Переделкино. Писательский городок
Переделкино началось с постановления Совета народных комиссаров 1933 года «О строительстве городка писателей». Говорят, Сталин, рассматривая постановление, пошутил: «Надо бы Переделкино переименовать в Перепискино». Тогда в 30-е годы создавали творческие союзы композиторов, архитекторов, художников, писателей, и решили, что и дачи писателям целесообразно устроить в одном месте.
Многих предвоенных дачников выбили репрессии. Нилин поселился на даче расстрелянного Пильняка, Вишневский - Бабеля, ну а Катаев занял дачу репрессированного писателя Артема Весёлого.
Писатели редко, но возвращались из мест не столь отделенных. Солженицын после лагеря жил на даче уважаемого Корнея Ивановича Чуковского, Заболоцкий после лагеря жил на даче у Каверина, написав в Переделкино пронзительные строчки: «В этой роще березовой, вдалеке от страданий и бед». Писатель до конца дней боялся повторного ареста.
Первое время писатели на дачах на зиму не оставались, не было двойных рам и отопления. Зимой здесь жили Фадеевы, Нилины, Катаевы. Фадеев - первый секретарь Союза писателей, по-барски подписывал записки соседям «Эсквайр». Ему даже как-то телефон поставили за полдня - с ним неожиданно захотел поговорить Сталин.
Как назвать улицы в новом посёлке? Выбрали классиков - Лермонтова и Гоголя, Толстому и Пушкину улиц не хватило. Добавили советских писателей, чтобы стимулировать творчество конкуренцией. И, скажем, Погодин жил на улице Тренёва, которого вряд ли считал лучше себя. Правда, после смерти Погодину улицу выделили. Кто только не шутил, что Пастернак жил на улице Павленко. Но четырехкратный лауреат Сталинской премии Павленко не мог жить на улице Пастернака, в тогдашнем табеле о рангах он стоял намного выше.
Дома для писателей по немецким проектам строили в 30-е годы на государственный счет, а писатели платили аренду. Пастернак жил в Переделкино с 1939 года, ему здесь очень нравилось. У него есть цикл стихов «Переделкино».
«Я кончился, а ты жива.
И ветер, жалуясь и плача,
Раскачивает лес и дачу.
Не каждую сосну отдельно,
А полностью все дерева
Со всею далью беспредельной,
Как парусников кузова
На глади бухты корабельной.
И это не из удальства
Или из ярости бесцельной,
А чтоб в тоске найти слова
Тебе для песни колыбельной».
«Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой».
В доме Пастернака потрясает аскетизм, здесь все необыкновенно просто. И это не потому, что после выселения семьи демонстративно разбирали окно и выбрасывали мебель и рояль, был такой период. Нет, и при Борисе Пастернаке было очень просто, такую мебель можно было найти в любой квартире.
Сам Пастернак говорил: «Я живу как студент. Мою комнату убрать легче, чем гостиничный номер». Сервант как во многих домах. Холодильник еще ЗИС, а не ЗИЛ.
Пастернак, в отличие от многих коллег, не собирал коллекцию мебели, да и денег было немного. Зато здесь есть коллекция работ его отца, художника Леонида Пастернака.
Здесь Пастернак занимался для заработка переводами, оригинальных произведений почти не печатали. Зато сколько великих книг переложил этот великий поэт. Старался выполнить свою немаленькую переводческую норму - 250 строк в день.
Закончив в 1945 году «Гамлета», он приступил к работе над романом «Доктор Живаго». Книга была запрещена в Советском Союзе. «Я пропал, как зверь в загоне. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу ходу нет». Так описывал Пастернак свою жизнь после издания романа за рубежом.
Казалось, что все отвернулись от него. Его исключили из Союза писателей, грозили выслать из страны. Было объявлено, что в романе революция выведена как беда, а не как светлая победа. Поэтому произведения переделкинских дачников - Лавренёва, Тренёва, печатали. А книгу Пастернака, за которую он получил Нобелевскую премию в 1958 году, опубликовали в России только в 1988 году.
Заборы - это мода и традиция второй половины 20-го века, а в 30-ые годы ставили штакетники, да и то не везде. На даче у Фадеева был ЗИС с водителем, а забора не было. Ограды сожгли в буржуйках во время войны. Сегодня чем статуснее хозяин, тем выше у него забор. Напротив дачи Пастернака настроили коттеджей и окружили их 4-метровым забором. А вокруг монастыря еще и натянули колючую проволоку.
