Мукомолы Урала. Часть 4
Молчит скотина, нет больше скотины - это первое, что пришло в голову, когда прочитал материалы: потрескивает мороз, трещит крестьянское хозяйство, примолкли голодные дети, лишь еле слышна глухая молитва, а языка не разберешь... поди разбери имя Всевышнего, сил нет его выговорить... У кого есть силы, покидают деревни... Странное дело, буду рассказывать о хлебе, а думать о рыбе, в районах, которые постигнет неурожай и голод, много прекрасных озер, которые богаты рыбой... А вот как распоряжались этими богатствами башкиры - это уже другой вопрос. На улице собачий холод. Одним словом, я вновь погружаюсь в это печальное чтение... Учитель и мулла... Кручусь вокруг темы, а взяться не получается, скупы сведения... Я бы с удовольствием поместил письмо муллы с просьбой о помощи, но таковых не находил, это вовсе не значит, что муллы совершенно не знали русского языка, но... это не значит, что они знали... а факты того, как они противились тому, чтобы башкирские дети изучали в школах русский язык, у меня есть.
"По случаю неурожая хлебов и трав в окружающей д.Бердениш местности и наступающего тяжелого положения крестьян, ибо пуд муки доходит теперь чуть не 2-х руб. и овса чуть не 1 р. 50 коп., население в крайнем трудном состоянии, положительно ничего не могло получить от посевов. Выжатый и скошенный хлеб раннего посева перерос в суслонах (Несколько снопов, поставленных в поле для просушки стоймя, колосьями вверх, и покрытых сверху снопом же - Р.Б.), испортился и сгнил, потому что были очень продолжительные дожди; а те хлеба, которые посеяны поздно, не дозрели, их морозом прихватило, скосили и сейчас все ещё косят на корм.
Одним словом от посевов как яровых, так и озимых никакого результата не получилось, что известно Екатеринбургской Уездной Земской Управе по полученным ею от разных корреспондентов сельско-хозяйственных сведений за все лето, а запасного хлеба у башкир и вообще у населения края нет. - Далее сообщаю, что пожаром, бывшим 6 июня текущего года в д.Бердениш, сгорело до 38 домохозяев до тла, что причинило громадный убыток населению, родители многих учеников остались без крова и пищи, да при этом и год неурожайный. - Все это побудило меня донести Вашему Высокоблагородию и покорнейше просить открыть при училище для учащихся столовую на 30 и более едаков, давая им ежедневно готовый обед, т.е. раз в сутки накормить после классных занятий всех учеников в течение всего 1911/12 учебного года горячей пищей, для чего необходимо выхлопотать средства перед Земской Управой, перед попечителем училищ З.Х.Агафуровым и перед другими благотворителями на устройство дешевой столовой при училище на 30 или 35 учеников самых крайне нуждающихся из деревни Бердениша".
Учитель Ибрагимов. 20 сентября 1911 г.
Письмо адресовано инспектору народных училищ Екатеринбургского уезда.
Инспектор Крылов 26 сентября препровождает письмо в Управу и от себя ходатайствует удовлетворить просьбу.
С подобной же просьбой 17 сентября обращается и директор Урукульского училища, и в этой деревне пожар усугубляет положение населения, пострадавшего от неурожая.
В Екатеринбурге при Комитете Общества Красного Креста создается Комитет Попечительства, призванный принять меры к ликвидации последствий стихийных бедствий и предотвратить возможный голод. В состав Комитета входит и Зайнетдин Агафуров, будучи уже членом Общества Красного Креста.
23 октября 1911 года состоится первое общее собрание членов Комитета, на котором с обращением выступит А.М.Симанов:
"Попечительство не только желательно, но и необходимо. Та продовольственная помощь, которая оказывается крестьянскими учреждениями, носит узкий характер - исключительно ссуд. Благотворительности там нет. Если допускаются исключения, то в самом ограниченном размере и при самой лишь острой нужде. Инициатива местным Комитетом Красного Креста уже проявлена. Общественным элементом города следует дружно придти на помощь инициаторам. Попечительство, совместно с Земством, займется широкой благотворительностью голодающему населению Нужда велика и настоятельна. Она во всяком случае, не менее, чем была в 1891 и 1892 годах. По данным Земства запасов у населения в некоторых местах уезда совсем нет. Положение безусловно тяжелое. Благотворительная помощь необходима".
К 15 декабря 1911 года Комитетом на текущий счет Екатеринбургской Земской Управы в Волжско-Камский Коммерческий Банк внесено 2766 рублей, деньги предназначены для выдачи Волостным продовольственным Комитетам.
Документы: ГАСО, ф.18, оп.1, д.461. Состояние продовольственных комитетов 1901-1911.
В октябре-декабре (21 октября "Смерть от голода" (голод в башкирских деревнях), 3 "Голод", 8 "Голод", 29 "Вести о голоде в Казанской губернии") ноября, 28 "Помощь голодающим", 31 "Голодающие дворяне" (Белебеевский уезд Уфимской губернии) декабря) 1911 года в газете "Уральская жизнь" заметки о голоде, на которые я в своё время обратил внимание, не предполагая, что займусь однажды этой темой.
28 декабря 1911 г. ("Уральская жизнь") Помощь голодающим. На средства братьев Агафуровых открыты столовые в деревне Сары (Сарино) Екатеринбургского уезда, до открытия столовых они помогают отдельным лицам (не совсем понятно, вероятно, тем, кто был делегирован из голодающих деревень в город, выдавая мясо и хлеб. В XIX одна из крупнейших башкирских деревень на юго-западе Екатеринбургского уезда, располагалась на старом тракте Екатеринбург-Челябинск, в деревне находилась почтовая станция, которой, к примеру, в Караболке не было. С 1904 года в деревне работает русско-башкирская школа.
Симанов Александр Максимович - "Должность управляющего мельницей занял Александр Максимович Симанов, приходившийся Илье Ивановичу двоюродным братом. Александр Симанов был удачной кандидатурой на место управляющего предприятием, которое было насыщено современной техникой, поскольку он некоторое время учился в высшем императорском техническом училище. Несмотря на то, что A.M.Симанов полного курса не окончил, он проявил себя грамотным специалистом, хорошо разбиравшимся в технических новинках и мукомольной технологии. Под стать ему был и крупчаточный мастер Ефрем Дмитриевич Банкович, а также приказчики по закупке сырья И.Н.Ушаков и С.И.Фукин и другие служащие". Уездный город Екатеринбург. 1863-1917 / Микитюк В. П. Давнишний общественный работник (городской голова Илья Иванович Симанов). убликуется по книге Очерки истории Урала. Вып.4. Город Екатеринбург (Н. С. Корепанов. В раннем Екатеринбурге; В. П. Микитюк. Давнишний общественный работник) - Екатеринбург: Банк культурной информации, 1997.
