Большое спасибо за перевод
afa_lina !
Моя встреча с генеральным прокурором
Вскоре после того, как мы вернулись из Сан-Диего, Меррили исполнилось шесть и мы устроили праздник для принцессы на ее день рождения. Это было первое празднование дня рождения в ее жизни.
Хотя отмечать дни рождения было практически табу в ФДПС, на протяжении этих лет я потихоньку делала моим детям маленькие подарки. Когда старшие - Артур, Бетти и ЛуЭнн - были маленькими, я исхитрялась незаметно приготовить им праздничный торт.
Но ни у одного моего ребенка никогда не было подлинной встречи дня рождения, когда они могли бы отпраздновать то, кем они являются. Культ становился все более экстремистским и все, что могло хотя бы намекнуть на то, что кто-то может почувствовать себя особенным в ее или его день рождения, было строго запрещено.
Даже комплименты были под запретом. Уоррен Джеффс учил, что принимать комплименты недопустимо. Человек должен был возражать в ответ на похвалу или говорить что-то вроде "это все благодаря моему духовному отцу".
У Ленни, жены Дэна, был день рождения в один день с Меррили, так что праздник был еще более шумным, ведь он был для двоих. Дом украсили воздушными шарами и плакатами. Здесь были столы, полные еды и груды подарков. Джоун отыскала платье принцессы среди костюмов, которые ее дети надевали на Хэллоуин. Меррили была в восторге. Это была невообразимая радость как для нее, так и для других моих детей.
Прежде чем зажглись свечи, мы все спели "С днем рожденья тебя!". На одной стороне белого торта с розовой глазурью были свечи для Ленни, на другой - для Меррили.
Моя дочь сияла и в изумлении открывала подарки. Мои дети никогда не были в магазине игрушек. Младшие были настолько лишены мирских вещей вроде кукол и мягких игрушек, что эти подарки были невероятны не просто по факту их присутствия, но и потому, что Меррили знала - все они специально для нее.
Для меня это был незабываемый момент. Моя дочь была счастлива. Каждый взрослый человек в этой комнате заботился о ней. У меня раньше никогда не было возможности испытать то, что для большинства семей считалось бы обычной радостью: празднование шестилетия с семьей и друзьями. Смех, пение и глупые шутки окутали меня потоком любви. Я наслаждалась тем, что моя самая дорогая девочка была сказочной принцессой. Я была открыта для счастья. Я могла делать для моих детей и вместе с ними все то, что мне никогда не разрешали сделать для них раньше.
Меррил был в ярости, когда услышал от Бетти о празднике Меррили. Он был недоволен, потому что не смог запретить мне брать детей в Сан-Диего. Это было потрясающе, я ощущала, как много во мне открытого пространства теперь, когда я не должна больше страшиться наказаний Меррила. Я была так приучена бояться, что не могла раньше даже понять, как много страха испытываю.
Впервые в моей жизни я могла оставить детей в кроватках на ночь и знать, что с ними все будет в порядке. Никто больше не мог растолкать их и заставить подняться для молитвы, а затем наказать. Я могла кормить их завтраком по утрам и не волноваться, что позже, стоит лишь отвернуться, кто-нибудь накажет их за еду.
Праздник в честь дня рождения Меррили открыл мне глаза на то, что меня учили не делать: веселиться вместе с моими детьми. Каждый раз, когда в семье Меррила я радовалась чему-либо вместе с детьми, меня за это критиковали или говорили, что это создает проблемы. Так продолжалось в течение 17 лет, что бы я не делала - брала детей в парк, пекла печенье или играла с ними возле дома. Меня приучили верить, что если я делаю для них что-то веселое, то потом за это придется расплачиваться, расплачиваться и расплачиваться. Шли годы и я перестала делать то, что могло вызвать неприятности.
Но теперь я была свободна. Я училась заниматься чем-то вместе с моими детьми - так я могла понять, как вырваться из того замкнутого круга страха, в котором была зацементирована моя душа.
Кто-то отдал нам купоны из МакДональдса, и, как бы обычно это не звучало, для меня это был вызов. Я знала, что имею право пойти туда - никто не мог наказать меня за это - но мне все еще было страшно. Я продолжала уговаривать себя: "Кэролайн, все в порядке, все в порядке, ты можешь это сделать".
