Я не приду
Я не знаю, сколько женщин после близкого знакомства со мной называли меня козлом, мудаком и дегенератом. Некоторые говорили мне это прямо, но я уверен, что, так или иначе, обхамила меня каждая. А под близким знакомством я, конечно, ничего высокодуховного не имею ввиду. Они, женщины, так думают. По мне, так всегда по-разному.
На самом деле, я всегда любил одну женщину - мою жену. Мою бывшую жену. Кристину. Это не делает меня лучше в глазах обиженных женщин, я понимаю. Только хуже. Я для них моральный урод и эгоист. Для Кристины, кстати, тоже. Она так и не смогла меня понять.
- Я знаю, что в это сложно поверить, и ты не поверишь, но я тебя люблю, Кристин, - говорил я, собирая у порога свои разбросанные вещи.
- Хватит! Я уже слышала это миллион раз, но так и не ощутила никакой любви. Сплошное вранье! Как только можно быть таким уродом?!
Она кричала. Кристина всегда кричала, когда узнавала о моих похождениях, выгоняла меня из дома и разбивала мои часы и телефоны, свои часы и телефоны. А через неделю я возвращался, а чаще даже быстрее. Она молча открывала дверь, молча пронзала меня своим острым зеленым взглядом, молча ставила на стол тарелку с ужином, молча ложилась спать. Я приходил к ней в постель, обнимал и засыпал. А утром мы снова просыпались семьей, если это можно так назвать. По крайней мере, я ее любил и знал, что она меня все так же любит.
Кристина не прощала меня. Она просто мирилась с тем, что я такой мудак. И я привык, я привык и почти потерял стыд. Она кричала, я собирал вещи, которые попадались под руку, и уходил к другу Андрею, чтобы через неделю вернуться.
И вот, апрельским вечером, я с работы поехал домой, чтобы провести новый вечер, окутанный ее стыдящим молчанием. Но дверь мне никто не открыл. И сам я ее открыть не смог, так как мои ключи не подходили к новым замкам. Свет в окнах не горел. Потом мне сказали, что она уехала в Италию в отпуск.
Не хочется говорить о том, что было потом, как я, пьяный, пытался вернуться, падал к ногам и засыпал у ее порога. Кристина не прощала. И устала мириться. Я ее понимаю.
Я - бабник. И это самое ласковое и простое определение, которое можно дать мужчине вроде меня. Кобель, блядун, потаскун - эти слова подойдут, наверное, гораздо больше. И я таким родился, да. И сам же всю жизнь от этого страдаю. Может, это кажется, смешным. А кто-то скажет, мол, раз страдаешь, так перестань морочить бабам мозги и люби свою жену. И я, клянусь, старался так и делать. Но нет, это нутро, может, гены, черт их знает.
Про гены ничего сказать не могу, мать у меня - прекрасная женщина, которая всю жизнь любит одного мужчину - меня. А отца я не знал, он погиб, когда мне было два года - на даче менял колесо у какого-то прицепа, домкрат сорвался, отца придавило. Печальная, нелепая смерть. Но я как-то с детства привык считать его героически погибшим. И никогда ничего плохого я о нем не слышал, только светлые истории о том, как он танцевал с мамкой в клубе, как зажигал на теткиной свадьбе, что руки у него золотые были. Не знаю я, в кого такой бабник уродился.
Уродился. Урод. Так в тот апрельский день назвала меня Кристина. С тех пор она меня никак больше не называла. Я снял квартиру, но появлялся в ней только поздно ночью и чаще всего не один. Днем я работал, потом шел в бар или ночной клуб, выпивал, угощал выпивкой накрашенных девиц, одевающихся в лучших торговых центрах города. То есть почти все они были похожи: либо короткое платье, либо - в основном - облегающие джинсы и кофточка с глубоким вырезом. Хорошо, что сейчас придумали специальные лифчики, которые любой вырез делают привлекательным. Еще этому способствует ром или виски, по настроению. Я, черт возьми, обаяшка! Девки таких любят, хотя и знают, что кроме секса им светит максимум еще пара сексов. Все, потом мы не встретимся. Надеюсь.
