Почему я говорю о мечте?
Это письмо Исилиан получила незадолго до гибели сестры. Оно было последней весточкой и последним осколком прежней жизни.
Ранвен, сестрёнка, ты спрашиваешь, отчего я ушла? почему мы оба ушли и оставили тебя одну? - ты права в своих упрёках. Но бывают случаи, когда поступить иначе невозможно, невыносимо, немыслимо.
Знаешь, год за годом я видела этот сон. Каждую осень, на убывающей луне. о чём?
О Нарготронде, в пору его расцвета.
Нет и не было города прекраснее в этом мире. Величественные его залы, анфилады галерей, исполненных тихого раздумья, бесчисленные мастерские, так как в городе моей мечты служили и поклонялись лишь одному господину - творчеству, искусству, созиданию.
Почему я говорю о мечте?
Потому что на самом деле, этого не было. Мечта. Сон. Туманная невозможная грёза, которую я заботливо ткала себе долгими днями и вечерами под плеск лижущих берег волн.
Я всегда хотела быть старше, успеть родиться, успеть застать…
Город искания и радостных открытий. Созидания и со-творчества. Когда рядом - такие же увлечённые, горящие новыми идеями, смелые, свободные, слышащие и видящие мир вокруг каждый миг, всем своим существом.
Я знаю, что мама меня не поняла и даже не совсем простила. Но сумела отпустить. Тебе было нечего прощать, ты и не таила обиды, но мне до сих пор кажется, что ты держишь нас - крепко и упрямо, будто и не отходила от нас ни на шаг.
Я скучаю по тебе. И по маме. По отцу тоже, но - его прощальное слово было добрым напутствием, а не бесконечной тоской.
Наша мать - тэлерэ из Гаваней, а я не сразу научилась понимать, что это значит.
Тебе проще - вы так похожи.
Широко распахнутые миру глаза, рассеянное созерцание, готовое в любой момент смениться удивлённым восторгом или яростным отторжением. Погода на море - и та более постоянна.
Мир для неё - большая красивая раковина. Поднеси к уху - слышишь? - шумит.
Нет, она бывала и отважной, и решительной - когда наступали тяжёлые времена. Твёрдой рукой правила она лодкой нашей жизни, и не мне упрекать её в чём-либо - потому что, пройдя через штормы, водовороты и мёртвый штиль, мы таки пристали к верным берегам.
Нет, не мне винить её, но на одном языке мы не говорили никогда.
Со мной ей было тяжело. Мои поиски и стремления были ей чужды. Моё неистовое желание сделать что-то, преумножить красоту, а не только любоваться ею, казалось ей гордыней. Нолдорской гордыней - о да.
«Ты собралась перенолдорить всех нолдор?» - так говорила она, и, мне кажется, это с чужих слов. Но наверняка я не знаю.
Она жила, как дышала - как ветер над пенными гребнями волн.
Она и нас пыталась научить этому - всему, что говорила и делала. С тобой и с Ниэллэ даже получилось.
Не было её ошибки в том, что моя душа была жадным пламенем, которое её ветер лишь раздувал всё жарче…
Всё, чего она добилась, это сокрыть это пламя от посторонних глаз - в прекрасную раковину. До поры.
Вингириэль звала она меня. Все мои порывы казались ей бессмысленной попыткой, которым должно разбиться о прибрежные камни. Я была для неё поверхностной. Не понимающей глубинной сути. Искусственной, быть может. Так она говорила.
Но - мы слишком по-разному понимали слово искусство.
Вам троим: тебе, брату и ей - было хорошо в вашем краю соли и ветра, в вашем покое и безмятежном созерцании. Я же устала равнодушно перебирать в горсти безупречный жемчуг бесчисленных лет. Отец меня понимал - оттого и не была печальной наша разлука. Его вера поддерживала меня всегда. Он выбрал Путь на Запад и был прав. Во всём.
Бьется упрямая вера
Волною в высокий берег…
Смотрит в глаза: кто ты?
Дочь какого народа?
А я… я нашла то, что так долго искала.
Эрегион. Ост-ин-Эдиль. Моя воплощённая в жизнь мечта.
Мир, некогда погибший, пылью развеянный по ветру и теперь рождающийся заново в искусных руках.
Отец звал меня Эаранвендэ, но я никогда не любила это имя.
Потому что Ниэллэ придумал мне другое - Кельнариэль.
Знаешь, теперь я за шаг до завершения долгого и важного пути и жалею лишь об одном - о том, что стою на пороге моей судьбы в одиночестве. Без него.
Говорят, он странствует где-то в землях неведомх и диких. Говорят, он успел подружиться с каким-то человеческим мальчишкой. Я не знаю наверняка. Вторые сгорают так быстро, что даже, если это правда, слишком скоро некому станет помнить об этом. Они интересны мне невероятно, но - никогда не знала, как подступиться к ним, о чём говорить.
Если ты всё же увидишь его прежде меня - так может случится, я знаю - передай, что я жду его. Что я почти закончила то, что мы когда-то придумали вместе. Он мне нужен.
