море поёт для тебя...
Наверное, последний кусочек предыгрового - оказавшийся самым важным.
Звали - Ранвен, странницей, любившей море и ветер, и вечный поиск.
Отказалась. Отдала узкую, стремительную лодку-птицу - тому, кто в этом нуждался больше моего. Отдала - а другую оказалась неспособна построить. Не хватило живого огня в душе, не хватило желания жить одной на этой земле, слишком привыкла - ради кого-то. Брат, сестра - ведь если очень честно себе признаться - образ отстранённо наблюдающей, спокойной и мудрой старшей был всего лишь игрой, правила которой понимали лишь мы трое. Теперь нужно было как-то самой. За себя, за Ниэллэ, за Кельнариэль - без обмана.
Как-то очень просто и важно было отсечь лишнее, взять другое имя - похожее, бывшее отголоском предыдущего, но казавшееся правильным.
Рана - бродяга, без цели и смысла. Непостоянная, необязательная, но вечно пытающаяся догнать своё солнце.
А она была смертной девочкой - испуганной, заплаканной, не умеющей даже толком разговаривать. От её дома не осталось ничего - лишь пожарище, а от памяти - боль и тьма. Это было так легко - взять её на руки, укутав полой собственого плаща, и пообещать, что всё плохое навсегда закончилось.
Слышишь? Шумят волны, накатывая на берег, и ему отзывается ветер - это море поёт для тебя...
Гонит Тилион-охотник в небесах ночные тени,
Колыбель твою качает дева Уинен на коленях,
На серебряных коленях, на серебряных ладонях,
Из груди её струится молоко воды солёной.*
Я звала её Майвэ - моей чайкой, и мир снова стал светел, радостен и полон жизни рядом с ней.
Было ли это просто? Нет.
Слишком много вопросов, слишком мало ответов, которые я пыталась не замечать.
Я делала ей игрушки из самых красивых морских раковин и учила всему, что знала сама - как когда-то Ниэллэ и Кельнариэль.
Видела ли я в ней то, что когда-то развело нас с сестрой по разным дорогам? Пожалуй, нет. Быть может, не хотела этого замечать. Быть может, это извечная проблема - попытка видеть в ребёнке отражение себя, идеальное отражение.
Я плела ей косы, пела песни и думала, что так будет всегда.
Напевает дева Уинен тихим голосом прибоя:
"Засыпай, дитя людское, засыпай, дитя морское,
Ты из дома мореходов и тебе я предрекаю:
Будешь ты водить по водам корабли-лебяжьи стаи."
Она взрослела стремительно и в какой-то миг уже нельзя было не признавать очевидное: рядом со мной была огненная душа, неистовая и порывистая, лишь до поры казавшаяся спокойной и безмятежной.
Её любили многие. Солнечный свет нельзя не любить. Анариэн звали её мои сородичи. Изредка же встречавшие её люди, кажется, даже не догадывались, что перед ними не одна из elleth.
Она улыбалась: если я - Анариэн, то ты - Исилиан - говорила мне.
Так и было. Она шла своим путём, я - всегда на шаг позади, в безуспешных попытках догнать.
А его имя было Азрузан, и глаза его были серо-зелёными, как всё то же море. И сначала казалось, что его приход в наши земли - благо, ведь в нём была именно та жажда жизни, кипучая и деятельная, что так не хватало нам с Анариэн в нашей безмятежности. Он стал истинным нарушителем покоя, но как же я радовалась этому!
...Платье Анариэн было цвета меда или самого светлого янтаря. Насмешник-ветер растрепал рыжие косы, в которых запутались белые лепестки цветов. Она стояла на борту корабля, уносившего её к новой, человеческой жизни, к берегам самой благословенной Земли Людей.
Мы расстались легко, это виделось правильным - у Вторых свои пути и даже самая искреняя моя любовь не должна была застить мне взор.
Анариэн видела там, вдали за горизонтом свою мечту, и всё, что могла я, это всей душой желать ей счастья.
Ветер своей мокрой щекою
Прижался к лицу моему, расставаясь на грани воды.
Там, высоко, лунной рекою
Уходит корабль в направленьи звезды.
Уходит корабль в направленьи звезды...
В направленьи звезды...