Первое время после расставания с Кристиной я напивался так, что окончания ночи просто не помнил. Иначе не мог, все-таки мне было ужасно больно и стыдно. Я знал, что виноват я, что Кристине тоже больно, но она не прощает, она не хочет повторения этой боли снова и снова. Я все понимал и заливал это понимание, чем придется. Всем подряд заливал, не соблюдая никаких алкогольных правил, чередовал напитки разной крепости и стоимости. А к обеду просыпался и плелся на работу, запивая аспирин холодным лимонадом.
Через две недели аспирин действовать перестал. И мысли о Кристине сопровождались адской головной болью с того момента, как я просыпался, и до того, когда опрокидывал первую вечернюю кружку пива. Так постепенно любые мысли о любимой женщине стали ассоциироваться у меня с больной головой и похмельем, я начал злиться на Кристину. Начал успокаивать себя тем, что не могу я быть виноват в наших бедах один. Это же отношения. Да, я ходок еще тот, это моя, блин, природа, которую не изменить. Но я же ее, Кристину, люблю. А она совсем даже не пыталась за эти три года меня понять. Она только орала, когда ловила меня на лжи, выбрасывала мои вещи с балкона и всегда оставалась жертвой. А я - тиран, злодей. И понимать меня не надо, это вообще, вроде как, невозможно. А я только и хотел, чтобы меня поняли.
Такое было только раз. И не с Кристиной. Ее звали Катя. Я называл ее Катериной. Мы познакомились на конференции, я тогда презентовал свой новый проект. Она сидела в последнем ряду и с серьезным видом слушала. Я догадался сразу, что она ничего не понимает из моих слов. Она работала журналисткой в одном интернет издании, это я прочитал на бейдже. Высокие каблуки, строгое, но сексуальное черное платье и светлый жакет. Нашла в чем прийти на it-конференцию, где куча мужиков, большая часть из которых с девушками общаются исключительно в скайпе. После моего выступления она подошла, чтобы задать несколько нелепых абсолютно вопросов. Я же сделал вид, что этой нелепости не заметил. Лишь уточнил, что готов дать ей подробное объяснение после официальной части конференции. То есть на банкете. Я знал, что на банкет она останется. Журналисты всегда остаются на банкеты, если только они не вынуждены бегать за каким-нибудь министром целый день по круглым столам и открытиям кардиоцентров. Моя Катерина явно не из таких, напрягаться на высоких каблучищах ей не очень-то хотелось. Сначала я хотел ее затащить в постель в тот же вечер, к тому же домой можно было не торопиться - Кристина знает, что банкет после конференции может закончиться и утром. Но как-то слово за слово, и я понял, что хочу говорить, рассказывать Кате какие-нибудь анекдоты или обсудить тупой фильм. Странное и не свойственное мне желание.
- Я тебе признаюсь, Олег, по большому секрету, - начала она, допивая третий бокал шампанского, - я в этих ваших технологиях разбираюсь паршиво. А что ты мне сейчас рассказывал, я на диктофон все записала, потому что уже ничего не помню, а статью писать как-то надо.
Она засмеялась и откусила половину от крупной виноградины.
- Я думаю, что в процессе расшифровки диктофонных записей у тебя еще возникнет ряд вопросов. Поэтому не стесняйся, звони по телефону или в скайп, как удобно. Вот моя визитка.
Я достал из заднего кармана джинсов свою карточку и протянул ей. Пока доставал, чуть не потерял обручальное кольцо. Чаще всего я носил его в кармане, одевал только в офисе и дома. Меня вообще раздражают кольца.
- Ой, а у меня закончились визитки. Давай, я тебе дозвон сейчас сделаю.
Катя набрала мой номер. Я сбросил и записал ее телефон, назвав «Конференция».
