Иудаизм как инструмент. Часть 2-я.
Усиление эгрегориальной тенденции в религии всегда происходит за счет ее провиденциальной стороны. Провиденциальную нить в иудаизме на протяжении многих веков поддерживали пророки. В сравнительно небольшой промежуток времени - всего полутора веков - в Еврейской метакультуре в Энрофе творило несколько ярких религиозных гениев и талантов. С конца VI в. и до середины V в. до н.э. жили пророки Иеремия, Аввакум, Иезекииль, Даниил (который не является автором Книги Даниила), Авдий, Аггей, Захария. Последним был Малахия, живший в середине V в. до н.э. После него пророческая традиция в иудаизме обрывается. Ее исчезновение совпадает по времени с реформаторской и законотворческой деятельностью Ездры.
Совпадения по времени действий Ездры и исчезновение пророческой традиции не случайны. Пророки выражали собой преимущественно волю Синклита и Демиурга Еврейской метакультуры. И голоса пророков резко контрастируют с тем, что делал Ездра. Если, например, пророк Иеремия предвещал времена, когда Новый Завет людей с Богом будет записан не на камне, а в их сердцах, то весь пафос Ездры, день за днем читавшим перед собранным народом правила поведения, был направлен именно на утверждение окаменевшего и безблагодатного закона.
Попытки оправдать «чрезвычайную строгость реформ» Ездры «его горячей верой и убеждением в необходимости охранять возрождающуюся общину»* предпринимались не раз. И даже вполне честные и внимательные исследователи и богословы, видевшие губительность политики «отца иудаизма»* не решались сделать непредвзятый вывод, снабжая свою позицию традиционалистскими ограничениями: «Говоря о борьбе двух течений в иудействе - профетического универсализма и законнической обособленности, проще всего счесть Эзру лишь злым гением Израиля, сгубившим дело пророков. Но после возвращения из плена иудеям необходимо было на некоторое время уйти в себя, погрузиться во внутреннюю работу. Плодами реформы Эзры воспользуются мудрецы, книжники и раввины, которые в течение столетий станут трудиться над духовным воспитанием народа. Реформа Эзры позволит им не тратить сил на борьбу с языческими влияниями». *(Мень А. История религии в поисках Пути Истины и Жизни). Эти «внутренняя работа» и «уход в себя» привели еврейский народ на рубеже эр к неимоверной духовной гордыне и изоляционизму, заглушавшим провиденциальное воздействие на сверхнарод. Самого Ездру не следует считать каким-то чудовищем, которое направлялось силами зла. Но то, что он был проводником воли конфессионального эгрегора, ставшего препятствием для осуществления демиургических задач, главной из которых было воплощение Планетарного Логоса, не вызывает у нас сомнения. Именно с реформ Ездры началось необратимое замутнение конфессионального эгрегора иудаизма и именно поэтому «авторитет его (Ездры) в иудейском предании все время возрастает». Именно Ездра заложил основы для быстрого уплотнения эгрегора, который во второй половинеII в. до н.э. был демонизирован Гагтунгром...»;
«Воздействие инспираций конфессионального эгрегора иудаизма (а так же и Первого Фошца) коснулось составителей Торы. Еврейская историческая традиция приписывает Ездре и его соратникам собирание воедино священных текстов иудаизма. Сам Ездра, вероятно, отредактировал только Пятикнижие или принимал участие в этом редактировании. В результате таких редакций постепенно увеличивалась амплитуда между тем, что должно было быть в священной книге евреев, и тем, что там появлялось. Вероятно, именно с этого периода в текст ветхозаветных книг вносились правки, усиливавшие представление о Боге как о жестоком и капризном правителе, требующим нескончаемых кровавых жертв. Мы не можем сейчас проанализировать с точки зрения метаистории книги Ветхого Завета. Эта тема нуждается в отдельном и внимательнейшем рассмотрении. Но здесь необходимо отметить, что в монотеистическое учение Ветхого Завета через уицраора и эгрегор проникали искажения самого Гагтунгра.