В направленьи любви...*
Эта Земля виделась нам свободной от Тени. Я ступала на её берега и сердце моё радовалось и пело: если есть для Анариэн место лучше и безопасней, то я не знала его. Я не уберегла сестру, я не смогла оградить от неизбывной боли сердце брата, но теперь-то, теперь я всё сделала правильно. Вот же - счастье и жизнь.
Кажется, она взяла себе другое имя - я не задумывалась об этом. Для меня она всегда оставалась Анариэн, юной, порывистой, стремительной и упрямой. Я приходила к ней - не так часто, как, наверное, должна была, но слишком уж свободной я отчего-то ощущала себя в те годы. Я дарила ей смешные и странные подарки из далёких земель, рассказывала о новых своих путешествиях и очень мало интересовалась тем, чем живёт и дышит она. Я знала, что у них с Азрузаном появились дети, потом внуки - но они не заботили меня нисколько. Я опять делала то же, в чём ошиблась с Кэльнариэль - я не заметила медленно происходящих перемен и очнулась, когда уже было слишком поздно что-либо предотвратить.
В ту последнюю встречу мои цветы, слишком яркие одежды и радость от встречи показались неуместными даже мне самой. Глухая тоска поселилась в стенах знакомого мне дома, горькая и неизбывная печаль.
- Он ушёл, - сказала мне та, что была моей Анариэн, и я не узнавала её в этой седовласой мрачной женщине, сидящей передо мной. - На тот Путь, с которого нет возврата.
- Азрузан? - спросила я с тревогой.
- Азрузан? - она зло рассмеялась мне в лицо. - Супруга моего уже много лет нет с нами. Ты давно не появлялась, Исилиан, видно, были какие-то очень уж важные дела. Цветы, песни, ветер и новые дороги, так? Потом не стало моего сына, а теперь ушёл старший внук. Посмотри на меня, Исилиан, я чудовищно стара, я пережила своё время и свою жизнь. Но я всё ещё хожу, дышу, говорю и даже могу видеть море. Скажи мне, это твоих рук дело? Это ты держишь меня здесь, запертой в слишком крепком для моих лет теле, заставляя терять всех, кто был мне дорог, одного за другим? Ты принуждаешь меня жить?
Горе сделало её почти безумной, и я не могла упрекать её за жестокие эти слова.
- Нет, Анариэн. Никто из живущих не способен на такое.
- Я тебе не верю! Ты бережёшь меня, как любимую игрушку, это твоя сила держит меня здесь - после всего, как в темнице, как в клетке!
Что оставалось мне? Покачать головой, подыскивая слова для объяснения, попытаться потянуться к её израненному фэа своей душой...
- Уходи, - сказала она. - Уходи, Исилиан. Оставь меня моей судьбе и никогда больше не возвращайся.
Высокое кресло, в резные подлокотники которого вцепились бледные руки суровой смертной женщины в чёрном, гордой, непреклонной... Измученной.
- Анариэн, выслушай меня, прошу!
- Уходи!
Соль и горечь, звёздный свет и штормовой ветер последнего пути, пыльно серое побережье.
Ласковый голос моря, зовущий отринуть всё и уйти - далеко-далеко, туда, где вода смыкается с небом, где нет зла и не будет больше этого отравленного шипа в сердце. Так ли я была сильна, чтобы посметь ослушаться?
И да, и нет.
Я не уйду на Запад. Не сейчас. В этом мире слишком много печали, и боли, и не пройденных дорог, и не начатых ещё дел. Я не буду больше строить корабли, и не взойду на борт чужой лодки - просто чтобы не было даже искушения обрубить всё разом, расставшись с этим берегом, со своими разрушенными ожиданиями, с утраченным смыслом жизни.
Соль и горечь, пыль и пепел летят по ветру.
Последние вспышки заката,
за собой вы что увели? -
все мое, что исчезло в небе,
все мое, что взяла земля,
все мои затонувшие корабли?..
Что за далью, в этой дали -
дальше моря и неба,
дальше предельных пределов земли?
Дальше веков, что во мрак ушли,
дальше грядущих эпох,
дальше смертей и рождений,
распыленных в звездной пыли?
Дальше меня и моих озарений,
дальше снов, что быльем поросли,
дальше предбытия и небытия
моего - дальше моей неземли?
Дальше, чем я и мое ничто,
дальше, чем я в ничто - на мели
всех никуда, никогда и нигде,
дальше дали самой... и - дальше - вдали?.. **
* - Иллет
** - *стихи Хуана Рамона Хименеса
Звали - Ранвен, странницей, любившей море и ветер, и вечный поиск.