На следующий день первым, что я увидел, включив на работе компьютер, было уведомление в скайпе: «Kategreena111 хочет добавить вас в список своих контактов». Категрина… За экологию что ли борется? Или, может, покурить любит или просто зеленый цвет нравится? Я не стал спрашивать, это не так важно. Мы стали переписываться каждый день. На отвлеченные темы. В целом, наши диалоги напоминали многочасовую импровизацию в КВН или какой-то другой юмористической молодежной программе. Иногда я так смеялся, что коллеги подозрительно оборачивались, дабы убедиться, что я за столом сижу один. Благодаря общению с Катей, я каждый день приходил домой в хорошем настроении, и с Кристиной все шло хорошо и спокойно.
Так длилось почти две недели. И мне уже ужасно хотелось видеть Катерину в реале, а не в интернете. Я убедился, что это взаимно:
- Какие планы на завтрашний вечер? Пятница же. Я предлагаю в паб!
- Давай, - я согласился и сразу же начал придумывать, что сказать жене. Хотя, так и скажу, что с другом в паб. Она все равно не пойдет.
Дома в пятницу вечером я не ночевал. Кристине сказал, что пьян и остаюсь у Андрея. Я, и правда, был пьян, но не от пива. Это все Катя со своим неумолкающим звонким смехом. Этот смех разбивал все камни, которые годами копились у меня на душе. Мне становилось легко, и я чувствовал себя лет на семь моложе. Катерина опережала меня постоянно: стоило мне начать фразу, как она ее заканчивала и именно так, как хотел я. Я утонул в ней, в ее черных шелковых простынях, в длинных тонких руках. Я забыл о Кристине, о семье, о любви, как только Катины длинные мягкие волосы скользнули по моей груди.
Чем нелепее мое вранье, тем больше жена мне верила. Домой явился в субботу почти под вечер, телефон все время был отключен. Я приготовил историю про то, как мы с Андреем всю ночь пили, потом весь день спали и похмелялись.
Я стал выключать звук на телефоне по вечерам, чтобы пришедшие от Катерины сообщения не добрались до ушей Кристины. Впервые в жизни я завел роман на стороне. Не интрижку, каких были десятки. У меня появилась девушка, которая занимала почти все мои мысли. Я впервые почувствовал, что изменяю жене. Мне было стыдно, но я не мог остановиться. От одной мысли, что одна из них исчезнет из моей жизни, у меня в груди вспыхивало, я начинал задыхаться от какого-то страха и скорее гнать от себя эти размышления. Меня спасали фильмы и компьютерные игры - как только в голове начиналась смута, я включал Контр Страйк и отстреливал террористов. Так успокаивался. И все шло хорошо. В течение рабочего дня мы переписывались с Катей, иногда вместе обедали. Время от времени я придумывал очередную байку про корпоративную попойку, футбол или командировку и оставался у Кати на ночь. Один раз провел у нее почти целые сутки. Она ходила в широкой голубой мужской рубашке, резала салат и читала по памяти очень милые советские стихи, забывая половину слов. Автора я не запомнил. Для меня это навсегда будут Катины стихи. Что-то там было про юность, про любовь, про «после дождичка в четверг» и про звезду на задних лапках. Мне было хорошо.
Я не учел только одного - Катерина не знала, что я женат. Об этом я тоже старался не думать, пока однажды утром в воскресенье Катя не произнесла фразу, после которой мне захотелось превратиться в груду песка и разлететься от порыва ветра в разные стороны:
- У меня через две недели отпуск. Поехали за город на несколько дней?
Легкая, прекрасная, нежная Катерина аккуратно, сама того не понимая, положила мне на душу приличного размера булыжник. Не знаю, заметила ли она, как мое лицо скривилось от стыда и злости на себя, но я пытался это скрыть всеми силами. Я поднял руки, потянулся, словно только что проснулся, и сказал:
- Интересная мысль! Обсудим в понедельник.
Что обсудим? Тут и обсуждать нечего. Я никуда не поеду, я и не хочу ехать, потому что так надолго уезжать от Кристины я не готов. Но придумывать отговорки и врать Кате я тогда хотел еще меньше. Нужно было признаться.