А вот на этой даче, на веранде внук Корнея Чуковского однажды чуть не оторвал себе руку, он взрывал гнёзда ос. Соседи потом пеняли Чуковскому, что он чуть не убил мальчика, а он отвечал: «Пусть попробует, я ему в два раза уменьшил заряд».
Хозяин дачи пользовался колоссальным уважением, например, как писал один местный житель: «Он всегда шел по улице в окружении писателей из Дома творчества. Корней Ивановича в одиночестве встретил только однажды». Личные комнаты Чуковского находились на втором этаже. Кабинет, диван, где он спал, и рядом библиотека. Всего в доме 5700 книг.
Работоспособность его была огромная, за неделю вот за этим столом он отвечал на 50 писем и просматривал 12-13 рукописей. Это крупных произведений, не считая статей и рассказов.
Лев - очень модная в 60-е годы в США игрушка. Если дернуть за кольцо, он разговаривает по-английски. Льва Чуковский брал на детские представления. А когда Чуковского не стало, лев перестал разговаривать.
Чуковский - известный критик, он писал книги по литературе, но когда он жил в Переделкино, он был известен, как детский писатель. Ему нравился этот образ. Он жонглировал тростью, подбрасывал стулья, играл посудой, чашками и блюдцами. А затем дети дома повторяли, что им показал дедушка Чуковский.
Бумажных журавликов под люстрой и огромного тряпичного карпа Чуковскому подарила японская писательница Томико Инуи, которая потом рассказала о встрече с ним в своей повести «Путешествие с семью бумажными журавлями».
Загадочную красно-серую мантию на балконной двери Чуковский получил в 1962 году на церемонии в честь присуждения ему почётного звания доктора литературы Оксфорда за многочисленные достижения в литературе. А незадолго до этого он получил высшую российскую литературную награду тех времен - Ленинскую премию - за книгу «Мастерство Некрасова».
Главным знатоком машин и гонщиком в Переделкино был внук Чуковского. Писатель сначала купил «Победу», а затем поменял ее на ЗИМ. Когда дед засыпал, молодежь на руках выкатывала машину на улицу и гоняла на ней. Как-то внук вез деда на мотороллере. Проезжали мимо Катаева. «Прогулка перед сном» - крикнул Чуковский. «Перед вечным сном» - мрачно пошутил Катаев.
На месте библиотеки на участке Чуковского стоял сарай с просторным подвалом. И в нем собирались дети Петровых, Кассилей, Катаевых, Нилиных, Чуковских, возможно, и курили. Корнею Ивановичу не нравилось такое неконтролируемое времяпрепровождение, и он придумал свои знаменитые «костры», на которых выступал перед детьми, приглашал московских артистов. А на месте сарая он построил детскую библиотеку.
Здесь поддерживают разные традиции, заложенные Корнеем Ивановичем, и каждые весну и осень проводят костры. Что это такое? Участок был огромный, и Чуковский выделил дальнюю поляну для проведения детских концертов. Он собирал ребятишек, и или сам читал и рассказывал, или приглашал своих друзей. Вокруг жило столько интересных людей.
В центре поляны строили что-то вроде сцены, на которой выступали писатели и актёры. Даже обожаемая всеми советскими детьми, но нелюбимая самим Чуковским (она подписывала письма «наверх», в которых его в чем только не обвиняли) Агния Барто, и та регулярно своим присутствием удостаивала. Есть даже такая фотография: она читает, вокруг дети, а на сцене с краю сидит Чуковский, зажимает уши и строит рожи.
Вход для зрителей был платный - 10 шишек. Разумеется, для костра. Майский костер назывался «Здравствуй, лето!», а сентябрьский - «Лето, прощай!»
Мы все воспитаны на сказках Чуковского. Некоторые даже считают, что он единственный писатель, сочинявший для самых маленьких, потому что его стихи понятны уже с полутора лет. Правда, сам Чуковский иногда сетовал, что «Муха-Цокотуха» заслонила его основное творчество. Но сказки - самое лучшее в его творчестве. Поэтому как бы в подтверждение этому у входа на дачу растет настоящее башмачное дерево.
Похоронен Корней Иванович здесь же, в Переделкино.
В 30-ые годы Переделкино находилось в 16 верстах от Москвы. Это известно точно, потому что станция «Переделкино» раньше называлась «16-ая верста». Дачный поселок для писателей был построен в 1935 году. Такого раньше не было никогда, Толстого нельзя было заставить жить рядом с Чеховым, а тем более с Достоевским, да еще на даче, которую до него занимал Тургенев.
