Моему другу Нэйджелу
с искренней благодарностью
за наши разговоры за чашкой чая
*(английское имя Nagel легко превращается в aNgel)
Гавриил, со слегка искривлённым после вчерашнего нимбом, рассеянно подёргал себя за мочку уха и со вздохом спросил:
- Ты сам-то понимаешь, чего просишь?
Подчинённый, не сводивший с него умоляющего взгляда, на мгновение опустил глаза. Колеблется?
- Да, Ваше Сияние, я прочитал правила, понимаю все последствия и полностью принимаю на себя ответственность за это решение.
Эх, молодо-зелено! Страсти и глупости. А, может, любовь? Может, она и впрямь существует?
Гавриил снова вздохнул.
Старый ты осёл! Пусть мальчишка сам себе шишки набьёт. Позволь ему взлететь, даже если он упадёт.
- Ну ладно, тогда держи! - Гавриил протянул руку к громадной древней печати (3500 г. до н. э., сделано в Египте - это вам не современные хлипкие гаджеты!) и с громким стуком припечатал бумагу. - Только помни: ты сам об этом просил!
* * *
- Присаживайся, только не разбуди её, - произнёс он, не открывая глаз.
Призрачная фигура тихо рассмеялась в темноте.
- Она меня всё равно не увидит: ещё не время. Пока не время. А вот почему бы нам с тобой не пойти на кухню? Я бы с удовольствием посмотрел, как ты пьёшь чай.
Нэйджел осторожно сел в кровати и бросил взгляд на Элисон - долгий и любящий взгляд. Убедился, что она дышит ровно и спокойно, и осторожно встал, стараясь не потревожить спящую. Апрельская ночь выдалась прохладной, и он накинул халат. Закрыв дверь спальни, тихонько спустился вниз, на кухню.
Свет он включать не стал: полная луна парила в безоблачном небе, превращая мир в пугающее нагромождение пятен серебристого света и чернильно-чёрных теней. Широкий луч лунного света падал на кухонный стол, постепенно растворяясь в темноте комнаты.
Он включил чайник, и красный электрический глаз угрожающе загорелся в темноте.
- А ты не поторопился? - спросил Нэйджел, на ощупь доставая чай из шкафчика. - Я прекрасно себя чувствую. А вот Элисон меня беспокоит. В последнее время ей нездоровится.
Привидение молча наблюдало, как он сполоснул заварочный чайник, положил в него две чайных ложки чая и налил кипяток. Волна аромата заклубилась в воздухе - ах, добрый старый «Earl Grey»!
- Поразительно! Я-то думал, что теперь все пользуются чаем в пакетиках. Ведь это же проще и быстрее, верно? - спросил призрачный гость, так и не ответив на заданный хозяином вопрос.
- Конечно же, это проще и быстрее. Но разве у него вкус настоящего чая? Разумеется, нет. Во всяком случае, я так не думаю. Возможно, я старомоден. Я считаю, что всё хорошее требует времени, чтобы созреть, а спешка хороша при ловле блох. Но нынче я в меньшинстве. Нынче все хотят получить всё мгновенно: мгновенная лотерея, мгновенные сообщения, мгновенная любовь... А если нельзя получить что-то сразу, то зачем оно вообще нужно?
Нэйджел положил в пустую чашку две ложечки сахара и добавил немного молока. В ожидании, пока заварится чай, он медленно помешивал молоко в чашке. Сахар неохотно растворялся в холодной жидкости. Ложечка тихонько позвякивала о тонкий фарфор.
- Спасибо, что дал мне время насладиться чашечкой чая, - сказал Нэйджел и с ухмылкой добавил: - Жаль, что тебя не могу угостить.
Белая дымка слегка сгустилась над пустым барным стулом, приняв форму сидящей фигуры.
- Знаешь, мне просто интересно. Я никогда не мог понять, зачем ты это сделал. Зачем было отказываться от столь многого, чтобы получить такую малость?
Нэйджел не торопился с ответом. Он налил себе свежезаваренный чай и сделал глоток. Потом ещё один. И ещё один. Горячая жидкость стекала по горлу в желудок, и по всему телу расходилось тепло. Нэйджел наслаждался этими ощущениями, зная, что больше никогда не сможет их испытать.
- Ты никогда не поймёшь, - наконец сказал он. - Пока сам не попробуешь.
