Антидот. Глава 11А. «Игры с правдой и временем» Бориса Пастернака.
"Тогда пришла не правда на русскую землю. Главной бедой, корнем будущего зла была утрата веры в цену собственного мнения.
По-моему, философия должна быть скупою приправой к искусству и жизни. Заниматься ею одною так же странно, как есть один хрен.
С каждым случилось по две революции, одна своя, личная, а другая общая.
Если бы дремлющего в человеке зверя можно было остановить угрозою, все равно, каталажки или загробного воздаяния, высшею эмблемой человечества был бы цирковой укротитель с хлыстом, а не жертвующий собою проповедник. ("Доктор Живаго" Б. Пастернак)
Точка зрения автора - многочисленные шарахания советского политического курса из стороны в сторону, замалчиваемый объем (и причины) мирового кризиса 1929-1933, голод, гражданские войны по всему миру этого периода - привели к тому, что сфальсифицирован оказался сам календарь. И те события, которые мы относим в 1917-1922 годам - это 1929-1934 годы. А все что понаписано вокруг этого - извините, беллетристика.
http://radmirkilmatov.livejournal.com/126130.html
Почему? Об этом свидетельствуют многочисленные «пробелы» в биографиях политиков, повторы событий в хрониках, статистика спорта, дополнительные издания, следы недомолвок и фальсификаций. Зачем? Политикам 1950-60х годов - было, что скрывать в своем прошлом.
Как современники того времени не замечали странного парадокса в своей Истории? Как подлог мог пройти мимо них? Элементарно. Любые сомнения в истории, в трактовке событий прошлого - были преступлением против советского народа, социалистического государства и пособничеством врагу.
Современники никогда не пишут Историю своего времени. Ее пишут Академики. Они не любят извиняться за ошибки - потому Историю любого времени составляют тогда, когда современники событий, в основном, уже ушли.
Во многих произведениях той эпохи остались упоминания того, как кроили календарь после революции. Неделя была десятидневной и шестидневной... менялось число месяцев в году... все успокоилось только незадолго перед войной. «В 1929-м в СССР году празднование Нового года было вообще запрещено... и было вновь возобновлено не ранее в 1935-го года,» - говорят литературоведы. (Предисловие «Доктора Живаго»)
28 декабря 1935 года в газете «Правда» было опубликовано письмо Павла Петровича Постышева о праздновании Светского праздника Нового года вместо Рождества и официальном признании ёлки (ранее была запрещена как «поповский пережиток»). Автор (1887-1939) Второй секретарь ЦК Украины, Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) 1934-1938.
Если искать следы «Игры с правдой и временем», то таких следов можно найти много. Особенно в произведениях, прошедших мимо официальной советской цензуры.
Борис Пастернак. «Доктор Живаго».
Когда в 1989-м году когда роман был опубликован, критики и читатели ждали актуальные (на тот момент) анти-сталинские разоблачения... Но Пастернак (говоря прямо) был скорей сталинистом, чем борцом с культом. И ждать подобных обличений от него не следовало совсем. В ожидании одних разоблачений - читатели пропустили другие, ставшие причиной запрещения романа, пронзительные строки описания самой эпохи.
Факт грандиозного скандала при появлении романа за рубежом - заставляет внимательно присмотреться к самому способу публикации - в обход цензуры. Роман был запрещен, прежде всего потому, что преступлением в СССР было писать без цензуры. Сам принцип представлял угрозу для «номенклатурной хунты». В романе оказалось непозволительно много - про повседневное насилие, смену вех и эпох, уничтожение элиты... Там оказалось много сказано прямым текстом, еще больше - «метафор». Вроде бы вскользь сюжетной линии, мимоходом, но - мимо этого пройти невозможно.
О тайне, которая была не столько тайной людей, сколько тайной самой эпохи...
""""Так или иначе Стрельников скрывал какую-то важную, тяготившую его тайну, предаваясь во всем остальном тем более расточительным душевным излияниям.