И мы сделали это. Мы пошли в МакДональдс. Но когда я вернулась домой, у меня случился нервный срыв. Моя реакция потрясла меня. Я уложила детей спать и залезла под горячий душ, чтобы успокоиться. Мое тело, мои рефлексы, мои инстинкты - все было запрограммировано бояться. Одна ночь не могла излечить весь ущерб, причиненный психике за долгие годы. Надо было выдержать, это был единственный - я знала - путь, но он был изнурительным и напряженным. Все, что я могла сделать - повернуться лицом к страхам и продолжать идти вперед.
Но страх все еще окружал меня. Моя семья должна была заплатить за мою свободу. Моя сестра Линда чуть было не поплатилась своей жизнью. Кто-то в общине, должно быть, узнал, что я посетила ее дом ночью перед побегом и предположил, что она каким-то образом была причастна.
Несколько недель спустя после моего побега она с семьей поехала в грузовике в отдаленное место на пешеходную экскурсию. В пути машина потеряла управление. Это было странно, потому что скорость была низкой и дорога - пустой. К счастью, Линда смогла свернуть с дороги и никто из ее пяти детей не пострадал. Когда приехал механик, то сказал, что кто-то повредил рулевое колесо.
Я должна была противостоять Меррилу снова в июне, на заседании суда. На этот раз его адковат подготовился лучше и сумел обернуть дело против меня, причем с помощью юриста, который, как я думала, должен защищать нас.
Вопрос был в опеке над детьми. Адвокат Меррила представил его как хорошего и надежного типичного американского парня, как отца-который-знает-лучше. Да, у него много детей, но он заботится обо всех.
Наши адвокаты попросили судью разрешить им провести встречу, где они могли бы выработать соглашение. Судья выделил им ограниченное время, а все мы просто сидели и ждали.
Когда мой адвокат, Дуг Уайт, вернулся, он сообщил, что они достигли соглашения. Я получала временную опеку, но у Меррила было неограниченное право на визиты. Защитное предписание оставалось в силе. Меррил согласился оплачивать психологические консультации для своих дочерей - против чего раньше протестовал, - но только в случае, если терапевт будет нейтрален по отношению к полигамии. Другими словами, терапевт должен был защищать полигамию, и на сессиях не должно было упоминаться о тех чувствах, которые она вызывала у детей.
Я чувствовала себя преданной. Мой адвокат сменил сторону и выдал Меррилу практически все, что тот потребовал. Я сказала Дугу, что не нуждаюсь в такой защите, какую получила для своих детей. Он ответил, что у меня нет никаких оснований, которые доказали бы, что Меррилу нельзя видеть своих детей без присмотра.
- Я был в таких битвах и прежде, - сказал он. - Мужчины очень стараются получить право на посещения, но, как только они его получают, оно становится им уже не нужно и они никогда не посещают своих детей. Это не то, за что стоит сражаться, потому что это действительно не проблема.
Но это было для меня проблемой - я чувствовала, что меня продали за 30 сребреников. В то время я не догадывалась, что имею право отклонить сделку, которую заключил адвокат. В течение долгого времени я жила, не имея никаких прав и теперь не понимала, в чем они заключаются.
Адвокаты представили соглашение судье. Она спросила, согласна ли я с ним. Я была в таком шоке, что стояла перед ней онемевшая и потрясенная. Я не представляла, что имею право заговорить с судьей, так что просто ответила, что согласна.
Только потом я узнала, что судья смягчила мои обвинения в жестоком обращении против Меррила, так как в суде я согласилась разрешить ему посещать детей без присутствия наблюдателя. Это выставило меня плохой матерью - или вруньей. Доверие ко мне было утеряно. Юридически теперь я могла потерять своих детей.
По делу был назначен опекун, но это работало против меня, так как мои дети повторяли, что хотят вернуться к Меррилу. Они верили, что если встанут на мою сторону, то на них обрушатся ужасные последствия. Они знали, что в общине ФСДП вся власть принадлежала их отцу, и в их глазах я выглядела бессильной.
Когда я жила с Меррилом, то мне не разрешали любить и воспитывать их так, как это делают обычные родители. Они, конечно, знали, что я их мать - но у них были и другие матери.