Конфессиональный эгрегор иудаизма повлиял и на творческие проявления жречества. Из дошедших до нас 150 псалмов только несколько датируются временем после реформ Ездры. Жрецы целиком сосредоточились на работе по составлению канона Ветхого Завета, на осуществлении богослужений, ритуальных очищений и кровавых жертвоприношений, на надзоре за соблюдением общиной установленных норм поведения. Да и зачем священникам, имеющим политическую власть и деньги какие-то сомнительные надежды на какого-то Спасителя?
За период с момента реформ Ездры до гонения Антиоха Эпифана в Иудее не появилось ни одного сочинения с четко выраженными мессианскими ожиданиями. В Иудее перестали ждать Машиаха. На некоторое время исчезло то, что составляло неотъемлемую часть монотеистического учения иудаизма. Из-за уплотнения конфессионального эгрегора на место мистических прозрений пророков и эсхатологических упований на грядущего Спасителя стали приходить сухое законническое благочестие.»;
«Племенные эгрегоры напускались на Еврейский сверхнарод Гагтунгром именно для того, чтобы нанести как можно больший ущерб Иудее и параллельно ускорить самоограждение и самозамыкание еврейского народа в своих этнических и конфессиональных границах.
Деятельность Неемии по возведению и укреплению стен Иерусалима можно считать отражением некоторого усиления Первого Фошца и укрепления шрастра Еврейской метакультуры. Стена вокруг Иерусалима не только избавляла еврейское население от угрозы варварских набегов, но и как бы символизировала самоизоляцию еврейской общины от остального мира. В 433-432 г. до н.э. строительство иерусалимских стен было завершено. Собственно на этом относительно положительное участие Неемии в жизни Еврейской метакультуры и заканчивается.
По дошедшим до нас сведениям практически невозможно установить когда и как с Первого Фошца была снята санкция Демиурга. Никаких событий, которые можно было бы однозначно интерпретировать как достижение Первым Фошцем максимального могущества и надлома этого могущества, нам обнаружить не удается. Но мы можем все же предположить, когда это произошло. Из-за внешней угрозы метакультуре со стороны местных племен санкция Демиурга сохранялась на Первом Фошце до окончания работ по укреплению Иерусалима.
После завершения строительства стены Неемия отбыл в Иран, вероятно, для отчета перед царем. Вернувшись в Иерусалим, Неемия остался правителем Иудеи, возможно, до своей смерти. В этот период он начинает проводить довольно жесткую политику по отношению к тем, кто с его точки зрения не соответствовал конфессиональным нормам поведения (работал в субботу, женился на иноплеменниках и т.д.).
После Неемии во главе Иудеи стояли уже первосвященники. Тем самым конфессиональный эгрегор иудаизма стал главенствовать над уицраором. Этого не могло быть в том случае, если бы санкция Демиурга продолжала сохраняться на Первом Фошце.
Возможно, что санкция была снята еще до того, как Первый Фошц мог достигнуть состояния предельного господства. Первый Фошц так и не вступил в стадию апогея. Во всяком случае, в источниках нет никаких указаний на какую-то особенную жестокость и тираничность Неемии. Мы полагаем, что деградация уицраора началась после периода возрастания его могущества - минуя, так сказать, стадию апогея.
Почему была снята санкция Демиурга? Мы уже отмечали, что инспирации Первого Фошца искажали религиозное сознание евреев. Кроме того, великодержавный (хотя это определение кажется особенно курьезным в отношении к послепленной Иудее) изоляционизм, утверждавшийся Первым Фошцем, противоречил задачам сверхнарода.
Неемия поддерживал (или предвосхищал) установленные Ездрой порядки. В результате религиозная жизнь сверхнарода искажалась как конфессиональным эгрегором, так и Первым Фошцем. Можно сделать предположение, что снятие демиургической санкции произошло вскоре после того, как Первый Фошц солидаризировался с конфессиональным эгрегором иудаизма. Без этого симбиоза эгрегор иудаизма вряд ли сумел бы подчинить себе религиозную жизнь иудеев. Прекращение деятельности пророков (середина V в. до н.э.), как мы уже отмечали, было следствием преобладания эгрегориальных воздействий на иудаизм над провиденциальными. И Демиург не мог сохранять свою санкцию на уицраоре, который противопоставил себя провиденциальным замыслам.
