Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Вариант 3
В один из сырых ветреных дней, столь обычных для северной нашей столицы, в дверях канцелярии возникла сутулая фигура надворного советника Саврасова.
- Вот что Порфирий,-- обратился он к Чижикову, коллежскому регистратору двадцати двух лет от роду, служившему по почтовому ведомству,-- слушок прошел, что ты интересовался дочкой тайного советника Троекурова.
Тотчас прекратился скрип перьев, и головы чиновников обратились в сторону говоривших.
- Бог с вами, Климентий Никанорович, - густо покраснел тот, чувствуя себя крайне неловко под веселыми взглядами сослуживцев. - Скажете такое! Барышня давеча проезжала в экипаже и обронила платочек батистовый, кружевной. А я, извольте заметить, находился неподалеку, поднял его и собрался бежать было за пролеткой. Да где там! Шельма-извозчик хлестнул по лошадям и был таков.
- Платочек надобно вернуть,- заметил начальник канцелярии, оглядываясь на притихщих чиновников. - Ради такого случая дам я тебе сопроводительное письмо, а ты, дружок, не сочти за труд, отнеси письмо с платком их превосходительству, лично в руки. Прямо сейчас и ступай.
Сердце Порфирия Чижикова замерло в сладком томлении. Давно мечтал он хоть одним глазком увидеть вблизи Марью Даниловну Троекурову, первую московскую красавицу, которой нынче исполнялось восемнадцать лет.
Надо ли говорить, с какой поспешностью оставил он присутственное место, направляясь к известному дому на Пречистенке.
Наконец, взмокшего Чижикова, потратившего на ваньку последний гривенник, ввели в ярко освещенную залу. Праздник был в полном разгаре. В центре, окруженный дамами и молодыми офицерами, стоял дородный сановник с Владимиром и крестом на ленте. Подле него принимала поздравления молодая девушка, чья красота приковывала взоры всех гостей.
Приняв принесенное лакеем письмо, Троекуров раскрыл его и занялся чтением, силясь понять смысл оного послания.
- Что за вздор,-- заметил тайный советник со смехом. - Душа моя, -- обратился он к дочери,- чиновники тебе платочек какой-то передают, велят кланяться.
Однако Марья Даниловна вовсю уже кокетничала с высоким кавалергардом, и вряд ли услышала слова, обращенные к ней.
- Ты это, Степан, выведи подателя куда-нибудь, напои водкой да гони взашей, чтоб не смешил народ.
Когда за едва стоящим на ногах коллежским регистратором захлопнулись двери сиятельного особняка, уже вечерело. С Невы дул резкий, пронизывающий до костей ветер, но Порфирий Чижиков не замечал холода и был счастлив совершенно. Глаза его искрились диким огнем , в голове звучала музыка духового оркестра, и весь он походил на человека немного помешанного. Мудрено ли? Каждый испытал бы сходные чувства, доведись ему быть на месте Чижикова. Иные, не столь крепкие телесно и нравственно, могли бы окончить свои печальные дни в стенах богоугодного приюта.
- Да-с, милостивые государи! Сам Данил Ефремыч Троекуров и дочка его, ангел, не сдерживали слез. А уж как благодарили! Потому платочек этот ценность имел для них великую, память о безвременно ушедшей маменьке.
"Тебе, говорит, Порфирий, продвижение полагается, чтоб, значит, титулярного или даже асессора коллежского. А может, говорит, и Станислава в петлицу".
- А тогда уже, при чинах да при орденах, можно к главному бастиону приступить: заслать сватов к Марье Даниловне. Вот когда все они у меня попляшут, ух, попляшут,-- погрозил пальцем коллежский регистратор.
Тут мысли его спутались окончательно...он упал на мостовую и погрузился в мертвецкий сон.
Прискорбно видеть, господа мои, что водка делает с православным человеком. И куда, в какие чащи заводит его подлая низкая эта жизнь.