Сама идея признания меня страшила. Я понимал, Катерина слишком хороша и горда, чтобы принять положение любовницы и простить мне то, что я это скрывал. Выхода у меня не было, осталась только наивная мечта в глубине души, что завтра я проснусь и ситуация сама рассосется, неважно как, главное, что все будут довольны и счастливы.
Конечно, ничего такого не произошло. По этой причине мне очень долго не хотелось открывать утром глаза. С кухни доносились знакомые звуки: Кристина варила кофе в турке и жарила омлет. Я любил этот кофе и этот омлет. Я любил, как жена носится, натягивая чулки, причесываясь и жуя бутерброд одновременно. Женщинам так много надо с утра успеть, а нам - натянуть джинсы и рубашку, которую еще вечером погладили, умыться и съесть уже приготовленную еду.
За завтраком я вспомнил, как в шестнадцать лет первокурсница Наташа подошла ко мне и сказала: «Знаешь, Олег, извини, но у меня есть парень. Нам с тобой лучше не общаться, наверное». Еще тем утром я думал, что я ее парень. А оказалось, что ее парень - не я, а кто-то другой. Наверняка, он старше и интереснее, учится с ней в университете, работает по вечерам, а я - школьник. Сейчас, конечно, мне смешно, но тогда мне стало так больно, словно я глотнул огненного жидкого металла. Хотелось пойти и отрезать себе кисть руки, или прыгнуть из окна, но не насмерть, а так, чтобы приземлиться на ноги и сломать их. В итоге, конечно, просто напился, потом блевал. Этого оказалось достаточно, чтобы заглушить боль. Но с тех пор я не допускал случая, чтобы снова оказаться в похожей ситуации. Я еще на физкультуре в пятом классе услышал, что лучшая атака - это нападение. И я стал нападать, пока не напали на меня. Стал сам причинять боль женщинам. Сначала сознательно, потом автоматически.
И вот, ковыряя омлет в тарелке, я представил бледнеющее лицо Кати и чувство раскаленного металла в ее горле после того, как я признаюсь ей во всем. Мне ужасно не хотелось делать ей больно, но еще больше не хотелось видеть ее лицо в этот момент. Ее злость, разочарование и слезы. Когда я это вообразил, у меня между ребер будто таракан пробежал. Я хлебнул горячий кофе, чтобы сбить этого таракана с ног, и обжог небо и горло.
- Ты чего? - Кристина удивленно посмотрела на меня из коридора.
- В смысле?
- Ты чего там бормочешь?
Оказывается, все это время я думал вслух.
- Да так, сам с собой разговариваю. Приятно с утра с умным человеком пообщаться.
Кристина засмеялась, и смех ее вернул меня в чувства. Все решено, прости меня, Катя.
Я не помню, как дошел до работы, я пытался не думать, но в голову лез всякий бред. Всеми силами я призывал торнадо, землетрясения, извержения неоткрытого до сих пор вулкана. И тогда ничего и никому не придется объяснять.
С Катей мы договорились встретиться после работы в парке. Была уже поздняя осень, холодно, периодически шел снег. Но я подумал, так будет проще и быстрее. И точно никаких людей вокруг.
Рабочий день тянулся долго. Почти все время мы с Катей переписывались. Я всеми силами пытался не выдать своего настроения и не огорчить ее раньше времени.
Я приехал в парк в 19.00 ровно. На встречи с Катей я не опаздывал никогда. Правую руку в кармане пальто пронзила вибрация телефона - пришло сообщение:
«Я не приду, Олег. Я сильно влюбилась в тебя, даже не могу нормально послать. Я тебя понимаю, но надеюсь, мы больше не увидимся. Целую. Жене привет не передавай».
Она все знала. Откуда? Давно ли? Я не знаю. Помню только, как затряслась рука и телефон упал в растаявший снег.