Негативное значение Ездры и Неемии было не столько в том, что они представляли сами по себе (даже будучи человеко-орудиями темноэфирных существ), сколько потому, что Еврейская метакультура имела особенное значение в метаистории всего человечества и даже всего Шаданакара. Именно в этой метаисторической перспективе всякое новое замутнение иудаизма становилось особенно опасным. Вероятно, с первой половины V вв. до н.э. именно Еврейская метакультура все больше соответствует замыслам о воплощении Того, Кто был выше, чем сами Демиурги и Синклиты метакультур. И это внимание к Еврейской метакультуре Планетарного Логоса вызывало ответную активизацию Гагтунгра. Планетарный демон стремился как можно больше исказить становление этой метакультуры. И если уже невозможно было искоренить в ней монотеизм, если было невозможно уничтожить ее силами чужеземных уицраоров, то оставался еще один путь - влиять на нее изнутри. И для этой цели очень подходили и уицраор, и конфессиональный эгрегор.»;
«...в конце правления Неемии с уицраора была снята демиургическая санкция, а конфессиональные реформы Ездры подготовили доминирование эгрегора иудаизма в политической жизни Иудеи.
После того, как Демиург снял свою санкцию с Первого Фошца, этот уицраор оказался в зависимом положении от конфессионального эгрегора иудаизма. Установился своеобразный симбиоз конфессионального эгрегора иудаизма и уицраора. Причем первенствовал в этом союзе не уицраор, а эгрегор. Первый Фошц вынужден был не выдвигать собственные человеко-орудия, а, не претендуя на лидерство, умеренно инспирировать человеко-орудия конфессионального эгрегора иудаизма.
Не имеется никаких исторических свидетельств о событиях, которые можно было бы интерпретировать как проявление борьбы между Первым Фошцем, лишившимся демиургической санкции и эгрегором иудаизма. Эгрегор иудаизма довольно легко перехватил контроль над политической ситуацией у Первого Фошца. Возможно, что решающим звеном в установлении доминирования эгрегора иудаизма над Первым Фошцем после снятия с него санкции была позиция уицраора Ирана, отразившаяся в поддержке иранскими властями первосвященников и в передаче им внутреннего политического контроля над Иудеей *(Вейнберг, 31). В результате Первый Фошц оказался в зависимом положении и от уицраора Ирана, и от конфессионального эгрегора иудаизма. С этого времени Первый Фошц отступает в политическую тень, из которой уже почти не выходит до самого конца своего существования.»;
«С момента своего возникновения Первый Фошц последовательно оказывался в зависимости от уицраоров Ново-Вавилонского царства (586-539), Ахеменидов (539-332), Македонии (332-320), Птолемеев (320-201), Селевкидов (201-167).
Мелкий Первый Фошц из-за своей слабости никогда не предпринимал попыток избавиться от власти чужеземного демона великодержавия. Когда на уицраоре была санкция, от этого его предостерегал Демиург, потому что ничем хорошим ни для Еврейской метакультуры, ни для самого уицраора столкновение с гигантами вроде Унидра или Первого Аримана кончиться не могло. Когда же санкция была снята, Первый Фошц уже просто боялся прогневить могущественных уицраоров других метакультур. К тому же деградирующий Первый Фошц, давно подпавший под полный контроль конфессионального эгрегора иудаизма, сделался его послушным административным придатком, не помышлявшим ни о какой самостоятельной активности. Эгрегор иудаизма полностью доминировал над Первым Фошцем.»;
«Эгрегору иудаизма не было никакой нужды в борьбе с чужеземными уицраорами. Он прекрасно себя чувствовал и при них. Большую опасность для конфессионального эгрегора часто может представлять уицраор той же метакультуры. Они, так сказать, играют на одном политическом поле. Эгрегору иудаизма нечего было делить с Первым Ариманом. В Иудее чужеземные уицраоры и конфессиональный эгрегор иудаизма мирно сосуществовали в течение веков. Правда, Птолемеи отменили большую часть налоговых льгот иерусалимского жречества. Однако власть эгрегора над сознанием иудеев не была поколеблена.»;
«Эгрегор иудаизма и Первый Фошц при борьбе уицраоров Селевкидов и Птолемеев сначала были только пассивными наблюдателями. Затем они поддержали того, кто оказался сильнее, а именно Форсуфа Селевкидов.