Н.В. Гоголь, Петербург, 1842 г.
- Вот что Порфирий,-- обратился он к Чижикову, коллежскому регистратору двадцати двух лет от роду, служившему по почтовому ведомству,-- слушок прошел, что ты интересовался дочкой тайного советника Троекурова.
Тотчас прекратился скрип перьев, и головы чиновников обратились в сторону говоривших.
- Бог с вами, Климентий Никанорович, - густо покраснел тот, чувствуя себя крайне неловко под веселыми взглядами сослуживцев. - Скажете такое! Барышня давеча проезжала в экипаже и обронила платочек батистовый, кружевной. А я, извольте заметить, находился неподалеку, поднял его и собрался бежать было за пролеткой. Да где там! Шельма-извозчик хлестнул по лошадям и был таков.
- Платочек надобно вернуть,- заметил начальник канцелярии, оглядываясь на притихщих чиновников. - Ради такого случая дам я тебе сопроводительное письмо, а ты, дружок, не сочти за труд, отнеси письмо с платком их превосходительству, лично в руки. Прямо сейчас и ступай.
Сердце Порфирия Чижикова замерло в сладком томлении. Давно мечтал он хоть одним глазком увидеть вблизи Марью Даниловну Троекурову, первую московскую красавицу, которой нынче исполнялось восемнадцать лет.
Надо ли говорить, с какой поспешностью оставил он присутственное место, направляясь к известному дому на Пречистенке.
Наконец, взмокшего Чижикова, потратившего на ваньку последний гривенник, ввели в ярко освещенную залу. Праздник был в полном разгаре. В центре, окруженный дамами и молодыми офицерами, стоял дородный сановник с Владимиром и крестом на ленте. Подле него принимала поздравления молодая девушка, чья красота приковывала взоры всех гостей.
Приняв принесенное лакеем письмо, Троекуров раскрыл его и занялся чтением, силясь понять смысл оного послания.
- Что за вздор,-- заметил тайный советник со смехом. - Душа моя, -- обратился он к дочери,- чиновники тебе платочек какой-то передают, велят кланяться.
Однако Марья Даниловна вовсю уже кокетничала с высоким кавалергардом, и вряд ли услышала слова, обращенные к ней.
- Ты это, Степан, выведи подателя куда-нибудь, напои водкой да гони взашей, чтоб не смешил народ.
Когда за едва стоящим на ногах коллежским регистратором захлопнулись двери сиятельного особняка, уже вечерело. С Невы дул резкий, пронизывающий до костей ветер, но Порфирий Чижиков не замечал холода и был счастлив совершенно. Глаза его искрились диким огнем , в голове звучала музыка духового оркестра, и весь он походил на человека немного помешанного. Мудрено ли? Каждый испытал бы сходные чувства, доведись ему быть на месте Чижикова. Иные, не столь крепкие телесно и нравственно, могли бы окончить свои печальные дни в стенах богоугодного приюта.
- Да-с, милостивые государи! Сам Данил Ефремыч Троекуров и дочка его, ангел, не сдерживали слез. А уж как благодарили! Потому платочек этот ценность имел для них великую, память о безвременно ушедшей маменьке.
"Тебе, говорит, Порфирий, продвижение полагается, чтоб, значит, титулярного или даже асессора коллежского. А может, говорит, и Станислава в петлицу".
- А тогда уже, при чинах да при орденах, можно к главному бастиону приступить: заслать сватов к Марье Даниловне. Вот когда все они у меня попляшут, ух, попляшут,-- погрозил пальцем коллежский регистратор.
Тут мысли его спутались окончательно...он упал на мостовую и погрузился в мертвецкий сон.
Прискорбно видеть, господа мои, что водка делает с православным человеком. И куда, в какие чащи заводит его подлая низкая эта жизнь.
Н.В. Гоголь, Петербург, 1842 г.