Автор книги о Переделкино Кира Васильева называет это место «Бермудским квадратом», такое здесь переплетение судеб с историей страны, такие взлеты и падения. В Переделкино три музея - Пастернака, Чуковского и Окуджавы. Еще Евтушенко построил галерею. Тем, кто спрашивает дорогу к даче Окуджавы, местные отвечают: «От Церетели направо». «Но как же я узнаю дачу Церетели?» «О, вы ее точно узнаете!»
Многие дачи продолжали называть по имени первого или самого известного владельца. «Мужик с дачи Тренёва» - говорили сторожа про Солоухина. На участке, который сейчас занимает Церетели, когда-то стояла мазанка Довженко. Именно мазанка, после войны режиссеру давали мало работы.
Олеша после нескольких произведений на несколько десятилетий замолчал. Один писатель, желая его подколоть, сказал: «Все, что ты написал, я могу прочесть за ночь». На что Олеша возразил: «Все, что ты издал, я могу написать за ночь». Даже у большого писателя все произведения помещаются в несколько томов. Ну а у большого скульптора для произведений не хватит и нескольких дачных участков.
На своей земле Зураб Церетели устроил выставку работ. Ее лучше назвать не «Галерея одного художника», а «История мировой культуры и христианства», все начинается с Библии и заканчивается нашими современниками. Есть мозаика, бронзовая скульптура и барельефы. И есть интересные эмали, сейчас в Грузии заканчивают храм, полностью оформленный эмалями Церетели.
Поселившись в Переделкино, Зураб Церетели сделал портреты дачников. Начинается с Цветаевой, хотя она была в опале и в Переделкино ее не приглашали. Пастернак, Окуджава, Ахмадулина, ее дача недалеко. Ахматова, она бывала в Переделкино, чаще всего останавливаясь у Чуковского.
Как-то Ахматова обещала сначала заехать к Пастернаку, но не смогла. Пастернак зашел к Чуковкому, и сидел весь обед надутый. Когда Ахматова сказала, что отдала в «Правду» стихотворение «Летний сад», но боится, что не напечатают, Пастернак резко ответил: «А вы что, хотели, чтобы «Правда» вышла с оборочками?»
Хотя Булат Окуджава вступил в Союз Писателей еще в 1962 году, официальное признание пришло к нему намного позже. Официозные критики считали, что его песни не выражают дух и чаяния нашей героической молодежи. И статусную дачу в Переделкино Окуджава получил в 1987 году.
Это самая скромная дача, здесь все сохранено, как было при жизни Булата Окуджавы. Лоскутное одеяло, прикрывающее диван с угловатыми, потертыми локотниками, - подарок Елены Камбуровой.
Коллекция колокольчиков началась с маленького колокольчика, подарка Беллы Ахмадулиной, жившей по соседству. Она сказала, что как барин зовет своего слугу, так и Окуджава может позвонить, и она сразу придет.
«Когда суровый барин хочет
Призвать ленивого слугу,
Как быть? Булат, вот колокольчик,
Ты позвони - я прибегу!»
С тех пор многие друзья и знакомые повторили этот жест, вручили себя поэту. И он полюбил писать за столом под мелодичный перезвон. После смерти Окуджавы коллекция не пополняется, иначе колокольчиками покрылись бы все деревья вокруг.
Под этим тентом в теплое время года по субботам проходят вечера, посвященные творчеству Окуджавы, они так и называются - «Булатовские субботы».
Булат Шалвович провел в переделкинском доме последние 10 лет жизни. Отсюда он уезжал в концертные туры и сюда возвращался, здесь писал стихи и прозу, принимал посетителей и устраивал дружеские посиделки. Но однажды Окуджава навсегда покинул полюбившуюся ему дачу в Переделкино. Это произошло в 1997-м, когда он вместе с женой отправился в Германию к друзьям, попал в госпиталь недалеко от Парижа и оттуда уже не вышел.
В апреле 2016-го дом-музей лишился автономии. Директора отстранили от дел и даже запретили приближаться к дому. В тот период вывезли часть экспонатов, сняли знаменитые колокольчики, демонтировали стенды, закрыли официальный сайт. На защиту встали известные в стране деятели культуры, но все просьбы попадали в Минкультуры и оставались без ответа. Директорше удалось лично встретиться с Путиным, чтобы попросить его вмешаться в судьбу практически разрушенного дома-музея. Вдову Окуджавы услышали, статус федерального подчинения, и пост директора вернули сразу.
