Аэропорт
Хейли:
Click to view
В романе этот кусок гораздо более пространный:
Оба пилота сдвинули в сторону один наушник, чтобы иметь возможность нормально разговаривать и вместе с тем не пропустить позывных. Шум двигателей, стойкий, но не оглушительный, как бы отгораживал их от остального мира.
- А вы, кажется, не ходок, верно? - заметил Димирест. - Я хочу сказать - не любитель бегать на сторону. Я видел, как вы на отдыхе сидите, уткнувшись в книгу.
Теперь уже усмехнулся Хэррис.
- Иногда я еще, кроме того, хожу в кино.
- И с чего вы такой праведник?
- Моя жена была стюардессой на ДС-4. Там мы познакомились. Она видела, что творится вокруг: беспорядочные связи, беременности, аборты - всю эту грязь. А потом ее назначили старшей, и ей не раз приходилось помогать эту мерзость расхлебывать. Словом, когда мы поженились, я дал ей слово… Понятно какое. И я его держу.
- Ну зато и нарожали ребятишек.
- Верно.
Хэррис снова включил автопилот. Разговаривая, оба пилота - в соответствии с инструкцией и по привычке - не сводили глаз с приборов, которые мгновенно зарегистрировали бы малейшую неполадку в самолете и дали бы о ней знать. Никаких отклонений от нормы не было.
Димирест спросил:
- Сколько же их у вас? Шестеро?
- Семеро. - Хэррис улыбнулся. - Четверо было запланировано, а трое сверх плана. Но и это неплохо.
- А вот те, что не были запланированы… Вы ни разу не думали о том, чтобы от них избавиться, пока они еще не появились на свет?
Вопрос вырвался у Вернона Димиреста непроизвольно. Он сам удивился, зачем он это спросил. Видимо, два предшествующих разговора с Гвен навели его на мысль о детях. Все же; это было; очень непохоже на него - много раздумывать над тем, что так очевидно и просто, как хотя бы этот аборт, который должна сделать Гвен.
- Вы имеете в виду аборт? - спросил Хэррис и сразу отвел глаза.
- Да, - сказал Димирест. - Я именно это имел в виду.
- Так я вам отвечу: нет! - резко сказал Хэррис. И добавил уже более спокойным тоном: - У меня на этот счет вполне определенная точка зрения.
- Потому что это запрещено религией?
Хэррис покачал головой.
- Я атеист.
- Какими же вы тогда руководствуетесь соображениями?
- А вам очень хочется знать?
- Почему бы и нет? У нас еще целая ночь впереди, - сказал Димирест.
Они прислушивались к происходившим по радио переговорам между КДП на земле и самолетом «ТВА», поднявшимся в воздух почти тотчас следом за ними и направлявшимся в, Париж, Лайнер летел в десяти милях позади них и на несколько тысяч футов ниже. Они набирали высоту - то же делал у лайнер.
Большинство опытных пилотов, слушая переговоры по радио с другими самолетами, всегда мысленно держат перед глазами картину движения самолетов в зоне их полета. Димирест и Хэррис оба добавили последние зафиксированные ими сведения к имевшимся ранее. Когда радиоразговор воздуха с землей закончился, Димирест напомнил Хэррису:
- Я слушаю.
Хэррис проверил курс и высоту и принялся набивать трубку.
- Я довольно много занимался историей общественных отношений. Заинтересовался ею еще в колледже, и с тех пор так и пошло. Быть может, вы тоже?
- Нет, - сказал Димирест. - Ровно настолько, насколько это было необходимо.
- Так вот. Если вы проследите историю человечества, вам сразу бросится в глаза: весь прогресс на земле совершается ради одной-единственной цели - сделать каждого индивидуума более гуманным. Всякий раз, когда цивилизация поднимается на новую ступень, человечество становится немного лучше, немного просвещеннее, потому что люди начинают больше заботиться друг о друге, больше уважать личность другого. В те эпохи, когда этого не происходит, человечество откатывается назад. Каждый отрезок истории, если вы вглядитесь в него, доказывает эту истину.
- Приходится верить вам на слово.
