[ читать начало]
[читать окончание] Дальнѣйшее развитiе представленiй о Гамаюнѣ шло въ Россiи по пути насыщенiя его романтическимъ содержанiемъ. Въ этомъ смыслѣ упомянулъ Гамаюна И.С. Тургеневъ въ разсказѣ «Касьянъ съ Красивой Мечи». Романтизацiя райскихъ птицъ выразилась и въ томъ, что въ народномъ творчествѣ ихъ стали изображать не только съ головой, но и грудью женщины. Даже въ геральдикѣ Сирина и Алконоста художники рисовали въ видѣ птицы съ женской головой. Но Гамаюнъ, благодаря творчеству И.Я. Билибина, не сталъ птицей-дѣвой. Въ справочникѣ по геральдикѣ художникъ изобразилъ гамаюна въ видѣ величавой, мужественной птицы.[16]
Райская птица. Рисунокъ И.Я. Билибина, 1915 г.
Интересный Гамаюнъ изображенъ на гербѣ смоленскаго дворянина Радковича. Здѣсь райская птица - яркоголубаго цвѣта съ длинными лирообразными перьями.
Райская птица на гербѣ Радковича. 1917 г. Изъ фондовъ Ц.Г.И.А.
Настоящимъ шедевромъ можно назвать экслибрисъ И.А. Всеволожскаго (художникъ А.Э. фонъ Фелькерзамъ), гдѣ роскошная птица Гамаюнъ гармонично вписана въ изысканную композицiю герба Смоленска.
Экслибрисъ И.А. Всеволожскаго. 48х77 мм. Конецъ XIX в.
Фрагментъ экслибриса И.А. Всеволожскаго.
Вмѣстѣ съ темъ въ изобразительномъ искусствѣ XIX - начала XX вѣка намѣтилась тенденцiя превращенiя Гамаюна въ многозначный символъ мистическаго характера. Этому способствовала эстетическая атмосфера того времени съ моднымъ тогда символизмомъ. Онъ отразилъ стремленiе художниковъ углубиться въ мIръ утонченныхъ эмоцiй, гдѣ они искали мистическiй смыслъ познаваемаго. Въ практику символистовъ вошли иносказанiя и новыя слова, смыслъ которыхъ могъ имѣть подтекстъ и визуальное выраженiе. Этому подходило и слово «гамаюнъ»: достаточно назвать литературный сборникъ «Гамаюнъ» съ иллюстрацiей А.М. Арнштама. Васнецовъ, отдавая дань символизму, написалъ картину «Гамаюнъ», на которой изобразилъ птицу въ глубокомъ тревожномъ раздумьѣ.
Васнецовскiй Гамаюнъ имѣлъ успѣхъ не только у символистовъ. Находясь почти подъ гипнотическимъ впечатленiемъ отъ этой картины, А. Блокъ написалъ вдохновенное стихотворенiе «Гамаюнъ, птица вѣщая».
Въ стихотворенiи есть такiя строки:
…Вѣщаетъ иго злыхъ татаръ, Вѣщаетъ казней рядъ кровавыхъ, И трусъ, и голодъ, и пожаръ, Злодѣевъ силу, гибель правыхъ…
Несомнѣнно, что подъ впечатленiемъ этихъ строчекъ написалъ «Пѣсню Гамаюна» Н.А. Клюевъ, талантливый совѣтскiй поэтъ, чья трагическая жизнь оборвалась въ 1937 году, когда его, находящагося четвертый годъ въ ссылкѣ, повторно арестовали и разстрѣляли по постановленiю «тройки».