Материал взят из цикла передач Михаила Жебрака «Москва. Пешком». Все фото мои.
Многих предвоенных дачников выбили репрессии. Нилин поселился на даче расстрелянного Пильняка, Вишневский - Бабеля, ну а Катаев занял дачу репрессированного писателя Артема Весёлого.
Писатели редко, но возвращались из мест не столь отделенных. Солженицын после лагеря жил на даче уважаемого Корнея Ивановича Чуковского, Заболоцкий после лагеря жил на даче у Каверина, написав в Переделкино пронзительные строчки: «В этой роще березовой, вдалеке от страданий и бед». Писатель до конца дней боялся повторного ареста.
Первое время писатели на дачах на зиму не оставались, не было двойных рам и отопления. Зимой здесь жили Фадеевы, Нилины, Катаевы. Фадеев - первый секретарь Союза писателей, по-барски подписывал записки соседям «Эсквайр». Ему даже как-то телефон поставили за полдня - с ним неожиданно захотел поговорить Сталин.
Как назвать улицы в новом посёлке? Выбрали классиков - Лермонтова и Гоголя, Толстому и Пушкину улиц не хватило. Добавили советских писателей, чтобы стимулировать творчество конкуренцией. И, скажем, Погодин жил на улице Тренёва, которого вряд ли считал лучше себя. Правда, после смерти Погодину улицу выделили. Кто только не шутил, что Пастернак жил на улице Павленко. Но четырехкратный лауреат Сталинской премии Павленко не мог жить на улице Пастернака, в тогдашнем табеле о рангах он стоял намного выше.
Дома для писателей по немецким проектам строили в 30-е годы на государственный счет, а писатели платили аренду. Пастернак жил в Переделкино с 1939 года, ему здесь очень нравилось. У него есть цикл стихов «Переделкино».
«Я кончился, а ты жива.
И ветер, жалуясь и плача,
Раскачивает лес и дачу.
Не каждую сосну отдельно,
А полностью все дерева
Со всею далью беспредельной,
Как парусников кузова
На глади бухты корабельной.
И это не из удальства
Или из ярости бесцельной,
А чтоб в тоске найти слова
Тебе для песни колыбельной».
«Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой».
В доме Пастернака потрясает аскетизм, здесь все необыкновенно просто. И это не потому, что после выселения семьи демонстративно разбирали окно и выбрасывали мебель и рояль, был такой период. Нет, и при Борисе Пастернаке было очень просто, такую мебель можно было найти в любой квартире.
Сам Пастернак говорил: «Я живу как студент. Мою комнату убрать легче, чем гостиничный номер». Сервант как во многих домах. Холодильник еще ЗИС, а не ЗИЛ.
Пастернак, в отличие от многих коллег, не собирал коллекцию мебели, да и денег было немного. Зато здесь есть коллекция работ его отца, художника Леонида Пастернака.
Здесь Пастернак занимался для заработка переводами, оригинальных произведений почти не печатали. Зато сколько великих книг переложил этот великий поэт. Старался выполнить свою немаленькую переводческую норму - 250 строк в день.
Закончив в 1945 году «Гамлета», он приступил к работе над романом «Доктор Живаго». Книга была запрещена в Советском Союзе. «Я пропал, как зверь в загоне. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу ходу нет». Так описывал Пастернак свою жизнь после издания романа за рубежом.
Казалось, что все отвернулись от него. Его исключили из Союза писателей, грозили выслать из страны. Было объявлено, что в романе революция выведена как беда, а не как светлая победа. Поэтому произведения переделкинских дачников - Лавренёва, Тренёва, печатали. А книгу Пастернака, за которую он получил Нобелевскую премию в 1958 году, опубликовали в России только в 1988 году.
Заборы - это мода и традиция второй половины 20-го века, а в 30-ые годы ставили штакетники, да и то не везде. На даче у Фадеева был ЗИС с водителем, а забора не было. Ограды сожгли в буржуйках во время войны. Сегодня чем статуснее хозяин, тем выше у него забор. Напротив дачи Пастернака настроили коттеджей и окружили их 4-метровым забором. А вокруг монастыря еще и натянули колючую проволоку.
А вот на этой даче, на веранде внук Корнея Чуковского однажды чуть не оторвал себе руку, он взрывал гнёзда ос. Соседи потом пеняли Чуковскому, что он чуть не убил мальчика, а он отвечал: «Пусть попробует, я ему в два раза уменьшил заряд».