- Вовсе нет. Есть множество тому примеров. Рабство было уничтожено, потому что люди научились уважать человеческую личность. По той же причине перестали казнить детей и был установлен хабеас корпус, и теперь люди хотят достичь справедливости для всех или по возможности приблизиться к этому. И в наше время большинство тех, кто выступает против смертной казни, хотят того же, не столько в интересах казнимого, сколько в интересах общества, которое, отнимая у человека - у любого человека - жизнь, тем самым наносит непоправимый вред себе, то есть каждому из нас.
Хэррис умолк. Наклонившись вперед так, что натянулись ремни, он всматривался из полумрака кабины в окружавшую их ночь. В ярком свете луны четко выступали громады облаков далеко внизу. При такой сплошной облачности - вплоть до середины Атлантического океана, согласно сводке - земли не будет видно на всем пути их следования. Где-то на несколько тысяч футов ниже промелькнули огни самолета, летевшего в противоположном направлении, и скрылись.
Второй пилот Сай Джордан, подавшись к дросселям, увеличил подачу топлива двигателям, так как самолет набирал высоту.
Димирест подождал, пока Джордан закончит, и снова обратился к Хэррису:
- Но аборт - это не смертная казнь.
- Не скажите, - возразил Хэррис. - Если вдуматься, то можно прийти к иному выводу. И в том и в другом случае речь идет об уважении к человеческой жизни, жизни отдельного индивидуума, о том, каким путем развивалась и будет развиваться цивилизация. Не странно ли, что мы ратуем за отмену смертной казни и одновременно за разрешение абортов. И никто не замечает, насколько это нелепо: требовать уважения к человеческой жизни и в то же время распоряжаться ею как вещью, лишенной ценности.
Димиресту вспомнились слова, сказанные им этим вечером Гвен, и он повторил их снова:
- Нерожденное дитя еще не наделено жизнью. Это не индивидуум, это эмбрион.
- А позвольте узнать, видели вы когда-нибудь абортированного ребенка? - спросил Хэррис. - То, что вынуто из чрева?
- Нет, не видел.
- А мне довелось однажды. Он лежал в стеклянной банке с формальдегидом в шкафу у моего приятеля-доктора. Не знаю, откуда он у него взялся, только приятель сказал мне, что если бы жизнь этого эмбриона не оборвали, если бы его не абортировали, получился бы нормальный ребенок, мальчик. Да, это был эмбрион, как вы изволили выразиться, и вместе с тем это был уже маленький, вполне сформированный человечек: забавное личико, ручки, ножки, пальчики, даже крошечный пенис. Знаете, что я почувствовал, глядя на него? Мне стало стыдно. Я подумал: а где же, черт подери, был я, где были все порядочные, еще не утратившие человеческих чувств люди, когда совершалось убийство этого беззащитного существа? Потому что совершилось именно убийство, хотя мы обычно избегаем употреблять это слово.
- Я же не предлагаю, черт побери, вынимать из утробы матери ребенка, когда он уже сформировался!
- А вам известно, - спросил Хэррис, - что через восемь недель после зачатия у зародыша уже намечено все, чему положено быть у новорожденного ребенка? А на третьем месяце зародыш даже выглядит как ребенок. Так где тут можно провести границу?
- Вам бы следовало стать адвокатом, а не пилотом, - проворчал Димирест. Однако этот разговор невольно заставил его задуматься: на каком месяце может быть сейчас Гвен? Он прикинул: если это случилось в Сан-Франциско, как она утверждает, тогда, значит, восемь-девять недель назад, и, если верить Хэррису, у нее в чреве - почти полностью сформировавшийся ребенок.
Подошло время для очередного рапорта на КДП. Вернон Димирест выполнил это сам. Они поднялись уже на тридцать две тысячи футов над землей, подъем был почти закончен, еще несколько секунд - и они пересекут границу Канады и пролетят над югом провинции Онтарио. Детройт и Виндзор, два города-близнеца по обе стороны границы, обычно издалека встречали их яркими всполохами огней. Но сегодня кругом был непроглядный мрак, и только где-то внизу - затянутые облаками города. Димирест вспомнил, что детройтский аэропорт закрыли перед самым их взлетом. В обоих городах сейчас бушевала вьюга, передвигавшаяся на восток.