Отказалась. Отдала узкую, стремительную лодку-птицу - тому, кто в этом нуждался больше моего. Отдала - а другую оказалась неспособна построить. Не хватило живого огня в душе, не хватило желания жить одной на этой земле, слишком привыкла - ради кого-то. Брат, сестра - ведь если очень честно себе признаться - образ отстранённо наблюдающей, спокойной и мудрой старшей был всего лишь игрой, правила которой понимали лишь мы трое. Теперь нужно было как-то самой. За себя, за Ниэллэ, за Кельнариэль - без обмана.
Как-то очень просто и важно было отсечь лишнее, взять другое имя - похожее, бывшее отголоском предыдущего, но казавшееся правильным.
Рана - бродяга, без цели и смысла. Непостоянная, необязательная, но вечно пытающаяся догнать своё солнце.
А она была смертной девочкой - испуганной, заплаканной, не умеющей даже толком разговаривать. От её дома не осталось ничего - лишь пожарище, а от памяти - боль и тьма. Это было так легко - взять её на руки, укутав полой собственого плаща, и пообещать, что всё плохое навсегда закончилось.
Слышишь? Шумят волны, накатывая на берег, и ему отзывается ветер - это море поёт для тебя...
Гонит Тилион-охотник в небесах ночные тени,
Колыбель твою качает дева Уинен на коленях,
На серебряных коленях, на серебряных ладонях,
Из груди её струится молоко воды солёной.*
Я звала её Майвэ - моей чайкой, и мир снова стал светел, радостен и полон жизни рядом с ней.
Было ли это просто? Нет.
Слишком много вопросов, слишком мало ответов, которые я пыталась не замечать.
Я делала ей игрушки из самых красивых морских раковин и учила всему, что знала сама - как когда-то Ниэллэ и Кельнариэль.
Видела ли я в ней то, что когда-то развело нас с сестрой по разным дорогам? Пожалуй, нет. Быть может, не хотела этого замечать. Быть может, это извечная проблема - попытка видеть в ребёнке отражение себя, идеальное отражение.
Я плела ей косы, пела песни и думала, что так будет всегда.
Напевает дева Уинен тихим голосом прибоя:
"Засыпай, дитя людское, засыпай, дитя морское,
Ты из дома мореходов и тебе я предрекаю:
Будешь ты водить по водам корабли-лебяжьи стаи."
Она взрослела стремительно и в какой-то миг уже нельзя было не признавать очевидное: рядом со мной была огненная душа, неистовая и порывистая, лишь до поры казавшаяся спокойной и безмятежной.
Её любили многие. Солнечный свет нельзя не любить. Анариэн звали её мои сородичи. Изредка же встречавшие её люди, кажется, даже не догадывались, что перед ними не одна из elleth.
Она улыбалась: если я - Анариэн, то ты - Исилиан - говорила мне.
Так и было. Она шла своим путём, я - всегда на шаг позади, в безуспешных попытках догнать.
А его имя было Азрузан, и глаза его были серо-зелёными, как всё то же море. И сначала казалось, что его приход в наши земли - благо, ведь в нём была именно та жажда жизни, кипучая и деятельная, что так не хватало нам с Анариэн в нашей безмятежности. Он стал истинным нарушителем покоя, но как же я радовалась этому!
...Платье Анариэн было цвета меда или самого светлого янтаря. Насмешник-ветер растрепал рыжие косы, в которых запутались белые лепестки цветов. Она стояла на борту корабля, уносившего её к новой, человеческой жизни, к берегам самой благословенной Земли Людей.
Мы расстались легко, это виделось правильным - у Вторых свои пути и даже самая искреняя моя любовь не должна была застить мне взор.
Анариэн видела там, вдали за горизонтом свою мечту, и всё, что могла я, это всей душой желать ей счастья.
Ветер своей мокрой щекою
Прижался к лицу моему, расставаясь на грани воды.
Там, высоко, лунной рекою
Уходит корабль в направленьи звезды.
Уходит корабль в направленьи звезды...
В направленьи звезды...
В направленьи любви...*
Эта Земля виделась нам свободной от Тени. Я ступала на её берега и сердце моё радовалось и пело: если есть для Анариэн место лучше и безопасней, то я не знала его. Я не уберегла сестру, я не смогла оградить от неизбывной боли сердце брата, но теперь-то, теперь я всё сделала правильно. Вот же - счастье и жизнь.