- "В России все города одинаковы. Екатеринбург такой же точно, как Пермь или Тула. Похож и на Сумы, и на Гадяч. Колокола звонят великолепно, бархатно. Остановился я в Американской гостинице (очень недурной) и тотчас же уведомил о своем приезде А. М. Симонова, написав ему, что два дня я-де намерен безвыходно сидеть у себя в номере и принимать Гуниади, которое принимаю и, скажу не без гордости, с большим успехом.
Здешние люди внушают приезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, широкоплечие, с маленькими глазами, с громадными кулачищами. Родятся они на местных чугунолитейных заводах, и при рождении их присутствует не акушер, а механик. Входит в номер с самоваром или с графином и, того гляди, убьет. Я сторонюсь. Сегодня утром входит один такой - скуластый, лобастый, угрюмый, ростом под потолок, в плечах сажень, да еще к тому же в шубе.
Ну, думаю, этот непременно убьет. - Оказалось, что это А. М. Симонов. Разговорились. Он служит членом в земской управе, директорствует на мельнице своего кузена, освещаемой электричеством, редактирует «Екатеринб<ургскую> неделю», цензуруемую полициймейстером бароном Таубе, женат, имеет двух детей, богатеет, толстеет, стареет и живет «основательно». Говорит, что скучать некогда. Советовал мне побывать в музее, на заводах, на приисках; я поблагодарил за совет. Пригласил он меня на завтра к вечеру чай пить; я пригласил его к себе обедать. Меня обедать он не пригласил и вообще не настаивал, чтобы я у него побывал. Из этого мамаша может заключить, что сердце родственников не смягчилось и что оба мы - и Симонов и я друг другу не нужны. Прасковью Параменовну, Настасью Тихоновну, Собакия Семеныча и Матвея Сортирыча видеть я не буду, хотя тетка и просила передать им, что она уж раз десять им писала и ответа не получала. Родственнички - это племя, к которому я равнодушен так же, как к Фросе Артеменко..." - Чехов А. П. Письмо Чеховым, 29 апреля 1890 г. Екатеринбург (Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - М.: Наука, 1974-1983. Т. 4. Письма, январь 1890 - февраль 1892. - М.: Наука, 1975. - С. 70-73.)
А у нас появился повод познакомиться со вздором светоча уральской драматургии, пытающимся затмить учителя-светилу той самой Коляду, - Василием Сигаревым - "Чехов. Путешествие из футляра за садовое кольцо".
Самара. Голод 1911-1912 г.Не деться никуда от Самары. Беда. Совершенно потрясающий материал. А вот в приложении расскажу и о нашем уезде. Вы поймете, почему для меня так это важно. Кто мог отписать, кто мог донести отчаянье? У татар и башкир только мулла или учитель, но насколько противоречиво складывались отношения между ними, я расскажу позже. Удивительно, что Липеровский ни разу не вспомнит о попах, хотя именно на православном сайте будут опубликованы его воспоминания.
1. Цель.
"Целью нашего приезда в эту волость было, как я уже указал, открыть школьные столовые, но для нас сразу стало ясно, что ограничиваться только одними школьными столовыми нечего было и думать. Необходима была самая широкая и скорая помощь. Собранный нами сход носил чрезвычайно бурный характер. Мы не могли обещать крестьянам открыть столовые для взрослых, так как не имели на это денег, а крестьяне не хотели верить нашим словам. Вечером мужики намеревались разбить общественный амбар: «казенный», как они его называли, и Ек. И. Орловой стоило больших трудов уговорить их не делать этого".
2. Формальности.
В Самаре нам пришлось задержаться на несколько дней, чтобы получить у губернатора разрешение проникнуть в деревню кормить голодных крестьян. Мы находились в очень затруднительном положении, так как частные отряды были правительством воспрещены, а вступить в «Красный Крест», как нам было предложено губернатором, мы не могли, так как многие из тех лиц, которые через нас жертвовали средства, делали оговорку: «только не в «Красный Крест» (почему??? - Р.Б.). В конце концов мы нашли удобный выход. При бузулукской земской управы быль учрежден «комитет по оказанию помощи населению, пострадавшему от неурожая». В этот комитет земство открыло доступ и частным лицам. Мы вступили в члены этого комитета и таким образом получили возможность ехать в деревню. Отношение наше к земскому комитету выражалось в том, что мы должны были все пожертвования проводить через земскую кассу и по окончании нашей деятельности представить земству все денежные отчеты".
3. Голодный быт и бытовые болезни.
"26-го декабря, сделав 80-верстный путь на лошадях, по первому снегу, мы приехали в большое село Ефимовку, где, как мы слыхали еще в Москве, положение крестьян было очень тяжелое. Очень скоро мы убедились, что приехали в самый острый момент развития голодовки. В селе была эпидемия брюшного тифа, и мне, как медику, с первого же дня пришлось обходить избы, чтобы составить себе представление о характере и силе эпидемии. Самые ужасные и вопиющие картины открывались предо мною. Я зарегистрировал в тот день около 30 случаев брюшного тифа и бесчисленное множество других заболеваний: гастритов, стоматитов, общего ослабления, куриной слепоты и два - три случая цинги. У меня, как мало опытного медика, голова шла кругом от такого обилия болезней, темь более, что все больные обращались ко мне за советом, просили или требовали лечить их и дать им хлеба. Стоило мне войти в какую-либо избу, как меня тотчас же плотным кольцом окружали больные. Большинство крестьянских жилищ представляли из себя глиняные мазанки с земляным полом и глиняным потолком и имели чрезвычайно жалкий вид. Сплошь и рядом мне приходилось входить в мазанки, где с первого момента решительно ничего нельзя было разобрать. Темно, смрад, из маленького окошечка, затыканного тряпьем, едва брезжить свет, под ногами что-то липкое и сырое. Когда привыкнешь к полумраку, то видишь печь, огромную кровать с грудой тряпья, около кровати - корова, ягнята; на печи дети, кто в чем: кто без штанов, кто в одной кофтенке. Под грудой лохмотьев кто-то ворочается - это хозяин дома: у него тиф. Во многих мазанках по нескольку дней не топили печь, потому что не было «кизяков». Во многих избах меня окружали и, понуря голову, жаловались, что у них «мочи больше нет» и что они уже 2 - 3 дня ничего не ели. В печи я сплошь и рядом находил только один чугун с тепловатой, соленой водицей, в которой плавали какие-то крохи, не то картофеля, не то хлеба. У иных крестьян быль ржаной хлеб, но только он один; никакой горячей пищи, щей, похлебки и в помине не было.