Через несколько дней после встречи с опекуном, Меррил приступил к хитростям. Две из его старших дочерей, Эстер и Мерилин, сумели проникнуть на территорию, принадлежащую Дэну Фишеру и нашли Бетти и ЛуЭнн. Они увели их с собой на прогулку вниз по дороге и показали девочкам, как наносить самим себе синяки на руках. Двумя днями позже, когда они встретили опекуна, девочки сказали, что синяки появились, когда я била их. Опекун знал, что это было ложью. Я узнала об этом, когда Патрик и Эндрю показали мне, как Бетти научила их наносить синяки самим себе. Она сказала, что этому ее научила Эстер по приказу Меррила. Он хотел, чтобы все дети причинили себе повреждения и затем сказали опекуну, что это я их бью.
Пролетали недели, и я сходила с ума от того, что происходило с делом об опеке. Я знала, что Меррил может позволить себе тратить неограниченные суммы денег, чтобы разрушить доверие ко мне на слушаниях и убедить судью, что я негодная мать - только так он мог получить единоличную опеку над детьми в штате Юта.
Дэн Фишер был расстроен тем, что мое дело шло так плохо. Он понимал, что если я не получу первоклассного адвоката, то потеряю опеку над моими детьми. Мы рассматривали возможность обратиться в одну из главных семейных юридических компаний в городе. Адвокат, с которым мы говорили, высказался прямо: компания не хотела связываться с культом.
- Эти ребята из культа могут вышвырнуть миллион долларов на дело, прежде чем отступятся, - пояснил адвокат. - Кэролайн для них как дыра в плотине, и нет никакой возможности, что когда-нибудь они позволят ей оставить детей себе.
Дэн сказал, что оплатит мои счета за юридические услуги. Но тут мы получили большую передышку. Марк Шартлеф, генеральный прокурор штата Юта, согласился встретиться со мной. До этого я регулярно встречалась со следователем из офиса Шартлеффа по поводу экстремизма и жестокого обращения, которые постоянно происходили в ФДСП. Но и Дэн и я чувствовали, что необходимо более активное участие генерального прокурора. Теперь у нас появился шанс.
Со мной пошли Дэн и его брат Шем. Я подготовила список на двух страницах, в котором перечислялись случаи жестокого обращения, происходящие в ФДСП по воле Уоррена Джеффса. Я мысленно сосредоточилась и взяла себя в руки. Мне не хотелось, чтобы Марк Шартлефф принял меня за безумную женщину, которая схватила детей и умчалась в ночную тьму. Во время нашего рукопожатия я посмотрела ему прямо в глаза и спросила, сколько у меня есть времени. -
- Тридцать минут, - ответил он.
Мы сели вокруг стола в конференц-зале. Дэн сказал, что все мы собрались здесь в связи с нарушениями прав человека, имевшими место в общине ФДСП. Он добавил, что чувствует необходимость вмешательства офиса генерального прокурора.
Я начала с того, что раздала каждому присутствующему за столом копию моего двухстраничного списка со случаями жестокого обращения. Там было рассказано о многочисленных случаях бракосочетаний с несовершеннолетними девочками, свидетелем которых я была и какое эмоциональное опустошение это вызывало. Я говорила, как женщин забирали от их мужей и отдавали другим мужчинам.
Я рассказывала, что маленьких мальчиков учили шпионить в домах участников ФДСП и затем доносить Уоррену. Я объяснила, как Уоррен запугивал детей, у которых были домашние животные, как он угрожал мучить их любимцев до смерти прямо у них на глазах. Я поведала им о том дне, когда все собаки были уничтожены и Уоррен объявил, что общество, в котором гуманно обращаются с животными, является развратным и отвернувшимся от Бога.
Было пугающе перечислять то, что в моей жизни давно уже стало обыденностью. Я говорила о мальчиках-подростках, которых вышвыривали из культа, выбрасывали на обочинах дорог и приказывали никогда не возвращаться. В полигамной культуре мальчики являются расходным материалом, сказала я генеральному прокурору. Иногда их выгоняли по выдуманным обвинениям - таким, как просмотр кино, слушание музыки или поцелуи с девушкой. Чаще всего им просто говорили, что на следующее утро они должны будут уйти. (В Фонде Дэна Фишера, который работает с этими мальчиками, есть четыреста имен тех, кто был таким образом изгнан).