- Ты хочешь сказать, что ни о чём не жалеешь? Что оно на самом деле того стоило?
Нэйджел смотрел в окно, сжимая холодными пальцами горячую чашку.
Чернильная мгла и жидкое серебро. Ослепительный свет и слепые тени. Резкие контрасты. Мир резких контрастов, мир противоположностей, мир жизни и смерти. Мир смертных. Его мир.
Привычный восхитительный запах мечтательными клубами поднимался из чашки.
Разве можно объяснить запах свежезаваренного чая? Разве можно объяснить восторг солнечного зимнего утра после темной ненастной ночи? Разве можно объяснить экстаз любви, агонию потери близких и мириады прочих вещей, больших и маленьких, радостных и горестных?
Разве можно объяснить, что такое быть человеком?
- Стоило ли оно того? - он повернулся к своему призрачному собеседнику. - Да, стоило. Каждая капля пота, каждая слезинка, каждое усилие того стоили. Это просто жизнь, а в жизни каждое мгновение счастья стоит огромной боли. Одно не бывает без другого. Одно попросту невозможно без другого. Я не говорю, что мы должны платить страданием за счастье, но чем сильнее мы страдали, тем счастливее мы можем стать... Только это нельзя объяснить словами. Чтобы понять, что такое жизнь, нужно её прожить. Поэтому ты никогда не поймёшь.
- В самом деле? А может, ты просто защищаешься и хочешь убедить в своей правоте самого себя? Может, ты наконец осознал, что жизнь - это сплошное страдание и никакого счастья, а теперь, к тому же, она почти закончилась?
Нэйджел посмотрел на клубящийся над барным стулом туман, и его глаза странно блеснули. Он молча допил чай, поставил пустую чашку на стол и вновь её наполнил.
- Только пустую чашку можно наполнить. А полную необходимо опорожнить. Вот и всё. Всё очень просто.
Он неторопливо потягивал горячую ароматную жидкость. Его мысли явно блуждали в совсем другом месте, далеко от сонной кухни и призрачного собеседника. Нэйджел закрыл глаза, на его губах заиграла лёгкая улыбка.
- Когда я увидел её впервые, ей было всего пять лет, - наконец заговорил он. - Она бежала по лугу, светлые кудряшки развевались по ветру, резвые ножки топтали весеннюю травку, живые глазёнки сияли от смеха. Когда дети смеются, они смеются от души. А когда плачут, то плачут искренне. Они всё делают искренне, потому что ещё не научились быть мудрыми и осторожными. Разумеется, я повидал немало маленьких девочек и маленьких мальчиков. Я видел, как они росли, становились злыми, разочарованными, полными горечи, страха - и очень редко счастливыми. Я видел, как они умирают молодыми. Я видел, как они умирают старыми. И неважно, молодыми или старыми, но все они умирали, все эти маленькие девочки и маленькие мальчики, в конце концов они все умирали...
Он открыл глаза и посмотрел на белую дымку.
- Так что я знал, что когда-нибудь придёт конец. Но ведь это и есть жизнь: в жизни конец всегда становится новым началом. Всё всегда изменяется, и так тому и следует быть... Если ты пришёл за мной, то я готов.
Бесформенное облако смущённо заклубилось.
- Ты так спокойно это принимаешь. Даже не станешь просить об отсрочке?
Нэйджел хмыкнул.
- А что, у меня особые привилегии? Если время пришло, то оно пришло.
Его собеседник вздохнул.
- Твоё время пришло. Гавриил послал меня за тобой. Ты получил повышение.
Нэйджел оторопел.
- Какое повышение? Я думал, что подал в отставку!
- Подумай как следует. Если ангелы начнут подавать в отставку, то кто будет делать грязную работу и наводить чистоту? Официально, ты получил отпуск по собственному желанию. А теперь начальство хочет, чтобы ты вернулся.
- А как же Элисон?
- Понятия не имею. У шефа спроси. Ты ведь сам сказал, что в последнее время ей нездоровится?
- Да, но...
- Извини, у меня приказ. Ты должен пойти со мной - прямо сейчас.
С видом глубокого изумления, Нэйджел схватился за грудь и обмяк на стуле.
Два призрачных облачка растворились в темноте, рассечённой серебряными лучами луны.