Другие избы на вид производили очень хорошее впечатление: построенные из крупного леса, большие, просторные; но когда я знакомился с их хозяевами, оказывалось, что у владельца этого жилища пали 3 лошади, 2 коровы; весь хлеб, который у него остался от прошлого года, он съел и превратился из «жителя», как там говорят, т.е. из достаточного крестьянина в нищего". (...)
"Иной раз для нас ясно было, что данному человеку необходимо помочь как можно скорее, что он «дошел», но чем помочь? И тут сотрудницы нашего отряда беспомощно рыскали по углам избы, не зная, чем бы накормить голодного и одеть его. А из соседних сель, хуторов и волостей к нам шел и шел народ: татары, чуваши, хохлы, башкиры, русские, с теми же просьбами, мольбами, иногда и требованьями, и угрозами. Подчас приходилось в резкой и категорической форме говорить с бедняками. Самими тяжело было садиться за еду в эти дни. Общая тяжелая картина крестьянской жизни усиливалась прямо-таки ужасающими падежом скота. Ежедневно в селе падали десятки голов".
(...) "Кроме тех болезней, которые были вызваны острым моментом голода: тифа, цинги, стоматитов, куриной слепоты, гастритов, я, ежедневно в течении шести месяцев соприкасаясь с жизнью деревни, мог констатировать целый ряд других, хронических заболеваний. Подводя итоги своей медицинской деятельности по амбулаторному журналу, я убедился, что 40% деревенских жителей Покрово-Тананыковской волости, заражены сифилисом; 75% всех женщин, страдают гинекологическими заболеваниями, имеется достаточный процент костного туберкулеза, особенно cреди татар и, наконец, всюду - колоссальная детская смертность. Чтобы выяснить точную картину детской смертности, я записывал в амбулаторном журнале, сколько родилось детей у каждой приходящей ко мне женщины и сколько умерло их до восьмилетнего возраста. Эта запись показала мне, что умирают 85% всех детей. Здесь я не имею возможности входить в детальное обсуждение всех причин, которыми обуславливается такое состояние деревни. Но главной причиной является несомненно тот факт, что на 40000 населения медицинского участка приходится только один врач; ежедневный колоссальный амбулаторный прием отнимает у врача все силы и время, и о культурном влиянии медицины на гигиену деревни, конечно, не приходится и помышлять. Так, например, целая Покровско-Тананыковская волость заражена сифилисом, а население не имеет даже самых элементарнейших понятий о течении и симптомах этой болезни, не знает простейших способов уберечься от заразы: дети едят из одной чашки с сифилитиками-взрослыми, всякая болезнь у них - "простуда" или "головной тиф". Деятельность знахарей-лавочников, "знающих бабок", которые у "дохтура в городу в стряпках жили", - вся, так называемая, народная медицина в худшем смысле этого слова процветает в деревне.
Можно было бы привести целый ряд примеров обычной крестьянской терапии. Так, мне пришлось познакомиться с новой болезнью "чемиром", которая излечивалась вырыванием волос из головы. Один крестьянин привел ко мне свою жену и просил полечить ее, так как его лечение (выдергивание волос) уже не помогало. Эта болезнь, оказалось, по-видимому, простой невралгией, и я должен был заменить специфическое крестьянское лечение антипирином. Самыми ходовыми лекарствами являются там "кал", "суляма" и "купорос". Зубные болезни лечатся всегда купоросом, а вся "простуда" выгоняется баснословными поглощениями иодистого калия и сулемы. Сплошь и рядом ко мне являлись крестьяне, больные склерозом сердца и сосудов, и выяснялось, что в течении целого ряда лет они пили сулему. Попытки мои применить ртутное противо-сифилитическое лечение и разрушить веру крестьян во всеисцеляющую силу иодистого калия были встречены сначала враждебно, и один конфликт был вынесен даже на сходку. Однако, настойчивое применение ртутных втираний и часто прекраснейшие результаты их побеждали деревенскую косность.
Убийственный факт 85% детской смертности в деревне чрезвычайно поразил меня, и я стремился понять причины этого явления. Некоторые из них были вполне очевидны: сифилитическая и алкогольная наследственность, неумение кормить грудных детей и в силу этого постоянные гастриты их, беспризорность детей в рабочее время и гибель их в колодцах, прудах и частое отравление беленой - все это явления, которые мне постоянно приходилось самому наблюдать".
4. "Крепкий" мужик-единоверец, "хозяин" Рябушинского (а ведь занимались Рябушинские благотворительностью, и книжка эта издана ими), а сволочью не назовешь, свой интерес имеет.
"Когда мы ехали на голод, то много думали о том, как и откуда будем получать хлеб и друге продукты. В действительности же оказалось, что почти всюду, где нам пришлось кормить, можно было или в этом же селе или по соседству найти богатых мужиков, у которых хлеба сколько угодно. В Ефимовке нашлись такие богатые мужики, и у них мы в первый же день купили 1,000 пуд. пшеницы по 1 руб. 45 коп. за пуд. (Обычная цена на пшеницу в тех местах 60 - 70 коп.). Мясо тоже можно было достать на месте, зато пшено, картофель, лук, молоко, яйца и капусту сначала трудно было получать, а потом и совершенно невозможно".
5. Воры.
"В ноябре месяце были устроены казенные столовые, которыми заведовали земские начальники и в которых кормили, как выражались крестьяне, «всех без разбора». Эти столовые просуществовали только две недели и были все закрыты по приказу губернатора. В Ефимовской волости после закрытия столовых были обнаружены «роковые последствия», благодаря чему возникло даже судебное следствие, куда был привлечен волостной старшина, заведовавший казенными столовыми. Это следствие наделало много шуму в деревне".
(...) "Оказалось, что за две недели до нашего правда здесь функционировали земские столовые, которыми заведовал земский агроном. Эти столовые существовали всего несколько дней, и 1-ro февраля были закрыты, при чем в земскую управу заведующим была отослана бумага, в которой он пишет, что закрыл все столовые за невысылкой ему денег".
6. Ссуды как форма издевательства над крестьянином.
"После закрытия столовых была организована попудная возвратная ссуда зерном. Эта помощь состояла в том, что крестьяне получали ежемесячно по одному пуду зерна (пшеницы или ржи) на человека. Трудоспособные мужчины не имели права на эту помощь; ссуда выдавалась только женщинам, детям и старикам. Дети, моложе одного года, получали по 0,5 пуда. Эту ссуду крестьяне получали с обязательством возврата ее. Безвозвратно ссуда выдавалась только старикам и убогим.