Это была болезнь века, революционное помешательство эпохи. В помыслах все были другими, чем на словах и во внешних проявлениях. Совесть ни у кого не была чиста. Каждый с основанием мог чувствовать себя во всем виноватым, тайным преступником, неизобличенным обманщиком. Едва являлся повод, разгул самобичующего воображения разыгрывался до последних пределов. Люди фантазировали, наговаривали на себя не только под действием страха, но и вследствие разрушительного болезненного влечения, по доброй воле, в состоянии метафизического транса и той страсти самообсуждения, которой дай только волю, и её не остановишь.
Сколько таких предсмертных показаний, письменных и устных прочел и выслушал в свое время крупный военный, а иногда и военно-судный деятель Стрельников. Теперь сам он был одержим сходным припадком саморазоблачения, всего себя переоценивал, всему подводил итог, все видел в жаровом, изуродованном, бредовом извращении...."""
О колоссальном классовом и идеологическом разрыве общества, когда в принципе не могло быть никакой преемственности в понимании ушедшей эпохи.
"""Все это не для вас. Вам этого не понять. Вы росли по-другому. Был мир городских окраин, мир железнодорожных путей и рабочих казарм. Грязь, теснота, нищета, поругание человека в труженике, поругание женщины. Была смеющаяся, безнаказанная наглость разврата, маменькиных сынков, студентов белоподкладочников и купчиков. Шуткою или вспышкой пренебрежительного раздражения отделывались от слез и жалоб обобранных, обиженных, обольщенных. Какое олимпийство тунеядцев, замечательных только тем, что они ничем себя не утрудили, ничего не искали, ничего миру не дали и не оставили!
А мы жизнь приняли, как военный поход, мы камни ворочали ради тех, кого любили. И хотя мы не принесли им ничего, кроме горя, мы волоском их не обидели, потому что оказались еще большими мучениками, чем они.
Однако перед тем как продолжать, считаю долгом сказать вам вот что. Дело в следующем. Вам надо уходить отсюда, не откладывая, если только жизнь дорога вам. Облава на меня стягивается, и чем бы она ни кончилась, вас ко мне припутают, вы уже в мои дела замешаны фактом нашего разговора..."""
…
О правильном понимании Истории и места человека в ней.
"""Он снова думал, что историю, то, что называется ходом истории, он представляет себе совсем не так, как принято, и ему она рисуется наподобие жизни растительного царства. Зимою под снегом оголенные прутья лиственного леса тощи и жалки, как волоски на старческой бородавке. Весной в несколько дней лес преображается, подымается до облаков, в его покрытых листьями дебрях можно затеряться, спрятаться. Это превращение достигается движением, по стремительности превосходящим движения животных, потому что животное не растет так быстро, как растение, и которого никогда нельзя подсмотреть. Лес не передвигается, мы не можем его накрыть, подстеречь за переменою места. Мы всегда застаем его в неподвижности. И в такой же неподвижности застигаем мы вечно растущую, вечно меняющуюся, неуследимую в своих превращениях жизнь общества, историю.
Толстой не довел своей мысли до конца, когда отрицал роль зачинателей за Наполеоном, правителями, полководцами. Он думал именно то же самое, но не договорил этого со всею ясностью.
Истории никто не делает, её не видно, как нельзя увидать, как трава растет. Войны, революции, цари, Робеспьеры это её органические возбудители, её бродильные дрожжи. Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне..."""
Встречаются «откровения», которые даже в прозе звучат, как самая высокая поэзия. Вот например, рассуждения о том, что человек по своей натуре - странная «субстанция», которая не может жить в атмосфере «искривленных представлений о прошлом и настоящем».
""""В наше время очень участились микроскопические формы сердечных кровоизлияний. Они не все смертельны. В некоторых случаях люди выживают. Это болезнь новейшего времени. Я думаю, ее причины нравственного порядка. От огромного большинства из нас требуют постоянного, в систему возведенного криводушия. Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастие. Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она - состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас, как зубы во рту. Ее нельзя без конца насиловать безнаказанно.""""
Некоторые «откровения» (для 1950-х годов) звучат не просто как творческий замысел. А как «уголовщина» и призывы к свержению. Неужели Пастернак не понимал, что «шил» сам себе политическую статью? Или за его откровениями видится «двойное дно» тогдашней правящей идеологии? То, что видела интеллигенция - умышленное искажение властью своего недавнего прошлого?