Форсуф Селевкидов из-за угрозы возвращения Сирии и Палестины Птолемеями заключил временный союз с конфессиональным эгрегором иудаизма. Форсуф Селевкидов находился тогда в состоянии деградации. И он был склонен поддерживать более конфессиональный эгрегор, чем такого же как он уицраора - Первого Фошца.
...Эгрегор иудаизма не только продолжал доминировать над Вторым Фошцем, но и практически заменил уицраора в внутриполитической жизни Иудеи. Первосвященники управляли государством и поддерживали систему его внешней безопасности. Например, первосвященник Симон II «Праведный» (226-198) с дозволения Антиоха III восстановил иерусалимские стены и укрепления. Кстати, этот первосвященник в еврейской исторической традиции весьма популярен, об этом говорит уже одно его прозвище. И как частный человек он мог испытывать влияние Сил Света. Но, прежде всего, он был выразителем воли конфессионального эгрегора. И административная деятельность этого первосвященника равно как и множества других, только уплотняла этот эгрегор.»;
«Борьба эгрегора и Первого Фошца, инспирируемая в Энрофе велгой, ускорила вмешательство чужеземных сил - Форсуфа Селевкидов.»;
«Теряя территории и население, Форсуф пытался компенсировать утраты полным подчинением Иудеи, превращением этой страны в источник шавва для себя и для шрастра Античной метакультуры - Тартара. В Энрофе Антиох IV, повторяя действия своего инспиратора, пытался сплотить свое государство на основе эллинской культурной традиции. Но эта интерпретация - только внешняя сторона метаисторической драмы.
Трагические события еврейской истории имели более глубокое метаисторическое значение. На Еврейскую метакультуру Форсуфа Селевкидов натравливал Гагтунгр. Селевкидский уицраор пытался уничтожить не только Первого Фошца. Антиеврейская политика, проводившаяся Антиохом IV, была провокацией Гагтунгра, целями которой было либо уничтожение палестинского средоточия Еврейской метакультуры в Энрофе, либо вызов ответной реакции темноэфирных сил Еврейской метакультуры. Во втором случае Гагтунгр, направляя Форсуфа Селевкидов на Еврейскую метакультуру, добивался смены уицраоров в этой метакультуре.»;
«Причиной гибели Первого Фошца было одно из его отпочкований, которое начало борьбу с Форсуфом Селевкидов. Первым четким проявлением воли этого отпочкования стало восстание Хасмонеев, начавшееся в 167 г. до н.э. Это была «третья сила», одинаково противостоявшая и партии Ясона, и партии Менелая и Товиадов.»;
«Вне зависимости от того, когда, собственно, отпочкование стало царствующим уицраором, мы в дальнейшем будем именовать его Вторым Фошцем с самого начала проявления им своей воли в 167 г. до н.э. Семья Хасмонеев стала проводником воли Второго Фошца. Идеологией нарождавшейся державы был своеобразный иудейский фундаментализм - восставшие боролись против введения эллинских культов и обычаев. Новый уицраор Еврейской метакультуры был единственным адекватным защитником сверхнарода в Энрофе от посягательств чужеземного уицраора.»;
«Основная борьба разгорелась не между Первым и Вторым уицраорами Еврейской метакультуры, а между Вторым Фошцем и Форсуфом государства Селевкидов. Форсуф был тогда в состоянии упадка и не мог уничтожить нового еврейского демона великодержавия. Второй Фошц, напротив, находился на подъеме своей мощи. И даже его мелкость по сравнению с Форсуфом Селевкидов не была слишком большим препятствием для успешной борьбы.»;
«Несмотря на то, что Хасмонеи «объективно» защищали Еврейскую метакультуру от внешнего врага, на Втором Фошце могло не быть санкции Демиурга. Нет ничего особенного, в том, что уицраор, не имеющий санкции Демиурга, отчасти соответствует демиургическим планам.