Здесь следует указать на то, что во всех тех местах Бузулукского уезда, где нам пришлось работать, нет ни одного завода, ни фабрики, ни кустарной промышленности, ни даже извоза, и, таким образом, взрослые мужчины, «работники» не могли иметь никаких заработков зимою и оставлены были безо всякой помощи. Итак, в каждой крестьянской семье далеко не каждый член ее получал ссуду. Выдавалась ссуда не в селе, а в уездном городе, куда надо было ехать за 2 - 3 пудами несколько десятков верст*. Благодаря ужасающему падежу скота, громадное большинство крестьян не имели возможности самостоятельно привезти себе хлеб. Лошади или пали, или были настолько слабы, что не могли дойти и десятка верст. Приходилось нанимать подводы у богатых мужиков. Денег не было и платили несколькими фунтами с каждого пуда. Привезенное в село зерно нужно было смолоть и за это уплатить также фунта два из того же пуда. Когда мука, наконец, попадала в крестьянскую избу, каждый пуд весил фунтов на 6 - 7 меньше. Итак, во-первых, не все члены крестьянской семьи получали ежемесячную зерновую ссуду и, во- вторых, в силу указанных обстоятельств каждый получать меньше предполагаемого пуда. При самом хорошем расчете и при очень плохом аппетите вся семья могла пробавляться полученным хлебом ни коим образом не больше 20 дней. Остальные десять дней месяца вся семья была обречена на полное голодание. В эти 10 несчастных дней, которые в разных селах приходились на разные числа месяца, поднималось поголовное нищенство. Крестьяне села Ефимовки шли побираться в Васильевку и наоборот; шли из одной волости в другую в надежде, что там еще остался ссудный хлеб. В одну мелочную лавчонку в селе Покровке ежедневно заходили просить подаяния не менее 100 человек. Хозяин лавки быль в отчаянии: «Не подавать нельзя, потому народ дошел, а подавать всем - разорюсь», говорить он. В конце концов картина была такова. В течение двадцати дней месяца крестьяне кое-как питались, не умирали с голоду, хотя ели один только черный хлеб, и эта полная сухомятка не предотвращала болезней. (Мой амбулаторный журнал показывает за это время 75% гастритов и стоматитов). Остальные 10 дней месяца положение каждого крестьянского двора было прямо-таки отчаянное - есть было решительно нечего.
Отсюда совершенно ясно, какое значение могла иметь и имела частная помощь. Столовые давали горячую пищу и известный процента населения кормили беспрерывно. Семья в 10 человек, получавшая ежемесячно 6 пудов хлеба в виде ссуды и из наших столовых 4 порции, т.е. 4 бутылки горячего приварка и 6 фунтов печеного хлеба ежедневно, могла прилично существовать, не хворая от голода и сухоядения. Одни только наши столовые были бы недостаточной помощью, так как кормили не всех; одна казенная помощь была бы также безусловно недостаточна. Поэтому, когда земские начальники объявили, что намерены лишить ссуды всех, кто кормится в наших столовых («чтобы не давать двух подачек»), то мы протестовали против этой меры, как только могли, так как предвидели весь ужас, который из этого мог получиться. Земские начальники хотели лишить крестьян ссуды на основании какой-то определенной статьи, но, к счастью, никто в земстве не мог понять «истинного смысла» этой статьи, и все осталось по старому".
(...) "Но, хотя народ и привык к голодовкам, однако, «приспособиться» к ними он все же не в состоянии, и когда голод наступает в такой острой форме, как в минувший год, крестьянин, чтобы спастись от гибели, вынужден пользоваться посторонней помощью. Казенной ссуды, как я указывал, было недостаточно; к тому же, ссуда выдавалась с обязательством возврата, и крестьяне всегда относились к получению ее очень осторожно, зная, что они влезают в долги. Частная помощь была крайне необходима и выдавалась даром. Все это крестьянин хорошо понимать и учитывал, и потому к частной помощи относился с большой благодарностью. Бывали случаи, когда крестьяне, находясь в крайней нужде, охотно брали нашу помощь, но при этом замолчали, что «стыдно хлебопашцу самому протягивать руку за куском хлеба».
7. Русский писатель. Я буду возвращаться и возвращаться к этой теме, вспоминая и Толстого, и Чехова, и Короленко, и Мамина-Сибиряка...
"Было очень интересно узнать нашему отряду, что в тех самых деревнях, где мы работали, некогда кормил народ Лев Николаевич Толстой. Крестьяне помнят Толстого и случайное тождество его имени и отчества с именем одного из членов нашего отряда давало повод крестьянам к частым воспоминаниям о нем. Один из крестьян прислал даже письмо в Москву, в котором, между прочим, пишет:
«Выхожу раз на заваленку, а заваленка есть фунтамен ниска строеннаго дома, мужики собралися и говоря Лев Николаевич. Толстов, умирая, завещал не оставлять наше село Костино, самому Льву Николаевичу, потому он ездить верхом, как ездил Лев Николаевич Толстов, когда также кормил столовыми.. Я еще был маненький, - хорошо помню старика на сивой лошади верхом» и т. д.
Приятно сознавать, что в самой глуши деревни знают Толстого и с любовью вспоминают о нем..."
- Поездка "на голод". Записки члена отряда помощи голодающим Поволжья (1912 г.).
Сайт Милосердие.ru начинает публиковать материалы Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей (Москва, ул. Донская, 9. тел. 237-53-49).
Л. Н. Липеровский. Жизнь и работа в деревнях Бузулукского уезда Самарской губ. Настоящая статья не является полным отчетом о работе всего Бузулукского отряда Е. И. Орловой, а представляет собою лишь личные впечатления одного из его членов.
Публикуется по: Московское Общество Грамотности. Комиссия школьных столовых. Помощь голодающим в 1912-м году. Москва, Типография П.П. Рябушинского, 1913 г. Текст обработан в соответствии с нормами современного правописания. Сайт Милосердие.ru выражает искреннюю благодарность Администрации Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей за предоставленные материалы.
Поездка "на голод". Записки члена отряда помощи голодающим Поволжья (1912 г.)