"""Я думаю, коллективизация была ложной, неудавшейся мерою, и в ошибке нельзя было признаться. Чтобы скрыть неудачу, надо было всеми средствами устрашения отучить людей судить и думать и принудить их видеть несуществующее и доказывать обратное очевидности. Отсюда беспримерная жестокость ежовщины, обнародование не рассчитанной на применение конституции, введение выборов, не основанных на выборном начале.
И когда разгорелась война, ее реальные ужасы, реальная опасность и угроза реальной смерти были благом по сравнению с бесчеловечным владычеством выдумки, и несли облегчение, потому что ограничивали колдовскую силу мертвой буквы.
Люди не только в твоем положении, на каторге, но все решительно, в тылу и на фронте, вздохнули свободнее, всею грудью, и упоенно, с чувством истинного счастья бросились в горнило грозной борьбы, смертельной и спасительной.
- Война - особое звено в цепи революционных десятилетий.
Кончилось действие причин, прямо лежавших в природе переворота. Стали сказываться итоги косвенные, плоды плодов, последствия последствий. Извлеченная из бедствий закалка характеров, неизбалованность, героизм, готовность к крупному, отчаянному, небывалому. Это качества сказочные, ошеломляющие, и они составляют нравственный цвет поколения."""
В стихотворении 1956 года у пастернака - все его мысли по поводу Власти, ее перерождении, самоубийстве Фадеева...
...Культ личности забросан грязью,
Но на сороковом году
Культ зла и культ однообразья
Еще по-прежнему в ходу.
И каждый день приносит тупо
Так, что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Одних свиноподобных рож.
И видно, также культ мещанства
Еще по-прежнему в чести,
Так что стреляются от пьянства,
Не в силах этого снести.
В литературе много произведений, которые не противоречат теории календарного подлога. Самое известное стихотворение Михаила Светлова - «Гренада». Год - 1926-й. Хотя-мол 4 года потом лежала не изданная, до 1930-го... В официальной библиографии Светлова вообще пропущены 8 лет (1928-1936). По сегодняшнему календарю содержание "Гренады" - испанская компания 1937. Другого исторического повода у стихотворения не было. Какая могла быть «Гренада» с участием красноармейцев за десять лет до первых боев в Испании?
******
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И "Яблочко"-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая -
Степной малахит.
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Он песенку эту
Твердил наизусть...
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?
Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
- Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь -
Гренадская волость
В Испании есть!
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные,
Прощайте, друзья -
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя -
Язык батарей.
Восход подымался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.
Но "Яблочко"-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен...
Где же, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули "Грена..."
Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Отряд не заметил
Потери бойца,
И "Яблочко"-песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя...
Новые песни
Придумала жизнь...
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья...
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
*********
Во времена "Оттепели" в списках самиздата начали ходить неопубликованные стихи репрессированных поэтов... Среди них был Мандельштам. Насколько то, что ходило в списках - принадлежало Осипу Эмильевичу - уже никто не узнает. Одни из самых последних стихов великого русского поэта Осипа Мандельштама «Стихи о неизвестном солдате» («Воронежские тетради» 1937) начинаются так:
«Этот воздух пусть будет свидетелем,...»
Хорошо знавший Мандельштама - Пастернак выбрал очень необычную фамилию для своего героя - «Живаго». Фамилия на родном языке двух поэтов - евреев переводится «Этот воздух»... или «Его воздух»...
Великий русский поэт оставил после себя необычного свидетеля ушедшей эпохи. Он часто не хотел или не мог высказываться открыто. Но некоторые стихи, принадлежащие сегодня Мандельштаму, мог написать его современник, которому было в чем корить себя перед погибшим собратом по перу: не уберег.
...Для того ль заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звезды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?
Слышишь, мачеха звездного табора,
Ночь, что будет сейчас и потом?
Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
- Я рожден в девяносто четвертом,
Я рожден в девяносто втором...-
И в кулак зажимая истертый
Год рожденья - с гурьбой и гуртом
Я шепчу обескровленным ртом:
- Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году - и столетья
Окружают меня огнем.