Прошло с момента той истории уже шесть лет. А я сижу и вспоминаю двух женщин, которые для меня имели значение. Наверное, все-таки не понимание было главным. Относиться просто к людям надо как к людям.
А я уже даже не урод. Просто одинокий алкоголик.
На самом деле, я всегда любил одну женщину - мою жену. Мою бывшую жену. Кристину. Это не делает меня лучше в глазах обиженных женщин, я понимаю. Только хуже. Я для них моральный урод и эгоист. Для Кристины, кстати, тоже. Она так и не смогла меня понять.
- Я знаю, что в это сложно поверить, и ты не поверишь, но я тебя люблю, Кристин, - говорил я, собирая у порога свои разбросанные вещи.
- Хватит! Я уже слышала это миллион раз, но так и не ощутила никакой любви. Сплошное вранье! Как только можно быть таким уродом?!
Она кричала. Кристина всегда кричала, когда узнавала о моих похождениях, выгоняла меня из дома и разбивала мои часы и телефоны, свои часы и телефоны. А через неделю я возвращался, а чаще даже быстрее. Она молча открывала дверь, молча пронзала меня своим острым зеленым взглядом, молча ставила на стол тарелку с ужином, молча ложилась спать. Я приходил к ней в постель, обнимал и засыпал. А утром мы снова просыпались семьей, если это можно так назвать. По крайней мере, я ее любил и знал, что она меня все так же любит.
Кристина не прощала меня. Она просто мирилась с тем, что я такой мудак. И я привык, я привык и почти потерял стыд. Она кричала, я собирал вещи, которые попадались под руку, и уходил к другу Андрею, чтобы через неделю вернуться.
И вот, апрельским вечером, я с работы поехал домой, чтобы провести новый вечер, окутанный ее стыдящим молчанием. Но дверь мне никто не открыл. И сам я ее открыть не смог, так как мои ключи не подходили к новым замкам. Свет в окнах не горел. Потом мне сказали, что она уехала в Италию в отпуск.
Не хочется говорить о том, что было потом, как я, пьяный, пытался вернуться, падал к ногам и засыпал у ее порога. Кристина не прощала. И устала мириться. Я ее понимаю.
Я - бабник. И это самое ласковое и простое определение, которое можно дать мужчине вроде меня. Кобель, блядун, потаскун - эти слова подойдут, наверное, гораздо больше. И я таким родился, да. И сам же всю жизнь от этого страдаю. Может, это кажется, смешным. А кто-то скажет, мол, раз страдаешь, так перестань морочить бабам мозги и люби свою жену. И я, клянусь, старался так и делать. Но нет, это нутро, может, гены, черт их знает.
Про гены ничего сказать не могу, мать у меня - прекрасная женщина, которая всю жизнь любит одного мужчину - меня. А отца я не знал, он погиб, когда мне было два года - на даче менял колесо у какого-то прицепа, домкрат сорвался, отца придавило. Печальная, нелепая смерть. Но я как-то с детства привык считать его героически погибшим. И никогда ничего плохого я о нем не слышал, только светлые истории о том, как он танцевал с мамкой в клубе, как зажигал на теткиной свадьбе, что руки у него золотые были. Не знаю я, в кого такой бабник уродился.
Уродился. Урод. Так в тот апрельский день назвала меня Кристина. С тех пор она меня никак больше не называла. Я снял квартиру, но появлялся в ней только поздно ночью и чаще всего не один. Днем я работал, потом шел в бар или ночной клуб, выпивал, угощал выпивкой накрашенных девиц, одевающихся в лучших торговых центрах города. То есть почти все они были похожи: либо короткое платье, либо - в основном - облегающие джинсы и кофточка с глубоким вырезом. Хорошо, что сейчас придумали специальные лифчики, которые любой вырез делают привлекательным. Еще этому способствует ром или виски, по настроению. Я, черт возьми, обаяшка! Девки таких любят, хотя и знают, что кроме секса им светит максимум еще пара сексов. Все, потом мы не встретимся. Надеюсь.
