(no subject)
Ну вот снова пять утра, я встала в три, в аббатстве все спят, кроме кота и меня, кота отчаянно хочется забрать с собой, он плотненький и несколько рыжий, очень громко со мной говорит, когда я выхожу в аббатский дворик, вчера я кормила его найденным в каком-то местном биомагазине кефиром и ему даже понравилось, ну и козий сыр тоже ничего так пошел.
У меня всякие стратегии не грустить - бодибалет, танец с мебелью, вставать в 4 утра, писать про Мику, молчать в голове, дышать животом, ложиться на спину в публичных местах, смотреть в небо, выключать свет в 21. Когда я не могу заснуть, я представляю воду около самых глаз, она так шумит, что глазам щекотно, в этот же промежуток между сном и не сном я заменяю себе сердце и говорю с бабушкой, которая уже давно ни с кем толком не говорит.
Беларусские события очень чувствуются в теле, знаю, что болеть за других никому не помощь, поэтому механически произвожу радость, иногда получается, больвсвет.
Из гор и Савойи я уехала в резиденцию письма в архивах Нормандии, почти около моря, рано утром болтаюсь по пустому еле освещенному аббатству, тут очень сильные ветра, мое одиночество здесь как-то странно огранено, пока не поняла, кем же я становлюсь.
Потеряла три главы текста про Мику, вылила полбутылки воды на компьютер, от отчаяния написала какие-то новые три главы, другой материи, слоистой на просвете.
Вот бы со всеми потерями так, например с Ло, тонкие лодыжки, стань птицей, а да, я тут видела верблюда, но мне опять никто не поверит.
Последний день года буду одна и в Савойе, пусть этот год закончится звонкой пустотой, пусть новый начнется в 4 утра и в снег.