Кажется, она взяла себе другое имя - я не задумывалась об этом. Для меня она всегда оставалась Анариэн, юной, порывистой, стремительной и упрямой. Я приходила к ней - не так часто, как, наверное, должна была, но слишком уж свободной я отчего-то ощущала себя в те годы. Я дарила ей смешные и странные подарки из далёких земель, рассказывала о новых своих путешествиях и очень мало интересовалась тем, чем живёт и дышит она. Я знала, что у них с Азрузаном появились дети, потом внуки - но они не заботили меня нисколько. Я опять делала то же, в чём ошиблась с Кэльнариэль - я не заметила медленно происходящих перемен и очнулась, когда уже было слишком поздно что-либо предотвратить.
В ту последнюю встречу мои цветы, слишком яркие одежды и радость от встречи показались неуместными даже мне самой. Глухая тоска поселилась в стенах знакомого мне дома, горькая и неизбывная печаль.
- Он ушёл, - сказала мне та, что была моей Анариэн, и я не узнавала её в этой седовласой мрачной женщине, сидящей передо мной. - На тот Путь, с которого нет возврата.
- Азрузан? - спросила я с тревогой.
- Азрузан? - она зло рассмеялась мне в лицо. - Супруга моего уже много лет нет с нами. Ты давно не появлялась, Исилиан, видно, были какие-то очень уж важные дела. Цветы, песни, ветер и новые дороги, так? Потом не стало моего сына, а теперь ушёл старший внук. Посмотри на меня, Исилиан, я чудовищно стара, я пережила своё время и свою жизнь. Но я всё ещё хожу, дышу, говорю и даже могу видеть море. Скажи мне, это твоих рук дело? Это ты держишь меня здесь, запертой в слишком крепком для моих лет теле, заставляя терять всех, кто был мне дорог, одного за другим? Ты принуждаешь меня жить?
Горе сделало её почти безумной, и я не могла упрекать её за жестокие эти слова.
- Нет, Анариэн. Никто из живущих не способен на такое.
- Я тебе не верю! Ты бережёшь меня, как любимую игрушку, это твоя сила держит меня здесь - после всего, как в темнице, как в клетке!
Что оставалось мне? Покачать головой, подыскивая слова для объяснения, попытаться потянуться к её израненному фэа своей душой...
- Уходи, - сказала она. - Уходи, Исилиан. Оставь меня моей судьбе и никогда больше не возвращайся.
Высокое кресло, в резные подлокотники которого вцепились бледные руки суровой смертной женщины в чёрном, гордой, непреклонной... Измученной.
- Анариэн, выслушай меня, прошу!
- Уходи!
Соль и горечь, звёздный свет и штормовой ветер последнего пути, пыльно серое побережье.
Ласковый голос моря, зовущий отринуть всё и уйти - далеко-далеко, туда, где вода смыкается с небом, где нет зла и не будет больше этого отравленного шипа в сердце. Так ли я была сильна, чтобы посметь ослушаться?
И да, и нет.
Я не уйду на Запад. Не сейчас. В этом мире слишком много печали, и боли, и не пройденных дорог, и не начатых ещё дел. Я не буду больше строить корабли, и не взойду на борт чужой лодки - просто чтобы не было даже искушения обрубить всё разом, расставшись с этим берегом, со своими разрушенными ожиданиями, с утраченным смыслом жизни.
Соль и горечь, пыль и пепел летят по ветру.
Последние вспышки заката,
за собой вы что увели? -
все мое, что исчезло в небе,
все мое, что взяла земля,
все мои затонувшие корабли?..
Что за далью, в этой дали -
дальше моря и неба,
дальше предельных пределов земли?
Дальше веков, что во мрак ушли,
дальше грядущих эпох,
дальше смертей и рождений,
распыленных в звездной пыли?
Дальше меня и моих озарений,
дальше снов, что быльем поросли,
дальше предбытия и небытия
моего - дальше моей неземли?
Дальше, чем я и мое ничто,
дальше, чем я в ничто - на мели
всех никуда, никогда и нигде,
дальше дали самой... и - дальше - вдали?.. **
* - Иллет
** - *стихи Хуана Рамона Хименеса