри, - Назрели перемены. Хочу вот махнуть эту колымагу на новый «Лехух». Он побольше, да попёзже.
Едем. Поля. За тонированными окнами, кряхтя и матерясь, поднимается с колен Россия.
- Не тот мир сейчас, - грустно бросает Серёжа, - Куда всё катится? Я бы всё отдал, чтобы жизнь изменить, понимаешь? Но щас всё продажное. Нет ничего настоящего.
- А что значит «настоящее»? - спрашиваю
- То, что ни за какие бабки не достанешь
- Молодость что ли?
- Да какая молодость?! - в негодовании Серёжа нечаянно включает обогрев пульта от плазменной панели, - Причём тут молодость? Время другое было! Идеалы! Эх, не понимаешь ты ни черта…
Лендровер довозит меня до дома и презрительно срыгивает моё непонимающее существо на обочину. Алюминиевыми огурцами уносится вдаль пленённый Цой. Я рассеянно улыбаюсь - пытаюсь ухватить за букет распускающуюся весну. Романтика, чё... Стараюсь понять, куда катится мир. Принюхиваюсь, ловлю ветер, хочу угадать направление. Да никуда он, вроде, не катится. Стоит себе на месте. Нет, люди всё-таки не по времени старому плачут, а по молодости своей ушедшей. Вот и брюзжат, вот и заводятся с пол-оборота. Ну да чёрт с ними.
Мимо проносится соседский мальчуган с какой-то красивой коробкой. Останавливается. Некоторое время мнётся на месте. Разворачивается, подбегает ко мне.
- Гляди, что у меня есть! - демонстрирует новенькую с иголочки игровую приставку «Sony Playstation 4». Очевидно, гордость в нём всё-таки возобладала над осторожностью
Презрительно усмехаюсь:
- Сони? Не смеши. Это же для детей
- А не для детей что? - искренне недоумевает
- Денди, Сега, хардкор! - делаю метальскую «козу», подмигиваю
- А что такое «Денди»?
- О господи, - теперь я теряюсь, - Ну, как тебе объяснить… блин… короче, не понимаешь ты, малой, ни черта. Иди-ка лучше домой.
В следующий момент под моими ногами что-то тяжело скрипнуло, затем дрогнуло. Горизонт на мгновение исказился и стал как будто ближе. Через силу, сам того не желая… с трудом сдерживая смех... одними только губами… шёпотом… почти мысленно… про себя:
- И всё-таки он катится
Ещё один подземный толчок. С непривычки теряю равновесие и приземляюсь на соседский газон. Наблюдаю, как сверкая пятками и новенькой приставкой, от меня уносится чужое детство. Больше не сдерживаюсь - хохочу во весь голос
Дмитрий Войтик ©
Ну и титры, чё... )
http://www.youtube.com/watch?v=R_A9HmMWMNo
https://www.facebook.com/dvoytik