Хозяин дачи пользовался колоссальным уважением, например, как писал один местный житель: «Он всегда шел по улице в окружении писателей из Дома творчества. Корней Ивановича в одиночестве встретил только однажды». Личные комнаты Чуковского находились на втором этаже. Кабинет, диван, где он спал, и рядом библиотека. Всего в доме 5700 книг.
Работоспособность его была огромная, за неделю вот за этим столом он отвечал на 50 писем и просматривал 12-13 рукописей. Это крупных произведений, не считая статей и рассказов.
Лев - очень модная в 60-е годы в США игрушка. Если дернуть за кольцо, он разговаривает по-английски. Льва Чуковский брал на детские представления. А когда Чуковского не стало, лев перестал разговаривать.
Чуковский - известный критик, он писал книги по литературе, но когда он жил в Переделкино, он был известен, как детский писатель. Ему нравился этот образ. Он жонглировал тростью, подбрасывал стулья, играл посудой, чашками и блюдцами. А затем дети дома повторяли, что им показал дедушка Чуковский.
Бумажных журавликов под люстрой и огромного тряпичного карпа Чуковскому подарила японская писательница Томико Инуи, которая потом рассказала о встрече с ним в своей повести «Путешествие с семью бумажными журавлями».
Загадочную красно-серую мантию на балконной двери Чуковский получил в 1962 году на церемонии в честь присуждения ему почётного звания доктора литературы Оксфорда за многочисленные достижения в литературе. А незадолго до этого он получил высшую российскую литературную награду тех времен - Ленинскую премию - за книгу «Мастерство Некрасова».
Главным знатоком машин и гонщиком в Переделкино был внук Чуковского. Писатель сначала купил «Победу», а затем поменял ее на ЗИМ. Когда дед засыпал, молодежь на руках выкатывала машину на улицу и гоняла на ней. Как-то внук вез деда на мотороллере. Проезжали мимо Катаева. «Прогулка перед сном» - крикнул Чуковский. «Перед вечным сном» - мрачно пошутил Катаев.
На месте библиотеки на участке Чуковского стоял сарай с просторным подвалом. И в нем собирались дети Петровых, Кассилей, Катаевых, Нилиных, Чуковских, возможно, и курили. Корнею Ивановичу не нравилось такое неконтролируемое времяпрепровождение, и он придумал свои знаменитые «костры», на которых выступал перед детьми, приглашал московских артистов. А на месте сарая он построил детскую библиотеку.
Здесь поддерживают разные традиции, заложенные Корнеем Ивановичем, и каждые весну и осень проводят костры. Что это такое? Участок был огромный, и Чуковский выделил дальнюю поляну для проведения детских концертов. Он собирал ребятишек, и или сам читал и рассказывал, или приглашал своих друзей. Вокруг жило столько интересных людей.
В центре поляны строили что-то вроде сцены, на которой выступали писатели и актёры. Даже обожаемая всеми советскими детьми, но нелюбимая самим Чуковским (она подписывала письма «наверх», в которых его в чем только не обвиняли) Агния Барто, и та регулярно своим присутствием удостаивала. Есть даже такая фотография: она читает, вокруг дети, а на сцене с краю сидит Чуковский, зажимает уши и строит рожи.
Вход для зрителей был платный - 10 шишек. Разумеется, для костра. Майский костер назывался «Здравствуй, лето!», а сентябрьский - «Лето, прощай!»
Мы все воспитаны на сказках Чуковского. Некоторые даже считают, что он единственный писатель, сочинявший для самых маленьких, потому что его стихи понятны уже с полутора лет. Правда, сам Чуковский иногда сетовал, что «Муха-Цокотуха» заслонила его основное творчество. Но сказки - самое лучшее в его творчестве. Поэтому как бы в подтверждение этому у входа на дачу растет настоящее башмачное дерево.
Похоронен Корней Иванович здесь же, в Переделкино.
В 30-ые годы Переделкино находилось в 16 верстах от Москвы. Это известно точно, потому что станция «Переделкино» раньше называлась «16-ая верста». Дачный поселок для писателей был построен в 1935 году. Такого раньше не было никогда, Толстого нельзя было заставить жить рядом с Чеховым, а тем более с Достоевским, да еще на даче, которую до него занимал Тургенев.