Передам следующий эпизод. В селе Ивановке есть одна очень симпатичная, большая и дружная крестьянская семья, все дети этой семьи чрезвычайно красивы. Как-то я зашел к ними в глинушку; в люльке кричал ребенок и мать с такою силою раскачивала люльку, что та подбрасывалась до потолка; я рассказал матери, какой от такого качания может быть вред для ребенка. «Да пусть бы Господь прибрал хоть одного-то,- ничто не берет их, хоть бы с Шаболовки ветер подул», отвечала она, а Шаболовка - это очень грязное, грубое и зараженное сифилисом село, и все это мать призывает на своего ребенка! И все же это одна из хороших и добрых женщин в селе. Этот эпизод поразил меня до самой последней степени. Не удивительно невежество и неумение выращивать детей; неумеющих можно научить. Но что делать с преступным нежеланием выращивать детей здоровыми? Кто же виноват в таком вопиющем извращении материнского инстинкта, свойственного всем животным?
"По случаю неурожая хлебов и трав в окружающей д.Бердениш местности и наступающего тяжелого положения крестьян, ибо пуд муки доходит теперь чуть не 2-х руб. и овса чуть не 1 р. 50 коп., население в крайнем трудном состоянии, положительно ничего не могло получить от посевов. Выжатый и скошенный хлеб раннего посева перерос в суслонах (Несколько снопов, поставленных в поле для просушки стоймя, колосьями вверх, и покрытых сверху снопом же - Р.Б.), испортился и сгнил, потому что были очень продолжительные дожди; а те хлеба, которые посеяны поздно, не дозрели, их морозом прихватило, скосили и сейчас все ещё косят на корм.
Одним словом от посевов как яровых, так и озимых никакого результата не получилось, что известно Екатеринбургской Уездной Земской Управе по полученным ею от разных корреспондентов сельско-хозяйственных сведений за все лето, а запасного хлеба у башкир и вообще у населения края нет. - Далее сообщаю, что пожаром, бывшим 6 июня текущего года в д.Бердениш, сгорело до 38 домохозяев до тла, что причинило громадный убыток населению, родители многих учеников остались без крова и пищи, да при этом и год неурожайный. - Все это побудило меня донести Вашему Высокоблагородию и покорнейше просить открыть при училище для учащихся столовую на 30 и более едаков, давая им ежедневно готовый обед, т.е. раз в сутки накормить после классных занятий всех учеников в течение всего 1911/12 учебного года горячей пищей, для чего необходимо выхлопотать средства перед Земской Управой, перед попечителем училищ З.Х.Агафуровым и перед другими благотворителями на устройство дешевой столовой при училище на 30 или 35 учеников самых крайне нуждающихся из деревни Бердениша".
Учитель Ибрагимов. 20 сентября 1911 г.
Письмо адресовано инспектору народных училищ Екатеринбургского уезда.
Инспектор Крылов 26 сентября препровождает письмо в Управу и от себя ходатайствует удовлетворить просьбу.
С подобной же просьбой 17 сентября обращается и директор Урукульского училища, и в этой деревне пожар усугубляет положение населения, пострадавшего от неурожая.
В Екатеринбурге при Комитете Общества Красного Креста создается Комитет Попечительства, призванный принять меры к ликвидации последствий стихийных бедствий и предотвратить возможный голод. В состав Комитета входит и Зайнетдин Агафуров, будучи уже членом Общества Красного Креста.
23 октября 1911 года состоится первое общее собрание членов Комитета, на котором с обращением выступит А.М.Симанов:
"Попечительство не только желательно, но и необходимо. Та продовольственная помощь, которая оказывается крестьянскими учреждениями, носит узкий характер - исключительно ссуд. Благотворительности там нет. Если допускаются исключения, то в самом ограниченном размере и при самой лишь острой нужде. Инициатива местным Комитетом Красного Креста уже проявлена. Общественным элементом города следует дружно придти на помощь инициаторам. Попечительство, совместно с Земством, займется широкой благотворительностью голодающему населению Нужда велика и настоятельна. Она во всяком случае, не менее, чем была в 1891 и 1892 годах. По данным Земства запасов у населения в некоторых местах уезда совсем нет. Положение безусловно тяжелое. Благотворительная помощь необходима".
К 15 декабря 1911 года Комитетом на текущий счет Екатеринбургской Земской Управы в Волжско-Камский Коммерческий Банк внесено 2766 рублей, деньги предназначены для выдачи Волостным продовольственным Комитетам.
Документы: ГАСО, ф.18, оп.1, д.461. Состояние продовольственных комитетов 1901-1911.
В октябре-декабре (21 октября "Смерть от голода" (голод в башкирских деревнях), 3 "Голод", 8 "Голод", 29 "Вести о голоде в Казанской губернии") ноября, 28 "Помощь голодающим", 31 "Голодающие дворяне" (Белебеевский уезд Уфимской губернии) декабря) 1911 года в газете "Уральская жизнь" заметки о голоде, на которые я в своё время обратил внимание, не предполагая, что займусь однажды этой темой.
28 декабря 1911 г. ("Уральская жизнь") Помощь голодающим. На средства братьев Агафуровых открыты столовые в деревне Сары (Сарино) Екатеринбургского уезда, до открытия столовых они помогают отдельным лицам (не совсем понятно, вероятно, тем, кто был делегирован из голодающих деревень в город, выдавая мясо и хлеб. В XIX одна из крупнейших башкирских деревень на юго-западе Екатеринбургского уезда, располагалась на старом тракте Екатеринбург-Челябинск, в деревне находилась почтовая станция, которой, к примеру, в Караболке не было. С 1904 года в деревне работает русско-башкирская школа.
Симанов Александр Максимович - "Должность управляющего мельницей занял Александр Максимович Симанов, приходившийся Илье Ивановичу двоюродным братом. Александр Симанов был удачной кандидатурой на место управляющего предприятием, которое было насыщено современной техникой, поскольку он некоторое время учился в высшем императорском техническом училище. Несмотря на то, что A.M.Симанов полного курса не окончил, он проявил себя грамотным специалистом, хорошо разбиравшимся в технических новинках и мукомольной технологии. Под стать ему был и крупчаточный мастер Ефрем Дмитриевич Банкович, а также приказчики по закупке сырья И.Н.Ушаков и С.И.Фукин и другие служащие". Уездный город Екатеринбург. 1863-1917 / Микитюк В. П. Давнишний общественный работник (городской голова Илья Иванович Симанов). убликуется по книге Очерки истории Урала. Вып.4. Город Екатеринбург (Н. С. Корепанов. В раннем Екатеринбурге; В. П. Микитюк. Давнишний общественный работник) - Екатеринбург: Банк культурной информации, 1997.
- "В России все города одинаковы. Екатеринбург такой же точно, как Пермь или Тула. Похож и на Сумы, и на Гадяч. Колокола звонят великолепно, бархатно. Остановился я в Американской гостинице (очень недурной) и тотчас же уведомил о своем приезде А. М. Симонова, написав ему, что два дня я-де намерен безвыходно сидеть у себя в номере и принимать Гуниади, которое принимаю и, скажу не без гордости, с большим успехом.