Первое время после расставания с Кристиной я напивался так, что окончания ночи просто не помнил. Иначе не мог, все-таки мне было ужасно больно и стыдно. Я знал, что виноват я, что Кристине тоже больно, но она не прощает, она не хочет повторения этой боли снова и снова. Я все понимал и заливал это понимание, чем придется. Всем подряд заливал, не соблюдая никаких алкогольных правил, чередовал напитки разной крепости и стоимости. А к обеду просыпался и плелся на работу, запивая аспирин холодным лимонадом.
Через две недели аспирин действовать перестал. И мысли о Кристине сопровождались адской головной болью с того момента, как я просыпался, и до того, когда опрокидывал первую вечернюю кружку пива. Так постепенно любые мысли о любимой женщине стали ассоциироваться у меня с больной головой и похмельем, я начал злиться на Кристину. Начал успокаивать себя тем, что не могу я быть виноват в наших бедах один. Это же отношения. Да, я ходок еще тот, это моя, блин, природа, которую не изменить. Но я же ее, Кристину, люблю. А она совсем даже не пыталась за эти три года меня понять. Она только орала, когда ловила меня на лжи, выбрасывала мои вещи с балкона и всегда оставалась жертвой. А я - тиран, злодей. И понимать меня не надо, это вообще, вроде как, невозможно. А я только и хотел, чтобы меня поняли.
Такое было только раз. И не с Кристиной. Ее звали Катя. Я называл ее Катериной. Мы познакомились на конференции, я тогда презентовал свой новый проект. Она сидела в последнем ряду и с серьезным видом слушала. Я догадался сразу, что она ничего не понимает из моих слов. Она работала журналисткой в одном интернет издании, это я прочитал на бейдже. Высокие каблуки, строгое, но сексуальное черное платье и светлый жакет. Нашла в чем прийти на it-конференцию, где куча мужиков, большая часть из которых с девушками общаются исключительно в скайпе. После моего выступления она подошла, чтобы задать несколько нелепых абсолютно вопросов. Я же сделал вид, что этой нелепости не заметил. Лишь уточнил, что готов дать ей подробное объяснение после официальной части конференции. То есть на банкете. Я знал, что на банкет она останется. Журналисты всегда остаются на банкеты, если только они не вынуждены бегать за каким-нибудь министром целый день по круглым столам и открытиям кардиоцентров. Моя Катерина явно не из таких, напрягаться на высоких каблучищах ей не очень-то хотелось. Сначала я хотел ее затащить в постель в тот же вечер, к тому же домой можно было не торопиться - Кристина знает, что банкет после конференции может закончиться и утром. Но как-то слово за слово, и я понял, что хочу говорить, рассказывать Кате какие-нибудь анекдоты или обсудить тупой фильм. Странное и не свойственное мне желание.
- Я тебе признаюсь, Олег, по большому секрету, - начала она, допивая третий бокал шампанского, - я в этих ваших технологиях разбираюсь паршиво. А что ты мне сейчас рассказывал, я на диктофон все записала, потому что уже ничего не помню, а статью писать как-то надо.
Она засмеялась и откусила половину от крупной виноградины.
- Я думаю, что в процессе расшифровки диктофонных записей у тебя еще возникнет ряд вопросов. Поэтому не стесняйся, звони по телефону или в скайп, как удобно. Вот моя визитка.
Я достал из заднего кармана джинсов свою карточку и протянул ей. Пока доставал, чуть не потерял обручальное кольцо. Чаще всего я носил его в кармане, одевал только в офисе и дома. Меня вообще раздражают кольца.
- Ой, а у меня закончились визитки. Давай, я тебе дозвон сейчас сделаю.
Катя набрала мой номер. Я сбросил и записал ее телефон, назвав «Конференция».