Только въ 1989 году стало извѣстно о его стихотворенiи «Пѣсня Гамаюна», которое хранилось какъ приложенiе къ протоколу допроса 15 февраля 1934 года. Какъ вѣщее предостереженiе звучать строки стихотворенiя, въ которомъ поэтъ предсказалъ поруганное сталинщиной и застойнымъ перiодомъ время:
К намъ вѣсти горькiя пришли, Что зыбь Арала въ мертвой тинѣ, Что рѣдки аисты на Украинѣ, МоздокскIе не звонки ковыли… …Намъ тучи вѣсти занесли, Что Волга синяя мелѣетъ…[17]
…И если звономъ нѣжныхъ струнъ Ты убаюканъ, засыпая, Такъ это птица Гамаюнъ Поетъ въ безвѣстномъ, голубая.
На эти строки отозвался В. Высоцкiй стихотворенiемъ «Пѣсня о Россiи», гдѣ Гамаюнъ вѣщаетъ не страшное будущее, а пробужденiе родины, которая «раскисла, опухла отъ сна»:
…Словно семъ завѣтныхъ струнъ Зазвенѣли въ свой чередъ - Это птица Гамаюнъ Надежду подаетъ!
Грязью чавкая, жирной да ржавою, Вязнутъ лошади по стремена - Но влекутъ меня сонной державою, Что раскисла, опухла отъ сна.
Словно семь богатыхъ лунъ На пути моемъ встаетъ - То мнѣ птица Гамаюнъ Надежду подаетъ…
До Высоцкаго подобный смыслъ въ образъ Гамаюна вложилъ М.А. Раповъ въ историческомъ романѣ «Зори надъ Русью». Болѣе того, Раповъ ввелъ Гамаюна для завязки главной сюжетной линiи романа - освобожденiя Руси отъ татарскаго ига.
Въ истинно фольклорномъ смыслѣ примѣнилъ образъ Гамаюна въ историческомъ романѣ-эпопеѣ «Иванъ III - государь всея Руси» другой совѣтскiй писатель - В.И. Язвицкiй. Онъ глубоко изучилъ богатый фольклорный матерiалъ и для болѣе яркаго описанiя перехода отъ отрочества къ возмужалости будущаго государя использовалъ народную притчу, которую вложилъ въ уста стараго мудреца, звонаря Илейки, приставленнаго къ молодому княжичу Ивану.
Притча повѣствуетъ о Степанѣ-богатырѣ, который въ отрочествѣ жилъ въ беззаботномъ весельѣ, пока Баба Яга не подарила ему коготка отъ Гамаюнъ-птицы вѣщей. С тѣхъ поръ Степанъ сталъ видѣть окружающiй мiръ по-другому - съ его бѣдами, несправедливостями и жестокостями.
Коготокъ Гамаюна сталъ въ притчѣ и въ романѣ символомъ прозрѣнiя, взрослѣнiя богатыря, а въ подтекстѣ - символомъ познанiя Иваномъ необходимости трудной борьбы за созданiе Русскаго централизованнаго государства, символомъ осознанiя сущности объединительной политики будущаго государя - Ивана III.
Гербъ Смоленска изъ книги И. Корба «Дневникъ путешествiя въ Московiю». 1699 г.
Рисунокъ печати Смоленскаго княжества. 1725 г. Изъ фондовъ Ц.Г.И.А.
Съ символикой птицы Гамаюнъ связана увлекательная загадка: изображенiе Гамаюна безногой и безкрылой птицей, похожей на пушистаго дикобраза. Такой птицей Гамаюна изображали въ теченiе двухъ столѣтiй - въ XVII и XVIII вѣкахъ, а во многихъ книгахъ того времени писалось, что Гамаюнъ ногъ не имѣетъ.
Видные спецiалисты по геральдикѣ XIX вѣка не смогли освободиться отъ идеологическихъ позицiй и разъясняли этотъ фактъ шовинистически, съ явнымъ антипольскимъ уклономъ. По словамъ А. Лакiера[18], райская птица на смоленскомъ гербѣ изображена безъ ногъ потому, что она символизируетъ вожделѣнные и недосягаемые предметы, а такимъ предметомъ для Польши и Литвы всегда былъ Смоленскъ. Еще болѣе категориченъ былъ П. Винклеръ[19]. Онъ писалъ, что Гамаюнъ - это символъ Польши, а безъ ногъ она потому, что русская пушка «отстрѣлила» у нея ноги.