И ты - тоже - нужна.
Ранвен, сестрёнка, ты спрашиваешь, отчего я ушла? почему мы оба ушли и оставили тебя одну? - ты права в своих упрёках. Но бывают случаи, когда поступить иначе невозможно, невыносимо, немыслимо.
Знаешь, год за годом я видела этот сон. Каждую осень, на убывающей луне. о чём?
О Нарготронде, в пору его расцвета.
Нет и не было города прекраснее в этом мире. Величественные его залы, анфилады галерей, исполненных тихого раздумья, бесчисленные мастерские, так как в городе моей мечты служили и поклонялись лишь одному господину - творчеству, искусству, созиданию.
Почему я говорю о мечте?
Потому что на самом деле, этого не было. Мечта. Сон. Туманная невозможная грёза, которую я заботливо ткала себе долгими днями и вечерами под плеск лижущих берег волн.
Я всегда хотела быть старше, успеть родиться, успеть застать…
Город искания и радостных открытий. Созидания и со-творчества. Когда рядом - такие же увлечённые, горящие новыми идеями, смелые, свободные, слышащие и видящие мир вокруг каждый миг, всем своим существом.
Я знаю, что мама меня не поняла и даже не совсем простила. Но сумела отпустить. Тебе было нечего прощать, ты и не таила обиды, но мне до сих пор кажется, что ты держишь нас - крепко и упрямо, будто и не отходила от нас ни на шаг.
Я скучаю по тебе. И по маме. По отцу тоже, но - его прощальное слово было добрым напутствием, а не бесконечной тоской.
Наша мать - тэлерэ из Гаваней, а я не сразу научилась понимать, что это значит.
Тебе проще - вы так похожи.
Широко распахнутые миру глаза, рассеянное созерцание, готовое в любой момент смениться удивлённым восторгом или яростным отторжением. Погода на море - и та более постоянна.
Мир для неё - большая красивая раковина. Поднеси к уху - слышишь? - шумит.
Нет, она бывала и отважной, и решительной - когда наступали тяжёлые времена. Твёрдой рукой правила она лодкой нашей жизни, и не мне упрекать её в чём-либо - потому что, пройдя через штормы, водовороты и мёртвый штиль, мы таки пристали к верным берегам.
Нет, не мне винить её, но на одном языке мы не говорили никогда.
Со мной ей было тяжело. Мои поиски и стремления были ей чужды. Моё неистовое желание сделать что-то, преумножить красоту, а не только любоваться ею, казалось ей гордыней. Нолдорской гордыней - о да.
«Ты собралась перенолдорить всех нолдор?» - так говорила она, и, мне кажется, это с чужих слов. Но наверняка я не знаю.
Она жила, как дышала - как ветер над пенными гребнями волн.
Она и нас пыталась научить этому - всему, что говорила и делала. С тобой и с Ниэллэ даже получилось.
Не было её ошибки в том, что моя душа была жадным пламенем, которое её ветер лишь раздувал всё жарче…
Всё, чего она добилась, это сокрыть это пламя от посторонних глаз - в прекрасную раковину. До поры.
Вингириэль звала она меня. Все мои порывы казались ей бессмысленной попыткой, которым должно разбиться о прибрежные камни. Я была для неё поверхностной. Не понимающей глубинной сути. Искусственной, быть может. Так она говорила.
Но - мы слишком по-разному понимали слово искусство.
Вам троим: тебе, брату и ей - было хорошо в вашем краю соли и ветра, в вашем покое и безмятежном созерцании. Я же устала равнодушно перебирать в горсти безупречный жемчуг бесчисленных лет. Отец меня понимал - оттого и не была печальной наша разлука. Его вера поддерживала меня всегда. Он выбрал Путь на Запад и был прав. Во всём.
Бьется упрямая вера
Волною в высокий берег…
Смотрит в глаза: кто ты?
Дочь какого народа?
А я… я нашла то, что так долго искала.
Эрегион. Ост-ин-Эдиль. Моя воплощённая в жизнь мечта.
Мир, некогда погибший, пылью развеянный по ветру и теперь рождающийся заново в искусных руках.
Отец звал меня Эаранвендэ, но я никогда не любила это имя.
Потому что Ниэллэ придумал мне другое - Кельнариэль.
Знаешь, теперь я за шаг до завершения долгого и важного пути и жалею лишь об одном - о том, что стою на пороге моей судьбы в одиночестве. Без него.
Говорят, он странствует где-то в землях неведомх и диких. Говорят, он успел подружиться с каким-то человеческим мальчишкой. Я не знаю наверняка. Вторые сгорают так быстро, что даже, если это правда, слишком скоро некому станет помнить об этом. Они интересны мне невероятно, но - никогда не знала, как подступиться к ним, о чём говорить.
Если ты всё же увидишь его прежде меня - так может случится, я знаю - передай, что я жду его. Что я почти закончила то, что мы когда-то придумали вместе. Он мне нужен.
И ты - тоже - нужна.