По-моему, философия должна быть скупою приправой к искусству и жизни. Заниматься ею одною так же странно, как есть один хрен.
С каждым случилось по две революции, одна своя, личная, а другая общая.
Если бы дремлющего в человеке зверя можно было остановить угрозою, все равно, каталажки или загробного воздаяния, высшею эмблемой человечества был бы цирковой укротитель с хлыстом, а не жертвующий собою проповедник. ("Доктор Живаго" Б. Пастернак)
Точка зрения автора - многочисленные шарахания советского политического курса из стороны в сторону, замалчиваемый объем (и причины) мирового кризиса 1929-1933, голод, гражданские войны по всему миру этого периода - привели к тому, что сфальсифицирован оказался сам календарь. И те события, которые мы относим в 1917-1922 годам - это 1929-1934 годы. А все что понаписано вокруг этого - извините, беллетристика.
http://radmirkilmatov.livejournal.com/126130.html
Почему? Об этом свидетельствуют многочисленные «пробелы» в биографиях политиков, повторы событий в хрониках, статистика спорта, дополнительные издания, следы недомолвок и фальсификаций. Зачем? Политикам 1950-60х годов - было, что скрывать в своем прошлом.
Как современники того времени не замечали странного парадокса в своей Истории? Как подлог мог пройти мимо них? Элементарно. Любые сомнения в истории, в трактовке событий прошлого - были преступлением против советского народа, социалистического государства и пособничеством врагу.
Современники никогда не пишут Историю своего времени. Ее пишут Академики. Они не любят извиняться за ошибки - потому Историю любого времени составляют тогда, когда современники событий, в основном, уже ушли.
Во многих произведениях той эпохи остались упоминания того, как кроили календарь после революции. Неделя была десятидневной и шестидневной... менялось число месяцев в году... все успокоилось только незадолго перед войной. «В 1929-м в СССР году празднование Нового года было вообще запрещено... и было вновь возобновлено не ранее в 1935-го года,» - говорят литературоведы. (Предисловие «Доктора Живаго»)
28 декабря 1935 года в газете «Правда» было опубликовано письмо Павла Петровича Постышева о праздновании Светского праздника Нового года вместо Рождества и официальном признании ёлки (ранее была запрещена как «поповский пережиток»). Автор (1887-1939) Второй секретарь ЦК Украины, Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) 1934-1938.
Если искать следы «Игры с правдой и временем», то таких следов можно найти много. Особенно в произведениях, прошедших мимо официальной советской цензуры.
Борис Пастернак. «Доктор Живаго».
Когда в 1989-м году когда роман был опубликован, критики и читатели ждали актуальные (на тот момент) анти-сталинские разоблачения... Но Пастернак (говоря прямо) был скорей сталинистом, чем борцом с культом. И ждать подобных обличений от него не следовало совсем. В ожидании одних разоблачений - читатели пропустили другие, ставшие причиной запрещения романа, пронзительные строки описания самой эпохи.
Факт грандиозного скандала при появлении романа за рубежом - заставляет внимательно присмотреться к самому способу публикации - в обход цензуры. Роман был запрещен, прежде всего потому, что преступлением в СССР было писать без цензуры. Сам принцип представлял угрозу для «номенклатурной хунты». В романе оказалось непозволительно много - про повседневное насилие, смену вех и эпох, уничтожение элиты... Там оказалось много сказано прямым текстом, еще больше - «метафор». Вроде бы вскользь сюжетной линии, мимоходом, но - мимо этого пройти невозможно.
О тайне, которая была не столько тайной людей, сколько тайной самой эпохи...
""""Так или иначе Стрельников скрывал какую-то важную, тяготившую его тайну, предаваясь во всем остальном тем более расточительным душевным излияниям.