Политическая тенденцiозность подобныхъ «прочтенiй» герба очевидна. Мы же попробуемъ разгадать эту загадку по-другому.
Извѣстно, что во время кругосвѣтнаго плаванiя Магеллана одинъ изъ Моллукскихъ султановъ въ 1521 году вручилъ мореплавателю шкурки невиданныхъ райскихъ птицъ. Эль-Кане(⊕), замѣнившiй погибшаго Магеллана, привезъ въ Европу вмѣстѣ со шкурками и фантастическiе разсказы объ удивительныхъ особенностяхъ этихъ дивныхъ по красотѣ созданiй. Но всѣ доставленныя шкурки, къ изумленiю испанцевъ, были безъ ногъ. Сказочно нѣжной и яркой окраски хвостъ птицы заканчивался двумя длинными лирообразными перьями. Ловкiе купцы въ послѣдующiе годы привозили чучела безногихъ птицъ, еще больше раздувая невѣроятные вымыслы о «божьихъ» птицахъ. Ихъ перьямъ приписывали магическую лѣчебную силу, а имъ самимъ - особый образъ жизни, при которомъ ноги просто не нужны, такъ какъ вся ихъ жизнь и даже высиживанiе потомства проходятъ въ полетѣ.
Участникъ экспедицiи А. Пигафетта выступилъ съ опроверженiемъ нелѣпостей о птицахъ, но его посчитали лжецомъ. Даже врачъ и математикъ Д. Кордано страстно и убѣдительно повторялъ фантастическiе разсказы объ экзотическихъ птицахъ, облекая повѣствованiе въ научную форму. Легенды о прекрасныхъ птицахъ жили еще долго.
Но наступило время, когда орнитологи доказали, что сказочный миѳъ о райскихъ птицахъ - плодъ изощренной фантазiи, подогрѣтой алчными торговцами. Однако феерическая легенда о безногихъ птицахъ осталась увѣковѣченной дважды. Выдающiйся натуралистъ К. Линней въ системѣ классификацiи птицъ спецiально назвалъ самый крупный видъ семейства Paradiseidae безногой райской птицей, а въ геральдикѣ миѳъ остался увѣковѣченъ въ гербѣ Смоленска XVII вѣка, являя собой уникальный фактъ въ исторiи не только отечественной, но и мiровой геральдики.
Въ западноевропейскомъ искусствѣ иконографiя Гамаюна представлена въ образѣ Синей Птицы. Она получила широкую извѣстность послѣ 1908 года, когда М. Меттерлинкъ создалъ поэтическую пьесу-сказку «Синяя Птица». Используя фольклорную основу, М. Меттерлинкъ придалъ Синей Птицѣ яркiй ореолъ символики, лучи которой играютъ красками устремленности къ великой цѣли, вѣчной борьбы на пути къ истинѣ, самоотверженности, великодушiя и неудовлетворенности достигнутымъ.
Во время постановки «Синей Птицы» въ Берлинѣ въ 1926 году дирекцiя театра заказала И.Я. Билибину обложку программы, на которой художникъ изобразилъ Синюю Птицу въ видѣ стилизованнаго Гамаюна.
Интересный образъ Гамаюна запечатлѣлъ въ 1983 году народный художникъ С.С.С.Р. М.М. Тараевъ на парадномъ занавѣсѣ Смоленскаго драматическаго театра въ составѣ смоленскаго герба. Въ удачной находкѣ Тараева пушка своимъ жерломъ напоминаетъ духовой инструментъ, а птица - Пегаса. Этимъ прiемомъ въ символику птицы Гамаюнъ гармонично включается и символика Пегаса.
Фрагментъ росписи фарфороваго блюда. Художникъ В.А. Городничевъ, 1989 г.