На следующий день первым, что я увидел, включив на работе компьютер, было уведомление в скайпе: «Kategreena111 хочет добавить вас в список своих контактов». Категрина… За экологию что ли борется? Или, может, покурить любит или просто зеленый цвет нравится? Я не стал спрашивать, это не так важно. Мы стали переписываться каждый день. На отвлеченные темы. В целом, наши диалоги напоминали многочасовую импровизацию в КВН или какой-то другой юмористической молодежной программе. Иногда я так смеялся, что коллеги подозрительно оборачивались, дабы убедиться, что я за столом сижу один. Благодаря общению с Катей, я каждый день приходил домой в хорошем настроении, и с Кристиной все шло хорошо и спокойно.
Так длилось почти две недели. И мне уже ужасно хотелось видеть Катерину в реале, а не в интернете. Я убедился, что это взаимно:
- Какие планы на завтрашний вечер? Пятница же. Я предлагаю в паб!
- Давай, - я согласился и сразу же начал придумывать, что сказать жене. Хотя, так и скажу, что с другом в паб. Она все равно не пойдет.
Дома в пятницу вечером я не ночевал. Кристине сказал, что пьян и остаюсь у Андрея. Я, и правда, был пьян, но не от пива. Это все Катя со своим неумолкающим звонким смехом. Этот смех разбивал все камни, которые годами копились у меня на душе. Мне становилось легко, и я чувствовал себя лет на семь моложе. Катерина опережала меня постоянно: стоило мне начать фразу, как она ее заканчивала и именно так, как хотел я. Я утонул в ней, в ее черных шелковых простынях, в длинных тонких руках. Я забыл о Кристине, о семье, о любви, как только Катины длинные мягкие волосы скользнули по моей груди.
Чем нелепее мое вранье, тем больше жена мне верила. Домой явился в субботу почти под вечер, телефон все время был отключен. Я приготовил историю про то, как мы с Андреем всю ночь пили, потом весь день спали и похмелялись.
Я стал выключать звук на телефоне по вечерам, чтобы пришедшие от Катерины сообщения не добрались до ушей Кристины. Впервые в жизни я завел роман на стороне. Не интрижку, каких были десятки. У меня появилась девушка, которая занимала почти все мои мысли. Я впервые почувствовал, что изменяю жене. Мне было стыдно, но я не мог остановиться. От одной мысли, что одна из них исчезнет из моей жизни, у меня в груди вспыхивало, я начинал задыхаться от какого-то страха и скорее гнать от себя эти размышления. Меня спасали фильмы и компьютерные игры - как только в голове начиналась смута, я включал Контр Страйк и отстреливал террористов. Так успокаивался. И все шло хорошо. В течение рабочего дня мы переписывались с Катей, иногда вместе обедали. Время от времени я придумывал очередную байку про корпоративную попойку, футбол или командировку и оставался у Кати на ночь. Один раз провел у нее почти целые сутки. Она ходила в широкой голубой мужской рубашке, резала салат и читала по памяти очень милые советские стихи, забывая половину слов. Автора я не запомнил. Для меня это навсегда будут Катины стихи. Что-то там было про юность, про любовь, про «после дождичка в четверг» и про звезду на задних лапках. Мне было хорошо.
Я не учел только одного - Катерина не знала, что я женат. Об этом я тоже старался не думать, пока однажды утром в воскресенье Катя не произнесла фразу, после которой мне захотелось превратиться в груду песка и разлететься от порыва ветра в разные стороны:
- У меня через две недели отпуск. Поехали за город на несколько дней?
Легкая, прекрасная, нежная Катерина аккуратно, сама того не понимая, положила мне на душу приличного размера булыжник. Не знаю, заметила ли она, как мое лицо скривилось от стыда и злости на себя, но я пытался это скрыть всеми силами. Я поднял руки, потянулся, словно только что проснулся, и сказал:
- Интересная мысль! Обсудим в понедельник.
Что обсудим? Тут и обсуждать нечего. Я никуда не поеду, я и не хочу ехать, потому что так надолго уезжать от Кристины я не готов. Но придумывать отговорки и врать Кате я тогда хотел еще меньше. Нужно было признаться.