Это была болезнь века, революционное помешательство эпохи. В помыслах все были другими, чем на словах и во внешних проявлениях. Совесть ни у кого не была чиста. Каждый с основанием мог чувствовать себя во всем виноватым, тайным преступником, неизобличенным обманщиком. Едва являлся повод, разгул самобичующего воображения разыгрывался до последних пределов. Люди фантазировали, наговаривали на себя не только под действием страха, но и вследствие разрушительного болезненного влечения, по доброй воле, в состоянии метафизического транса и той страсти самообсуждения, которой дай только волю, и её не остановишь.
Сколько таких предсмертных показаний, письменных и устных прочел и выслушал в свое время крупный военный, а иногда и военно-судный деятель Стрельников. Теперь сам он был одержим сходным припадком саморазоблачения, всего себя переоценивал, всему подводил итог, все видел в жаровом, изуродованном, бредовом извращении...."""
О колоссальном классовом и идеологическом разрыве общества, когда в принципе не могло быть никакой преемственности в понимании ушедшей эпохи.
"""Все это не для вас. Вам этого не понять. Вы росли по-другому. Был мир городских окраин, мир железнодорожных путей и рабочих казарм. Грязь, теснота, нищета, поругание человека в труженике, поругание женщины. Была смеющаяся, безнаказанная наглость разврата, маменькиных сынков, студентов белоподкладочников и купчиков. Шуткою или вспышкой пренебрежительного раздражения отделывались от слез и жалоб обобранных, обиженных, обольщенных. Какое олимпийство тунеядцев, замечательных только тем, что они ничем себя не утрудили, ничего не искали, ничего миру не дали и не оставили!
А мы жизнь приняли, как военный поход, мы камни ворочали ради тех, кого любили. И хотя мы не принесли им ничего, кроме горя, мы волоском их не обидели, потому что оказались еще большими мучениками, чем они.
Однако перед тем как продолжать, считаю долгом сказать вам вот что. Дело в следующем. Вам надо уходить отсюда, не откладывая, если только жизнь дорога вам. Облава на меня стягивается, и чем бы она ни кончилась, вас ко мне припутают, вы уже в мои дела замешаны фактом нашего разговора..."""
…
О правильном понимании Истории и места человека в ней.
"""Он снова думал, что историю, то, что называется ходом истории, он представляет себе совсем не так, как принято, и ему она рисуется наподобие жизни растительного царства. Зимою под снегом оголенные прутья лиственного леса тощи и жалки, как волоски на старческой бородавке. Весной в несколько дней лес преображается, подымается до облаков, в его покрытых листьями дебрях можно затеряться, спрятаться. Это превращение достигается движением, по стремительности превосходящим движения животных, потому что животное не растет так быстро, как растение, и которого никогда нельзя подсмотреть. Лес не передвигается, мы не можем его накрыть, подстеречь за переменою места. Мы всегда застаем его в неподвижности. И в такой же неподвижности застигаем мы вечно растущую, вечно меняющуюся, неуследимую в своих превращениях жизнь общества, историю.
Толстой не довел своей мысли до конца, когда отрицал роль зачинателей за Наполеоном, правителями, полководцами. Он думал именно то же самое, но не договорил этого со всею ясностью.
Истории никто не делает, её не видно, как нельзя увидать, как трава растет. Войны, революции, цари, Робеспьеры это её органические возбудители, её бродильные дрожжи. Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне..."""
Встречаются «откровения», которые даже в прозе звучат, как самая высокая поэзия. Вот например, рассуждения о том, что человек по своей натуре - странная «субстанция», которая не может жить в атмосфере «искривленных представлений о прошлом и настоящем».
""""В наше время очень участились микроскопические формы сердечных кровоизлияний. Они не все смертельны. В некоторых случаях люди выживают. Это болезнь новейшего времени. Я думаю, ее причины нравственного порядка. От огромного большинства из нас требуют постоянного, в систему возведенного криводушия. Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастие. Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она - состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас, как зубы во рту. Ее нельзя без конца насиловать безнаказанно.""""
Некоторые «откровения» (для 1950-х годов) звучат не просто как творческий замысел. А как «уголовщина» и призывы к свержению. Неужели Пастернак не понимал, что «шил» сам себе политическую статью? Или за его откровениями видится «двойное дно» тогдашней правящей идеологии? То, что видела интеллигенция - умышленное искажение властью своего недавнего прошлого?