Долгая борьба Второго Фошца с деградирующим Форсуфом Селевкидов (167-129 гг. до н.э.) может быть объяснена именно отсутствием на Втором Фошце демиургической санкции. Так же Хасмонеи довольно продолжительное время боролись со внутренней оппозицией в самой Иудее (167-157 гг. до н.э.). Если бы Второй Фошц получил санкцию Демиурга, ему со значительно меньшими усилиями и гораздо быстрее удалось бы справиться с Форсуфом Селевкидов, который находился в состоянии деградации. Если бы санкция Демиурга была на Втором Фошце, деградирующий Форсуф Селевкидов не пытался бы столь упорно продолжать с ним борьбу. Воцарение Второго Фошца было следствием слабости Форсуфа, не способного предотвратить это событие. Точно так же Форсуф Селевкидов не сумел помешать воцарению Второго Аримана, инспирировавшего Парфянское государство. Второй Фошц, находившийся в стадии нарастания своей мощи, не мог быть уничтожен деградирующим Форсуфом Селевкидов. Для воцарения и более или менее стабильного существования Второго Фошца санкция Демиурга Еврейской метакультуры не была непременным условием.»;
«Для Второго Фошца на первом этапе его существования был характерен симбиоз с конфессиональным эгрегором иудаизма. Второй уицраор занимал господствующее положение в отношении конфессионального эгрегора иудаизма.»;
«Концентрация в руках Хасмонеев и светской и конфессиональной власти не могло быть приемлемо для Провиденциальных Сил Еврейской метакультуры. Это было связано не только с опасностью чрезмерного усиления Второго Фошца.
Конфессиональный эгрегор иудаизма активно демонизировался Гагтунгром и превращался «из простой неизбежной помехи Провиденциальному процессу в деятельного и сознательного врага его» (РМ, 313). Андреев называет того демона, который стоял за конфессиональным эгрегором, существом более мощным, чем даже уицраор. Это было «исчадие Гагтунгра» противостоящее Демиургу (РМ, 129). Была ли местом его обитания Гашшарва, для нас остается неясным (РМ, 278).
Андреев, к сожалению, не сообщает, в какой исторический период протекал процесс подчинения эгрегора иудаизма инфрафизическому чудовищу. Мы полагаем, что он мог происходить в эпоху Второго Фошца - после войны Хасмонеев за независимость Иудеи. Тот накал патриотических чувств, который сопровождал освободительную войну, вполне мог вызвать прилив темноэфирной энергетики к эгрегору иудаизма и окончательно подготовить его демонизацию.
В иудаизме II-I в. до н.э. было три течения, каждое из которых было довольно своеобразно.
Саддукеи были направлением в иудаизме, которое в полной мере находилось под контролем эгрегора. Все интересы саддукейской верхушки были связаны с деятельностью Храма и его культом. Но саддукеи были все же остывшим осколком былого могущества иерусалимского жречества. Место первосвященника занимали правители-Хасмонеи, Храм находился под контролем Второго Фошца. Кроме того, саддукеи были непопулярны в массах. Эта группа была тупиковой ветвью конфессионального развития. И только с 6 г. н.э. когда контроль над Иерусалимом оказался в руках Синедриона, значение этого течения в иудаизме вновь повысилось. Исполнив свою роль в борьбе с воплощенным Планетарным Логосом они стали не нужны демоническим силам и навсегда исчезли из истории после разрушения Иерусалима римлянами.
Фарисеями называлось несколько течений, которые имея сходные религиозные доктрины, могли иметь существенные внутренние отличия (наиболее известные фарисейские школы Гиллеля и Шаммая). Фарисеи не были связаны с Храмом. Их «партия» скорее противостояла иерусалимскому жречеству. Фарисеи как политическая и конфессиональная сила были связаны с синагогами. Средоточием фарисейской идеологии был иудаизм синагог. Синагоги же были местом их неформального объединения. Во многом фарисеи были последователями Ездры и прямыми предшественниками позднейшего иудаизма.
Фарисеи были направлением в иудаизме, которое испытывало влияние Демиурга и Синклита метакультуры. Поэтому именно в их среде поддерживалось учение о иномерных мирах, бессмертии человеческой души и о грядущем Машиахе. Впоследствии многие фарисеи не только откликались на Учение Иисуса, но и становились его последователями (в частности, Никодим, Иосиф Аримафейский).
Условно можно сказать, что фарисеи были той частью нации, за которую острее всего шла борьба между силами Света и тьмы. И обличения фарисеев, которые сохранились в Новом Завете, отчасти происходили от особой важности этого течения в метакультуре.