Здешние люди внушают приезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, широкоплечие, с маленькими глазами, с громадными кулачищами. Родятся они на местных чугунолитейных заводах, и при рождении их присутствует не акушер, а механик. Входит в номер с самоваром или с графином и, того гляди, убьет. Я сторонюсь. Сегодня утром входит один такой - скуластый, лобастый, угрюмый, ростом под потолок, в плечах сажень, да еще к тому же в шубе.
Ну, думаю, этот непременно убьет. - Оказалось, что это А. М. Симонов. Разговорились. Он служит членом в земской управе, директорствует на мельнице своего кузена, освещаемой электричеством, редактирует «Екатеринб<ургскую> неделю», цензуруемую полициймейстером бароном Таубе, женат, имеет двух детей, богатеет, толстеет, стареет и живет «основательно». Говорит, что скучать некогда. Советовал мне побывать в музее, на заводах, на приисках; я поблагодарил за совет. Пригласил он меня на завтра к вечеру чай пить; я пригласил его к себе обедать. Меня обедать он не пригласил и вообще не настаивал, чтобы я у него побывал. Из этого мамаша может заключить, что сердце родственников не смягчилось и что оба мы - и Симонов и я друг другу не нужны. Прасковью Параменовну, Настасью Тихоновну, Собакия Семеныча и Матвея Сортирыча видеть я не буду, хотя тетка и просила передать им, что она уж раз десять им писала и ответа не получала. Родственнички - это племя, к которому я равнодушен так же, как к Фросе Артеменко..." - Чехов А. П. Письмо Чеховым, 29 апреля 1890 г. Екатеринбург (Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - М.: Наука, 1974-1983. Т. 4. Письма, январь 1890 - февраль 1892. - М.: Наука, 1975. - С. 70-73.)
А у нас появился повод познакомиться со вздором светоча уральской драматургии, пытающимся затмить учителя-светилу той самой Коляду, - Василием Сигаревым - "Чехов. Путешествие из футляра за садовое кольцо".
Самара. Голод 1911-1912 г.Не деться никуда от Самары. Беда. Совершенно потрясающий материал. А вот в приложении расскажу и о нашем уезде. Вы поймете, почему для меня так это важно. Кто мог отписать, кто мог донести отчаянье? У татар и башкир только мулла или учитель, но насколько противоречиво складывались отношения между ними, я расскажу позже. Удивительно, что Липеровский ни разу не вспомнит о попах, хотя именно на православном сайте будут опубликованы его воспоминания.
1. Цель.
"Целью нашего приезда в эту волость было, как я уже указал, открыть школьные столовые, но для нас сразу стало ясно, что ограничиваться только одними школьными столовыми нечего было и думать. Необходима была самая широкая и скорая помощь. Собранный нами сход носил чрезвычайно бурный характер. Мы не могли обещать крестьянам открыть столовые для взрослых, так как не имели на это денег, а крестьяне не хотели верить нашим словам. Вечером мужики намеревались разбить общественный амбар: «казенный», как они его называли, и Ек. И. Орловой стоило больших трудов уговорить их не делать этого".
2. Формальности.
В Самаре нам пришлось задержаться на несколько дней, чтобы получить у губернатора разрешение проникнуть в деревню кормить голодных крестьян. Мы находились в очень затруднительном положении, так как частные отряды были правительством воспрещены, а вступить в «Красный Крест», как нам было предложено губернатором, мы не могли, так как многие из тех лиц, которые через нас жертвовали средства, делали оговорку: «только не в «Красный Крест» (почему??? - Р.Б.). В конце концов мы нашли удобный выход. При бузулукской земской управы быль учрежден «комитет по оказанию помощи населению, пострадавшему от неурожая». В этот комитет земство открыло доступ и частным лицам. Мы вступили в члены этого комитета и таким образом получили возможность ехать в деревню. Отношение наше к земскому комитету выражалось в том, что мы должны были все пожертвования проводить через земскую кассу и по окончании нашей деятельности представить земству все денежные отчеты".
3. Голодный быт и бытовые болезни.
"26-го декабря, сделав 80-верстный путь на лошадях, по первому снегу, мы приехали в большое село Ефимовку, где, как мы слыхали еще в Москве, положение крестьян было очень тяжелое. Очень скоро мы убедились, что приехали в самый острый момент развития голодовки. В селе была эпидемия брюшного тифа, и мне, как медику, с первого же дня пришлось обходить избы, чтобы составить себе представление о характере и силе эпидемии. Самые ужасные и вопиющие картины открывались предо мною. Я зарегистрировал в тот день около 30 случаев брюшного тифа и бесчисленное множество других заболеваний: гастритов, стоматитов, общего ослабления, куриной слепоты и два - три случая цинги. У меня, как мало опытного медика, голова шла кругом от такого обилия болезней, темь более, что все больные обращались ко мне за советом, просили или требовали лечить их и дать им хлеба. Стоило мне войти в какую-либо избу, как меня тотчас же плотным кольцом окружали больные. Большинство крестьянских жилищ представляли из себя глиняные мазанки с земляным полом и глиняным потолком и имели чрезвычайно жалкий вид. Сплошь и рядом мне приходилось входить в мазанки, где с первого момента решительно ничего нельзя было разобрать. Темно, смрад, из маленького окошечка, затыканного тряпьем, едва брезжить свет, под ногами что-то липкое и сырое. Когда привыкнешь к полумраку, то видишь печь, огромную кровать с грудой тряпья, около кровати - корова, ягнята; на печи дети, кто в чем: кто без штанов, кто в одной кофтенке. Под грудой лохмотьев кто-то ворочается - это хозяин дома: у него тиф. Во многих мазанках по нескольку дней не топили печь, потому что не было «кизяков». Во многих избах меня окружали и, понуря голову, жаловались, что у них «мочи больше нет» и что они уже 2 - 3 дня ничего не ели. В печи я сплошь и рядом находил только один чугун с тепловатой, соленой водицей, в которой плавали какие-то крохи, не то картофеля, не то хлеба. У иных крестьян быль ржаной хлеб, но только он один; никакой горячей пищи, щей, похлебки и в помине не было.
Другие избы на вид производили очень хорошее впечатление: построенные из крупного леса, большие, просторные; но когда я знакомился с их хозяевами, оказывалось, что у владельца этого жилища пали 3 лошади, 2 коровы; весь хлеб, который у него остался от прошлого года, он съел и превратился из «жителя», как там говорят, т.е. из достаточного крестьянина в нищего". (...)