"""Я думаю, коллективизация была ложной, неудавшейся мерою, и в ошибке нельзя было признаться. Чтобы скрыть неудачу, надо было всеми средствами устрашения отучить людей судить и думать и принудить их видеть несуществующее и доказывать обратное очевидности. Отсюда беспримерная жестокость ежовщины, обнародование не рассчитанной на применение конституции, введение выборов, не основанных на выборном начале.
И когда разгорелась война, ее реальные ужасы, реальная опасность и угроза реальной смерти были благом по сравнению с бесчеловечным владычеством выдумки, и несли облегчение, потому что ограничивали колдовскую силу мертвой буквы.
Люди не только в твоем положении, на каторге, но все решительно, в тылу и на фронте, вздохнули свободнее, всею грудью, и упоенно, с чувством истинного счастья бросились в горнило грозной борьбы, смертельной и спасительной.
- Война - особое звено в цепи революционных десятилетий.
Кончилось действие причин, прямо лежавших в природе переворота. Стали сказываться итоги косвенные, плоды плодов, последствия последствий. Извлеченная из бедствий закалка характеров, неизбалованность, героизм, готовность к крупному, отчаянному, небывалому. Это качества сказочные, ошеломляющие, и они составляют нравственный цвет поколения."""
В стихотворении 1956 года у пастернака - все его мысли по поводу Власти, ее перерождении, самоубийстве Фадеева...
...Культ личности забросан грязью,
Но на сороковом году
Культ зла и культ однообразья
Еще по-прежнему в ходу.
И каждый день приносит тупо
Так, что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Одних свиноподобных рож.
И видно, также культ мещанства
Еще по-прежнему в чести,
Так что стреляются от пьянства,
Не в силах этого снести.
В литературе много произведений, которые не противоречат теории календарного подлога. Самое известное стихотворение Михаила Светлова - «Гренада». Год - 1926-й. Хотя-мол 4 года потом лежала не изданная, до 1930-го... В официальной библиографии Светлова вообще пропущены 8 лет (1928-1936). По сегодняшнему календарю содержание "Гренады" - испанская компания 1937. Другого исторического повода у стихотворения не было. Какая могла быть «Гренада» с участием красноармейцев за десять лет до первых боев в Испании?
******
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И "Яблочко"-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая -
Степной малахит.
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Он песенку эту
Твердил наизусть...
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?
Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
- Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь -
Гренадская волость
В Испании есть!
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные,
Прощайте, друзья -
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя -
Язык батарей.
Восход подымался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.
Но "Яблочко"-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен...
Где же, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули "Грена..."
Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Отряд не заметил
Потери бойца,
И "Яблочко"-песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя...
Новые песни
Придумала жизнь...
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья...
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
*********
Во времена "Оттепели" в списках самиздата начали ходить неопубликованные стихи репрессированных поэтов... Среди них был Мандельштам. Насколько то, что ходило в списках - принадлежало Осипу Эмильевичу - уже никто не узнает. Одни из самых последних стихов великого русского поэта Осипа Мандельштама «Стихи о неизвестном солдате» («Воронежские тетради» 1937) начинаются так:
«Этот воздух пусть будет свидетелем,...»
Хорошо знавший Мандельштама - Пастернак выбрал очень необычную фамилию для своего героя - «Живаго». Фамилия на родном языке двух поэтов - евреев переводится «Этот воздух»... или «Его воздух»...
Великий русский поэт оставил после себя необычного свидетеля ушедшей эпохи. Он часто не хотел или не мог высказываться открыто. Но некоторые стихи, принадлежащие сегодня Мандельштаму, мог написать его современник, которому было в чем корить себя перед погибшим собратом по перу: не уберег.
...Для того ль заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звезды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?
Слышишь, мачеха звездного табора,
Ночь, что будет сейчас и потом?
Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
- Я рожден в девяносто четвертом,
Я рожден в девяносто втором...-
И в кулак зажимая истертый
Год рожденья - с гурьбой и гуртом
Я шепчу обескровленным ртом:
- Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году - и столетья
Окружают меня огнем.