Генеральный прокурор был весь внимание. Он задавал мне вопрос за вопросом, выясняя все больше деталей и подробностей. Мы оставались у него гораздо дольше 30 минут; он несколько раз просил своего помощника отменить его следующие встречи.
Я объяснила, что в течение 17 лет была замужем за одним из самых влиятельных мужчин в общине ФДСП. Я знала Уоррена Джеффса и знала его характер. Он был последовательным, предсказуемым и, на мой взгляд, очень опасным.
Наша встреча закончилась через два с половиной часа, и отстраненное профессиональное поведение Марка сменилось явным негодованием. Он встал и обратился ко всем, сидевшим за столом:
- Ситуация действительно очень серьезная и она может закончиться массовым суицидом. Мы должны немедленно оказать всю посильную помощь, которую только сможем предоставить. Нам необходимо сотрудничество штата Аризона и помощь федеральных органов.
Встреча заканчивалась, а мы даже не упомянули о моем деле об опеке. Дэн настаивал, что мы обязаны сосредоточиться именно на нем. Я была первой женщиной, которая подала в суд на ФДСП, отстаивая право опеки над своими детьми. В большинстве случаев, если женщина покидала общину, она сознавала, что может и не получить всех своих детей. Неизбежная потеря нескольких детей была ценой, которую женщина должна была быть готова заплатить за свою свободу.
Дэн сказал Шартлеффу, что Меррил нанял одного из самых высокооплачиваемых адвокатов для битвы со мной. Дэн и я знали, что если Меррил выиграет дело против меня,то больше ни одна женщина даже не станет пытаться. Представитель службы Защиты детей, присутствовавший на встрече, был полностью с этим согласен.
Шартлефф в неверии покачал головой. Затем он сказал, что мое дело привлечет много внимания и он найдет адвоката, умного достаточно, чтобы защитить моих детей. Он был верен своему слову и действовал быстро. Несколько дней спустя он помог нам встретиться с бывшей судьей, Лизой Джонс, которая занималась делами об опеке в течение многих лет и знала семейное право со всех сторон. Она работала в крупной юридической фирме и согласилась взять работать по моему делу без оплаты.
Марк Шартлефф был мормоном, но не имел никаких связей с фундаментализмом. Позже он рассказал мне, что в течение многих лет к нему в офис приходили люди с жалобами на полигамию. Но власти штата официально предупредили его, что если он будет против полигамистов, то его карьера будет закончена. Его действия были бы расценены как преследование религии, несмотря на то, что полигамия является преступлением.
Также Марк сказал, что после нашей встречи не мог уснуть всю ночь, понимая, что назад уже не повернуть. Он знал, что ему придется вступить в битву с полигамией. Теперь, когда мы проводим вместе выступления, он говорит: "После того, как я побеседовал с Кэролайн, я понял, что был выбран выполнять свою работу и я не мог больше игнорировать свои обязанности, даже если это означало крах моей карьеры".
Его вмешательство было поворотной точке в деле об опеке. Марк привлек к сотрудничеству генерального прокурора Аризоны. Я встречалась со следователем его офиса.
Я увидела Лизу Джонс через несколько недель. Она была маленькой женщиной с большим напором. Ее рыжие короткие волосы делали ее похожей на фейерверк. Но правда в том, что гораздо больше она напоминала самонаводящуюся ракету, которая следует прямо к цели и крайне редко промахивается. Несмотря на ее твердость, с ней было легко сотрудничать, она стала мне опорой.
Во время нашей первой встречи Лиза сказала, что не верит в совпадения. Она как раз планировала заняться писательством и обратилась к своей фирме с просьбой уменьшить ее нагрузку. Ей только что удалось освободить свой график, когда Марк Шартлефф позвонил и рассказал обо мне. После разговора с ним Лиза поняла, что освободила себя не для того, чтобы писать, а для того, чтобы взять мое дело.
Адвокат Меррила, Род Паркер, понял, что теперь, когда к делу привлекли Лизу Джонс, ему придется играть жестко. Она не была легким противником. Когда Лиза позвонила Паркеру и сообщила об очередном случае жестокого обращения со стороны Меррила, Паркер сказал Меррилу прекратить такое поведение - он не мог больше его вытаскивать. Паркер знал, что с компетентной юридической поддержкой я выиграю дело. Меррил и его приспешники стали отступать.
Было ощущение, что события оборачиваются в мою пользу.
На фото: день рождения Меррили