Димирест знал, что там, у него за спиной, в пассажирских салонах Гвен Мейген и другие стюардессы разносят напитки по второму разу, а в салоне первого класса - еще и горячие закуски на дорогих фарфоровых тарелочках.
- Этот вопрос глубоко меня волнует, - сказал Энсон Хэррис. - Не обязательно быть религиозным человеком, чтобы верить в нравственность.
- Или вынашивать идиотские идеи, - проворчал Димирест. - Ну, что ни говорите, а те, кто разделяет вашу точку зрения, неминуемо потерпят фиаско. Все сейчас идет к тому; чтобы облегчить возможность делать аборты. Вероятно даже, их будут производить свободно, узаконенным порядком.
- Если это произойдет, - сказал Хэррис, - мы сделаем шаг назад, к печам Освенцима.
- Чушь! - Димирест оторвался от бортового журнала, куда он занес только что полученные данные о местонахождении самолета. Он уже не скрывал раздражения, которое вообще легко прорывалось у него наружу. - Существует много доводов в пользу абортов: случайное зачатие, например, которое обрекает ребенка на нищету, на прозябание без надежды выбиться в люди, ну, и другие случаи - изнасилование, кровосмешение, слабое здоровье матери…
- Особые обстоятельства не могут приниматься в расчет. Это все равно что сказать: «Ладно, мы с некоторыми оговорками узаконим убийство, если вы приведете убедительные доводы в пользу его необходимости». - Хэррис возмущенно покачал головой. - И к чему говорить о нежеланных детях? Эта проблема может быть решена противозачаточными мерами. Теперь это доступно каждому, независимо от его имущественного положения. Но если произошла оплошность и новая жизнь уже зародилась, значит, возникло еще одно человеческое существо, и вы не имеете права выносить ему смертный приговор. А что касается участи, которая его ждет, то никто из нас не знает своей судьбы; но когда нам дарована жизнь - счастливая или несчастная, - мы стремимся ее сохранить, и мало кто хочет от нее избавиться, сколь бы ни был он несчастен. С нищетой надо бороться, не убивая нерожденных младенцев, а улучшая условия жизни.
Хэррис помолчал, потом заговорил снова:
- А опираясь на экономический фактор, можно зайти очень далеко. Следуя такой логике, кто-то захочет убивать психически неполноценных или монголоидных младенцев, едва они появятся на свет, умерщвлять стариков, безнадежно больных и общественно бесполезных лиц, как это делают в Африке, оставляя их в джунглях на съедение гиенам… Мы же не делаем этого, потому что ценим жизнь человека и уважаем его достоинство. И должны ценить и уважать их все больше и больше, если верим в развитие и прогресс.
На альтиметрах перед каждым из пилотов стрелка дошла до тридцати трех тысяч футов. Самолет набрал заданную высоту. Энсон Хэррис перевел машину в горизонтальный полет, а Сай Джордан снова отрегулировал подачу топлива двигателям…
Димирест досадовал на себя - не к чему было затевать этот ненужный спор.
- У вас мозги набекрень - вот в чем ваша беда, - сказал он Хэррису и, чтобы положить спору конец, нажал кнопку вызова стюардессы. - Пусть нам подадут закуски, пока пассажиры первого класса не сожрали все.
- Неплохая идея, - поддержал его Хэррис.
Несколько минут спустя Гвен Мейген, получив распоряжение по телефону, принесла три тарелочки с аппетитной горячей закуской и кофе. На всех лайнерах «Транс-Америки», как и на большинстве самолетов других американских авиакомпаний, пилотов обслуживают молниеносно.
- Спасибо, Гвен, - сказал Вернон Димирест, и, когда Гвен наклонилась, подавая кофе Энсону Хэррису, он скользнул взглядом по ее талии и еще раз убедился в том, что она не: претерпела ни малейших изменений: что бы ни происходило там, внутри, талия была такая же тонкая, как прежде. К черту, Хэрриса с его стариковскими рассуждениями! Разумеется, Гвен должна сделать аборт, как только они вернутся.