На фарисеев оказывалось воздействие демонизированным конфессиональным эгрегором иудаизма. Эгрегор сосредоточил на них свои инспирации, потому что пост первосвященника и Храм оказались под контролем Второго Фошца. Эгрегор нуждался в активной политической группе, которая будет выразителем конфессиональной идеологии, не ориентированной на Храм, подконтрольный уицраору.
Мелочная регламентация, формализм, непомерные конфессиональная и национальная гордыня, презрение не только к иноверцам, но даже к иудеям, которые не принадлежали к их кругу - все это происходило в фарисействе от демонизированного эгрегора и было препятствием для осуществления миссии Планетарного Логоса. Отдельно будет сказано об искажении демоном, инспирировавшим иудаизм, идеи Машиаха.
В связи с метаисторией великодержавия Еврейской метакультуры нужно сказать и об ессеях. Как нам представляется, ессеи были эзотерической общиной в иудаизме. Слово «секта» кажется нам крайне неудачным для обозначения этого явления. Община ессеев была опорой Синклита Еврейской метакультуры в Энрофе. Это было наиболее чистое течение в иудаизме, озаренное лучами трансмифа этой религии - Аэ.
В период, когда Гагтунгру удалось замкнуть миры возмездия (для Еврейской метакультуры, возможно, в VI-II вв. до н.э., что отразилось на пессимизме книг Экклезиаста, Иова, Иисуса сына Сираха) община ессеев стала крепостью духа, которая давала возможность людям, принадлежавшим к еврейскому народу, входить после физической смерти в миры просветления. То, что ессейству был свойственен пафос собственной исключительности, было неизбежным побочным следствием общинной замкнутости, защищенности от соблазнов суетной повседневности. Ессеи были сконцентрированы преимущественно на проблеме личного спасения. И это, вне зависимости от эсхатологических элементов их учения, не могло не влиять на стиль их духовного делания.
Возможно, что под «Учителем праведности» кумранских текстов подразумевается вполне конкретный человек - основатель ессейской общины. Но кроме этого, «Учитель праведности» - это символ и провиденциального течения в иудаизме, противостоящего демонизировавшемуся эгрегору этой религии (которого можно распознать под именем «нечестивого священника»), и символическое обозначение Светлых Сил, надстоящих над Иудеей, и образ ожидаемого Мессии.
Негативное (или, хотя бы холодное) отношение ессеев к династии Хасмонеев может быть ключом к проблеме наличия на Втором Фошце санкции Демиурга. В земном сознании ессеев это могло найти выражение в неприятии нелегитимного с точки зрения ессеев правления Хасмонеев. Хасмонеи с 152 г. до н.э. были одновременно светскими (сначала князьями, а затем и царями) и конфессиональными (первосвященниками) правителями. Но с точки зрения ессеев (и не только их) светский правитель Иудеи мог происходить лишь из рода царя Давида. А первосвященником мог быть только потомком Цадока (первосвященника времен царя Давида). В этих представлениях ессеев, которые могут на первый взгляд показаться чрезмерно догматичными, преломлялось интуитивное ощущение безблагодатности государственности Хасмонеев.»;
Совпадения по времени действий Ездры и исчезновение пророческой традиции не случайны. Пророки выражали собой преимущественно волю Синклита и Демиурга Еврейской метакультуры. И голоса пророков резко контрастируют с тем, что делал Ездра. Если, например, пророк Иеремия предвещал времена, когда Новый Завет людей с Богом будет записан не на камне, а в их сердцах, то весь пафос Ездры, день за днем читавшим перед собранным народом правила поведения, был направлен именно на утверждение окаменевшего и безблагодатного закона.