Автор книги о Переделкино Кира Васильева называет это место «Бермудским квадратом», такое здесь переплетение судеб с историей страны, такие взлеты и падения. В Переделкино три музея - Пастернака, Чуковского и Окуджавы. Еще Евтушенко построил галерею. Тем, кто спрашивает дорогу к даче Окуджавы, местные отвечают: «От Церетели направо». «Но как же я узнаю дачу Церетели?» «О, вы ее точно узнаете!»
Многие дачи продолжали называть по имени первого или самого известного владельца. «Мужик с дачи Тренёва» - говорили сторожа про Солоухина. На участке, который сейчас занимает Церетели, когда-то стояла мазанка Довженко. Именно мазанка, после войны режиссеру давали мало работы.
Олеша после нескольких произведений на несколько десятилетий замолчал. Один писатель, желая его подколоть, сказал: «Все, что ты написал, я могу прочесть за ночь». На что Олеша возразил: «Все, что ты издал, я могу написать за ночь». Даже у большого писателя все произведения помещаются в несколько томов. Ну а у большого скульптора для произведений не хватит и нескольких дачных участков.
На своей земле Зураб Церетели устроил выставку работ. Ее лучше назвать не «Галерея одного художника», а «История мировой культуры и христианства», все начинается с Библии и заканчивается нашими современниками. Есть мозаика, бронзовая скульптура и барельефы. И есть интересные эмали, сейчас в Грузии заканчивают храм, полностью оформленный эмалями Церетели.
Поселившись в Переделкино, Зураб Церетели сделал портреты дачников. Начинается с Цветаевой, хотя она была в опале и в Переделкино ее не приглашали. Пастернак, Окуджава, Ахмадулина, ее дача недалеко. Ахматова, она бывала в Переделкино, чаще всего останавливаясь у Чуковского.
Как-то Ахматова обещала сначала заехать к Пастернаку, но не смогла. Пастернак зашел к Чуковкому, и сидел весь обед надутый. Когда Ахматова сказала, что отдала в «Правду» стихотворение «Летний сад», но боится, что не напечатают, Пастернак резко ответил: «А вы что, хотели, чтобы «Правда» вышла с оборочками?»
Хотя Булат Окуджава вступил в Союз Писателей еще в 1962 году, официальное признание пришло к нему намного позже. Официозные критики считали, что его песни не выражают дух и чаяния нашей героической молодежи. И статусную дачу в Переделкино Окуджава получил в 1987 году.
Это самая скромная дача, здесь все сохранено, как было при жизни Булата Окуджавы. Лоскутное одеяло, прикрывающее диван с угловатыми, потертыми локотниками, - подарок Елены Камбуровой.
Коллекция колокольчиков началась с маленького колокольчика, подарка Беллы Ахмадулиной, жившей по соседству. Она сказала, что как барин зовет своего слугу, так и Окуджава может позвонить, и она сразу придет.
«Когда суровый барин хочет
Призвать ленивого слугу,
Как быть? Булат, вот колокольчик,
Ты позвони - я прибегу!»
С тех пор многие друзья и знакомые повторили этот жест, вручили себя поэту. И он полюбил писать за столом под мелодичный перезвон. После смерти Окуджавы коллекция не пополняется, иначе колокольчиками покрылись бы все деревья вокруг.
Под этим тентом в теплое время года по субботам проходят вечера, посвященные творчеству Окуджавы, они так и называются - «Булатовские субботы».
Булат Шалвович провел в переделкинском доме последние 10 лет жизни. Отсюда он уезжал в концертные туры и сюда возвращался, здесь писал стихи и прозу, принимал посетителей и устраивал дружеские посиделки. Но однажды Окуджава навсегда покинул полюбившуюся ему дачу в Переделкино. Это произошло в 1997-м, когда он вместе с женой отправился в Германию к друзьям, попал в госпиталь недалеко от Парижа и оттуда уже не вышел.
В апреле 2016-го дом-музей лишился автономии. Директора отстранили от дел и даже запретили приближаться к дому. В тот период вывезли часть экспонатов, сняли знаменитые колокольчики, демонтировали стенды, закрыли официальный сайт. На защиту встали известные в стране деятели культуры, но все просьбы попадали в Минкультуры и оставались без ответа. Директорше удалось лично встретиться с Путиным, чтобы попросить его вмешаться в судьбу практически разрушенного дома-музея. Вдову Окуджавы услышали, статус федерального подчинения, и пост директора вернули сразу.
Материал взят из цикла передач Михаила Жебрака «Москва. Пешком». Все фото мои.