"Иной раз для нас ясно было, что данному человеку необходимо помочь как можно скорее, что он «дошел», но чем помочь? И тут сотрудницы нашего отряда беспомощно рыскали по углам избы, не зная, чем бы накормить голодного и одеть его. А из соседних сель, хуторов и волостей к нам шел и шел народ: татары, чуваши, хохлы, башкиры, русские, с теми же просьбами, мольбами, иногда и требованьями, и угрозами. Подчас приходилось в резкой и категорической форме говорить с бедняками. Самими тяжело было садиться за еду в эти дни. Общая тяжелая картина крестьянской жизни усиливалась прямо-таки ужасающими падежом скота. Ежедневно в селе падали десятки голов".
(...) "Кроме тех болезней, которые были вызваны острым моментом голода: тифа, цинги, стоматитов, куриной слепоты, гастритов, я, ежедневно в течении шести месяцев соприкасаясь с жизнью деревни, мог констатировать целый ряд других, хронических заболеваний. Подводя итоги своей медицинской деятельности по амбулаторному журналу, я убедился, что 40% деревенских жителей Покрово-Тананыковской волости, заражены сифилисом; 75% всех женщин, страдают гинекологическими заболеваниями, имеется достаточный процент костного туберкулеза, особенно cреди татар и, наконец, всюду - колоссальная детская смертность. Чтобы выяснить точную картину детской смертности, я записывал в амбулаторном журнале, сколько родилось детей у каждой приходящей ко мне женщины и сколько умерло их до восьмилетнего возраста. Эта запись показала мне, что умирают 85% всех детей. Здесь я не имею возможности входить в детальное обсуждение всех причин, которыми обуславливается такое состояние деревни. Но главной причиной является несомненно тот факт, что на 40000 населения медицинского участка приходится только один врач; ежедневный колоссальный амбулаторный прием отнимает у врача все силы и время, и о культурном влиянии медицины на гигиену деревни, конечно, не приходится и помышлять. Так, например, целая Покровско-Тананыковская волость заражена сифилисом, а население не имеет даже самых элементарнейших понятий о течении и симптомах этой болезни, не знает простейших способов уберечься от заразы: дети едят из одной чашки с сифилитиками-взрослыми, всякая болезнь у них - "простуда" или "головной тиф". Деятельность знахарей-лавочников, "знающих бабок", которые у "дохтура в городу в стряпках жили", - вся, так называемая, народная медицина в худшем смысле этого слова процветает в деревне.
Можно было бы привести целый ряд примеров обычной крестьянской терапии. Так, мне пришлось познакомиться с новой болезнью "чемиром", которая излечивалась вырыванием волос из головы. Один крестьянин привел ко мне свою жену и просил полечить ее, так как его лечение (выдергивание волос) уже не помогало. Эта болезнь, оказалось, по-видимому, простой невралгией, и я должен был заменить специфическое крестьянское лечение антипирином. Самыми ходовыми лекарствами являются там "кал", "суляма" и "купорос". Зубные болезни лечатся всегда купоросом, а вся "простуда" выгоняется баснословными поглощениями иодистого калия и сулемы. Сплошь и рядом ко мне являлись крестьяне, больные склерозом сердца и сосудов, и выяснялось, что в течении целого ряда лет они пили сулему. Попытки мои применить ртутное противо-сифилитическое лечение и разрушить веру крестьян во всеисцеляющую силу иодистого калия были встречены сначала враждебно, и один конфликт был вынесен даже на сходку. Однако, настойчивое применение ртутных втираний и часто прекраснейшие результаты их побеждали деревенскую косность.
Убийственный факт 85% детской смертности в деревне чрезвычайно поразил меня, и я стремился понять причины этого явления. Некоторые из них были вполне очевидны: сифилитическая и алкогольная наследственность, неумение кормить грудных детей и в силу этого постоянные гастриты их, беспризорность детей в рабочее время и гибель их в колодцах, прудах и частое отравление беленой - все это явления, которые мне постоянно приходилось самому наблюдать".
4. "Крепкий" мужик-единоверец, "хозяин" Рябушинского (а ведь занимались Рябушинские благотворительностью, и книжка эта издана ими), а сволочью не назовешь, свой интерес имеет.
"Когда мы ехали на голод, то много думали о том, как и откуда будем получать хлеб и друге продукты. В действительности же оказалось, что почти всюду, где нам пришлось кормить, можно было или в этом же селе или по соседству найти богатых мужиков, у которых хлеба сколько угодно. В Ефимовке нашлись такие богатые мужики, и у них мы в первый же день купили 1,000 пуд. пшеницы по 1 руб. 45 коп. за пуд. (Обычная цена на пшеницу в тех местах 60 - 70 коп.). Мясо тоже можно было достать на месте, зато пшено, картофель, лук, молоко, яйца и капусту сначала трудно было получать, а потом и совершенно невозможно".
5. Воры.
"В ноябре месяце были устроены казенные столовые, которыми заведовали земские начальники и в которых кормили, как выражались крестьяне, «всех без разбора». Эти столовые просуществовали только две недели и были все закрыты по приказу губернатора. В Ефимовской волости после закрытия столовых были обнаружены «роковые последствия», благодаря чему возникло даже судебное следствие, куда был привлечен волостной старшина, заведовавший казенными столовыми. Это следствие наделало много шуму в деревне".
(...) "Оказалось, что за две недели до нашего правда здесь функционировали земские столовые, которыми заведовал земский агроном. Эти столовые существовали всего несколько дней, и 1-ro февраля были закрыты, при чем в земскую управу заведующим была отослана бумага, в которой он пишет, что закрыл все столовые за невысылкой ему денег".
6. Ссуды как форма издевательства над крестьянином.
"После закрытия столовых была организована попудная возвратная ссуда зерном. Эта помощь состояла в том, что крестьяне получали ежемесячно по одному пуду зерна (пшеницы или ржи) на человека. Трудоспособные мужчины не имели права на эту помощь; ссуда выдавалась только женщинам, детям и старикам. Дети, моложе одного года, получали по 0,5 пуда. Эту ссуду крестьяне получали с обязательством возврата ее. Безвозвратно ссуда выдавалась только старикам и убогим.