Еще болѣе смѣлое рѣшенiе образа Гамаюна выполнилъ прославленный мастеръ Дулевскаго фарфороваго завода В.А. Городничевъ, который создалъ въ 1989 году блюдо «Гербъ Смоленска». Талантливый художникъ переступилъ черезъ привычные каноны профильнаго изображенiя пушки съ птицей и изобразилъ ихъ торцомъ. Саму-же птицу Городничевъ изобразилъ въ духѣ древнерусскаго фольклора - съ женскимъ лицомъ и грудью и полураскрытыми крыльями. Этими прiемами въ символику Гамаюна вложена торжественность и святость.
Заканчивая анализъ символики птицы Гамаюнъ и показавъ ея древнеиранское происхожденiе, слѣдуетъ оговориться, что попытки проникнуть къ болѣе древнимъ истокамъ происхожденiя Гамаюна весьма предположительны и связаны съ новыми тайнами и загадками. Но одна изъ нихъ настолько увлекательна, что достойна вниманiя гербовѣдовъ.
Обращенiе къ древнекитайскому искусству и миѳологiи говоритъ о томъ, что сюжеты съ райскими птицами широко примѣнялись и въ искусствѣ Древняго Китая. Распространенной райской птицей была птица Фэнхуанъ. Самое удивительное, что слово «Фенхуанъ» составлено изъ двухъ словъ: «фэнъ», которое переводится какъ чудесная птица, небесный государь, какъ высшая божественная сила, небесный духъ и символъ неба. Слово «хуанъ» также употребляется какъ чудесная птица, но женскаго рода[20].
Но значенiе слова «хуанъ» въ китайскомъ языкѣ нѣсколько другое. Считается, что «хуанъ» - это птица, сопутствующая миру и процвѣтанiю, а главное смысловое значенiе слова «хуанъ» - въ понятiяхъ «августѣйшiй, верховный», то-есть тождественно значенiю иранскаго слова «хумаюнъ» (хума). Но если учесть, что китайская Хуанъ гораздо старше иранской Хумы и что въ иранскомъ искусствѣ птица Хума изображалась почти такъ-же, какъ и въ Древнемъ Китаѣ птица Хуанъ, то можно предположить, что миѳическая иранская птица Хума происходитъ отъ древнекитайской птицы Хуанъ.
Въ еще болѣе раннихъ матерiалахъ изъ древнекитайскихъ письменныхъ источниковъ просматривается «космическая» гипотеза появленiя образа птицъ Фэнъ и Хуанъ. Пересказывая ихъ, И.С. Лисевичъ сообщаетъ, что въ третьемъ тысячелѣтiи до Р.Х. въ бассейнѣ рѣки Хуанхэ дѣйствовали космическiе пришельцы[21], которыхъ называли «совершенномудрыми сыновьями Неба». Появленiю ихъ на Землѣ предшествовало «сiянiе великой молнiи», а затѣмъ «огромная звѣзда, словно ковшъ, опустилась на цвѣтущiй островъ». Главнаго первопроходца «сыновей Неба» китайцы называли Хуанъ-ди (августѣйшiй императоръ). Его сподвижника называли Фэнъ-цзы. Во время вознесенiя въ небо Фэнъ «сжегъ себя въ кучѣ пламени и вознесся» (это описанiе похоже на стартъ космическаго корабля). Послѣ этого Фэнъ «временно умеръ и возродился черезъ 200 лѣтъ». Видимо, отсюда беретъ свои истоки миѳъ о птицѣ Фениксъ, возрождающейся изъ пепла.
Гербъ Смоленска. Рисунокъ Г.В. Ражнева, 1987 г.
Въ матерiалахъ, касающихся дѣятельности Хуанъ-ди и его сподвижниковъ, нетрудно увидѣть описанiе сигарообразнаго космическаго корабля, самодвижущейся коляски и даже скафандра. Въ источникахъ упоминается, что Хуанъ-ди со своей группой возвратился, якобы, обратно въ районъ своей звѣздной системы Сяньюань (Регулъ) - наиболѣе яркой системы изъ трехъ звѣздъ въ созвѣздiи Льва, свѣтимостью въ 169 разъ больше солнечной, разстоянiе до которой равно 84 свѣтовымъ годамъ, что по современнымъ космическимъ мѣркамъ совсѣмъ недалеко.