Сама идея признания меня страшила. Я понимал, Катерина слишком хороша и горда, чтобы принять положение любовницы и простить мне то, что я это скрывал. Выхода у меня не было, осталась только наивная мечта в глубине души, что завтра я проснусь и ситуация сама рассосется, неважно как, главное, что все будут довольны и счастливы.
Конечно, ничего такого не произошло. По этой причине мне очень долго не хотелось открывать утром глаза. С кухни доносились знакомые звуки: Кристина варила кофе в турке и жарила омлет. Я любил этот кофе и этот омлет. Я любил, как жена носится, натягивая чулки, причесываясь и жуя бутерброд одновременно. Женщинам так много надо с утра успеть, а нам - натянуть джинсы и рубашку, которую еще вечером погладили, умыться и съесть уже приготовленную еду.
За завтраком я вспомнил, как в шестнадцать лет первокурсница Наташа подошла ко мне и сказала: «Знаешь, Олег, извини, но у меня есть парень. Нам с тобой лучше не общаться, наверное». Еще тем утром я думал, что я ее парень. А оказалось, что ее парень - не я, а кто-то другой. Наверняка, он старше и интереснее, учится с ней в университете, работает по вечерам, а я - школьник. Сейчас, конечно, мне смешно, но тогда мне стало так больно, словно я глотнул огненного жидкого металла. Хотелось пойти и отрезать себе кисть руки, или прыгнуть из окна, но не насмерть, а так, чтобы приземлиться на ноги и сломать их. В итоге, конечно, просто напился, потом блевал. Этого оказалось достаточно, чтобы заглушить боль. Но с тех пор я не допускал случая, чтобы снова оказаться в похожей ситуации. Я еще на физкультуре в пятом классе услышал, что лучшая атака - это нападение. И я стал нападать, пока не напали на меня. Стал сам причинять боль женщинам. Сначала сознательно, потом автоматически.
И вот, ковыряя омлет в тарелке, я представил бледнеющее лицо Кати и чувство раскаленного металла в ее горле после того, как я признаюсь ей во всем. Мне ужасно не хотелось делать ей больно, но еще больше не хотелось видеть ее лицо в этот момент. Ее злость, разочарование и слезы. Когда я это вообразил, у меня между ребер будто таракан пробежал. Я хлебнул горячий кофе, чтобы сбить этого таракана с ног, и обжог небо и горло.
- Ты чего? - Кристина удивленно посмотрела на меня из коридора.
- В смысле?
- Ты чего там бормочешь?
Оказывается, все это время я думал вслух.
- Да так, сам с собой разговариваю. Приятно с утра с умным человеком пообщаться.
Кристина засмеялась, и смех ее вернул меня в чувства. Все решено, прости меня, Катя.
Я не помню, как дошел до работы, я пытался не думать, но в голову лез всякий бред. Всеми силами я призывал торнадо, землетрясения, извержения неоткрытого до сих пор вулкана. И тогда ничего и никому не придется объяснять.
С Катей мы договорились встретиться после работы в парке. Была уже поздняя осень, холодно, периодически шел снег. Но я подумал, так будет проще и быстрее. И точно никаких людей вокруг.
Рабочий день тянулся долго. Почти все время мы с Катей переписывались. Я всеми силами пытался не выдать своего настроения и не огорчить ее раньше времени.
Я приехал в парк в 19.00 ровно. На встречи с Катей я не опаздывал никогда. Правую руку в кармане пальто пронзила вибрация телефона - пришло сообщение:
«Я не приду, Олег. Я сильно влюбилась в тебя, даже не могу нормально послать. Я тебя понимаю, но надеюсь, мы больше не увидимся. Целую. Жене привет не передавай».
Она все знала. Откуда? Давно ли? Я не знаю. Помню только, как затряслась рука и телефон упал в растаявший снег.
Прошло с момента той истории уже шесть лет. А я сижу и вспоминаю двух женщин, которые для меня имели значение. Наверное, все-таки не понимание было главным. Относиться просто к людям надо как к людям.
А я уже даже не урод. Просто одинокий алкоголик.