Здесь следует указать на то, что во всех тех местах Бузулукского уезда, где нам пришлось работать, нет ни одного завода, ни фабрики, ни кустарной промышленности, ни даже извоза, и, таким образом, взрослые мужчины, «работники» не могли иметь никаких заработков зимою и оставлены были безо всякой помощи. Итак, в каждой крестьянской семье далеко не каждый член ее получал ссуду. Выдавалась ссуда не в селе, а в уездном городе, куда надо было ехать за 2 - 3 пудами несколько десятков верст*. Благодаря ужасающему падежу скота, громадное большинство крестьян не имели возможности самостоятельно привезти себе хлеб. Лошади или пали, или были настолько слабы, что не могли дойти и десятка верст. Приходилось нанимать подводы у богатых мужиков. Денег не было и платили несколькими фунтами с каждого пуда. Привезенное в село зерно нужно было смолоть и за это уплатить также фунта два из того же пуда. Когда мука, наконец, попадала в крестьянскую избу, каждый пуд весил фунтов на 6 - 7 меньше. Итак, во-первых, не все члены крестьянской семьи получали ежемесячную зерновую ссуду и, во- вторых, в силу указанных обстоятельств каждый получать меньше предполагаемого пуда. При самом хорошем расчете и при очень плохом аппетите вся семья могла пробавляться полученным хлебом ни коим образом не больше 20 дней. Остальные десять дней месяца вся семья была обречена на полное голодание. В эти 10 несчастных дней, которые в разных селах приходились на разные числа месяца, поднималось поголовное нищенство. Крестьяне села Ефимовки шли побираться в Васильевку и наоборот; шли из одной волости в другую в надежде, что там еще остался ссудный хлеб. В одну мелочную лавчонку в селе Покровке ежедневно заходили просить подаяния не менее 100 человек. Хозяин лавки быль в отчаянии: «Не подавать нельзя, потому народ дошел, а подавать всем - разорюсь», говорить он. В конце концов картина была такова. В течение двадцати дней месяца крестьяне кое-как питались, не умирали с голоду, хотя ели один только черный хлеб, и эта полная сухомятка не предотвращала болезней. (Мой амбулаторный журнал показывает за это время 75% гастритов и стоматитов). Остальные 10 дней месяца положение каждого крестьянского двора было прямо-таки отчаянное - есть было решительно нечего.
Отсюда совершенно ясно, какое значение могла иметь и имела частная помощь. Столовые давали горячую пищу и известный процента населения кормили беспрерывно. Семья в 10 человек, получавшая ежемесячно 6 пудов хлеба в виде ссуды и из наших столовых 4 порции, т.е. 4 бутылки горячего приварка и 6 фунтов печеного хлеба ежедневно, могла прилично существовать, не хворая от голода и сухоядения. Одни только наши столовые были бы недостаточной помощью, так как кормили не всех; одна казенная помощь была бы также безусловно недостаточна. Поэтому, когда земские начальники объявили, что намерены лишить ссуды всех, кто кормится в наших столовых («чтобы не давать двух подачек»), то мы протестовали против этой меры, как только могли, так как предвидели весь ужас, который из этого мог получиться. Земские начальники хотели лишить крестьян ссуды на основании какой-то определенной статьи, но, к счастью, никто в земстве не мог понять «истинного смысла» этой статьи, и все осталось по старому".
(...) "Но, хотя народ и привык к голодовкам, однако, «приспособиться» к ними он все же не в состоянии, и когда голод наступает в такой острой форме, как в минувший год, крестьянин, чтобы спастись от гибели, вынужден пользоваться посторонней помощью. Казенной ссуды, как я указывал, было недостаточно; к тому же, ссуда выдавалась с обязательством возврата, и крестьяне всегда относились к получению ее очень осторожно, зная, что они влезают в долги. Частная помощь была крайне необходима и выдавалась даром. Все это крестьянин хорошо понимать и учитывал, и потому к частной помощи относился с большой благодарностью. Бывали случаи, когда крестьяне, находясь в крайней нужде, охотно брали нашу помощь, но при этом замолчали, что «стыдно хлебопашцу самому протягивать руку за куском хлеба».
7. Русский писатель. Я буду возвращаться и возвращаться к этой теме, вспоминая и Толстого, и Чехова, и Короленко, и Мамина-Сибиряка...
"Было очень интересно узнать нашему отряду, что в тех самых деревнях, где мы работали, некогда кормил народ Лев Николаевич Толстой. Крестьяне помнят Толстого и случайное тождество его имени и отчества с именем одного из членов нашего отряда давало повод крестьянам к частым воспоминаниям о нем. Один из крестьян прислал даже письмо в Москву, в котором, между прочим, пишет:
«Выхожу раз на заваленку, а заваленка есть фунтамен ниска строеннаго дома, мужики собралися и говоря Лев Николаевич. Толстов, умирая, завещал не оставлять наше село Костино, самому Льву Николаевичу, потому он ездить верхом, как ездил Лев Николаевич Толстов, когда также кормил столовыми.. Я еще был маненький, - хорошо помню старика на сивой лошади верхом» и т. д.
Приятно сознавать, что в самой глуши деревни знают Толстого и с любовью вспоминают о нем..."
- Поездка "на голод". Записки члена отряда помощи голодающим Поволжья (1912 г.).
Сайт Милосердие.ru начинает публиковать материалы Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей (Москва, ул. Донская, 9. тел. 237-53-49).
Л. Н. Липеровский. Жизнь и работа в деревнях Бузулукского уезда Самарской губ. Настоящая статья не является полным отчетом о работе всего Бузулукского отряда Е. И. Орловой, а представляет собою лишь личные впечатления одного из его членов.
Публикуется по: Московское Общество Грамотности. Комиссия школьных столовых. Помощь голодающим в 1912-м году. Москва, Типография П.П. Рябушинского, 1913 г. Текст обработан в соответствии с нормами современного правописания. Сайт Милосердие.ru выражает искреннюю благодарность Администрации Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей за предоставленные материалы.
Поездка "на голод". Записки члена отряда помощи голодающим Поволжья (1912 г.)
Передам следующий эпизод. В селе Ивановке есть одна очень симпатичная, большая и дружная крестьянская семья, все дети этой семьи чрезвычайно красивы. Как-то я зашел к ними в глинушку; в люльке кричал ребенок и мать с такою силою раскачивала люльку, что та подбрасывалась до потолка; я рассказал матери, какой от такого качания может быть вред для ребенка. «Да пусть бы Господь прибрал хоть одного-то,- ничто не берет их, хоть бы с Шаболовки ветер подул», отвечала она, а Шаболовка - это очень грязное, грубое и зараженное сифилисом село, и все это мать призывает на своего ребенка! И все же это одна из хороших и добрых женщин в селе. Этот эпизод поразил меня до самой последней степени. Не удивительно невежество и неумение выращивать детей; неумеющих можно научить. Но что делать с преступным нежеланием выращивать детей здоровыми? Кто же виноват в таком вопиющем извращении материнского инстинкта, свойственного всем животным?