Опираясь на древнекитайскiе источники, можно предположить, что словомъ «Хуанъ» назвали одного изъ космическихъ пришельцевъ, прiобщившихъ дикихъ аборигеновъ къ цивилизацiи. Слово «хуанъ» стало означать Небесную птицу, птицу Счастья, которая затѣмъ трансформировалась въ птицу Хума, а черезъ нѣкоторое время - въ птицу Гамаюнъ, красующуюся нынѣ въ составѣ смоленскаго герба.
Въ личной бесѣдѣ съ авторомъ этой статьи видный китаевѣдъ И.С. Лисевичъ въ апрѣлѣ 1992 года высказалъ одобренiе версiи о космическомъ происхожденiи птицы Гамаюнъ, о трансформацiи китайскаго слова «хуанъ» въ иранское слово «хума» и въ конечномъ итогѣ въ слово «гамаюнъ».
Такимъ образомъ, каждая историческая эпоха накладывала свой отпечатокъ на развитiе символики этой удивительной птицы, въ которой сочетается и реальное, и миѳическое, и гипотетическое. Но при каждомъ новомъ толкованiи символики Гамаюна старое не отбрасывалось, а бережно сохранялось и прiумножалось. Вотъ почему и намъ слѣдуетъ хорошо знать, свято хранить и помнить то, что понимали люди подъ птицей Гамаюнъ въ прежнiя времена.
Г.В. Ражневъ
ПРИМѢЧАНIЯ
Государственный гербъ независимаго Узбекистана.// Вѣстникъ геральдиста, 1992, №5, с.4.
Афанасьевъ А.Н. Поэтическiя возрѣнiя славянъ на природу. Т. 1. М., 1865; Шеппингъ Д.О. Обозрѣнiе звѣринаго эпоса Западной Европы. М., 1868; Проппъ В.Я. Историческiе корни волшебной сказки. Л., ЛГУ, 1946.
Моранъ Анри де. Исторiя декоративно-прикладного искусства отъ древнѣйшихъ временъ до нашихъ дней. Пер. съ фр. М., 1982.
Хакимъ-ханъ М. Мунтабахъ аттаварихъ.// Рукопись Института востоковѣденiя АН УзССР. Ташкентъ, №593, л. 255а.
Ирано-таджикская поэзiя. М., 1974, с. 398.
Усачевъ Н.Н. Торговля Смоленска съ Висби, Ригой и сѣверогерманскими городами въ XII-XIV в.// Авторефератъ диссертацiи на соиск. учен. степ. канд. историч. наук. М., 1952.
Навои А. Сочиненiя. Въ 10 т. Т. 8. Языкъ птицъ. Ташкентъ, 1970, с. 47.
Ирано-таджикская поэзiя. М., 1974, с. 209.
Хакимъ-ханъ М. Мунтабахъ аттаварихъ.// Рукопись Института востоковѣденiя АН УзССР. Ташкентъ, №593, лл. 177б, 219а.
Джами А. Избранныя произведенiя. Т. 1. Душанбе, 1972, с. 249.
Памятники дипломатическихъ и торговыхъ сношенiй Московской Руси съ Персiей. Т.1.// Труды восточнаго отдѣленiя императорскаго русскаго археологическаго общества. Т.20. СПб., 1890, с. 247.
Ц.Г.А.Д.А., ф. 89, оп. 1, д. 8, л. 248.
Памятники дипломатическихъ и торговыхъ сношенiй Московской Руси съ Персiей. Т.1.// Труды восточнаго отдѣленiя императорскаго русскаго археологическаго общества. Т.20. СПб., 1890, с. 228.