Попытки оправдать «чрезвычайную строгость реформ» Ездры «его горячей верой и убеждением в необходимости охранять возрождающуюся общину»* предпринимались не раз. И даже вполне честные и внимательные исследователи и богословы, видевшие губительность политики «отца иудаизма»* не решались сделать непредвзятый вывод, снабжая свою позицию традиционалистскими ограничениями: «Говоря о борьбе двух течений в иудействе - профетического универсализма и законнической обособленности, проще всего счесть Эзру лишь злым гением Израиля, сгубившим дело пророков. Но после возвращения из плена иудеям необходимо было на некоторое время уйти в себя, погрузиться во внутреннюю работу. Плодами реформы Эзры воспользуются мудрецы, книжники и раввины, которые в течение столетий станут трудиться над духовным воспитанием народа. Реформа Эзры позволит им не тратить сил на борьбу с языческими влияниями». *(Мень А. История религии в поисках Пути Истины и Жизни). Эти «внутренняя работа» и «уход в себя» привели еврейский народ на рубеже эр к неимоверной духовной гордыне и изоляционизму, заглушавшим провиденциальное воздействие на сверхнарод. Самого Ездру не следует считать каким-то чудовищем, которое направлялось силами зла. Но то, что он был проводником воли конфессионального эгрегора, ставшего препятствием для осуществления демиургических задач, главной из которых было воплощение Планетарного Логоса, не вызывает у нас сомнения. Именно с реформ Ездры началось необратимое замутнение конфессионального эгрегора иудаизма и именно поэтому «авторитет его (Ездры) в иудейском предании все время возрастает». Именно Ездра заложил основы для быстрого уплотнения эгрегора, который во второй половинеII в. до н.э. был демонизирован Гагтунгром...»;
«Воздействие инспираций конфессионального эгрегора иудаизма (а так же и Первого Фошца) коснулось составителей Торы. Еврейская историческая традиция приписывает Ездре и его соратникам собирание воедино священных текстов иудаизма. Сам Ездра, вероятно, отредактировал только Пятикнижие или принимал участие в этом редактировании. В результате таких редакций постепенно увеличивалась амплитуда между тем, что должно было быть в священной книге евреев, и тем, что там появлялось. Вероятно, именно с этого периода в текст ветхозаветных книг вносились правки, усиливавшие представление о Боге как о жестоком и капризном правителе, требующим нескончаемых кровавых жертв. Мы не можем сейчас проанализировать с точки зрения метаистории книги Ветхого Завета. Эта тема нуждается в отдельном и внимательнейшем рассмотрении. Но здесь необходимо отметить, что в монотеистическое учение Ветхого Завета через уицраора и эгрегор проникали искажения самого Гагтунгра.
Конфессиональный эгрегор иудаизма повлиял и на творческие проявления жречества. Из дошедших до нас 150 псалмов только несколько датируются временем после реформ Ездры. Жрецы целиком сосредоточились на работе по составлению канона Ветхого Завета, на осуществлении богослужений, ритуальных очищений и кровавых жертвоприношений, на надзоре за соблюдением общиной установленных норм поведения. Да и зачем священникам, имеющим политическую власть и деньги какие-то сомнительные надежды на какого-то Спасителя?
За период с момента реформ Ездры до гонения Антиоха Эпифана в Иудее не появилось ни одного сочинения с четко выраженными мессианскими ожиданиями. В Иудее перестали ждать Машиаха. На некоторое время исчезло то, что составляло неотъемлемую часть монотеистического учения иудаизма. Из-за уплотнения конфессионального эгрегора на место мистических прозрений пророков и эсхатологических упований на грядущего Спасителя стали приходить сухое законническое благочестие.»;
«Племенные эгрегоры напускались на Еврейский сверхнарод Гагтунгром именно для того, чтобы нанести как можно больший ущерб Иудее и параллельно ускорить самоограждение и самозамыкание еврейского народа в своих этнических и конфессиональных границах.
Деятельность Неемии по возведению и укреплению стен Иерусалима можно считать отражением некоторого усиления Первого Фошца и укрепления шрастра Еврейской метакультуры. Стена вокруг Иерусалима не только избавляла еврейское население от угрозы варварских набегов, но и как бы символизировала самоизоляцию еврейской общины от остального мира. В 433-432 г. до н.э. строительство иерусалимских стен было завершено. Собственно на этом относительно положительное участие Неемии в жизни Еврейской метакультуры и заканчивается.
По дошедшим до нас сведениям практически невозможно установить когда и как с Первого Фошца была снята санкция Демиурга. Никаких событий, которые можно было бы однозначно интерпретировать как достижение Первым Фошцем максимального могущества и надлома этого могущества, нам обнаружить не удается. Но мы можем все же предположить, когда это произошло. Из-за внешней угрозы метакультуре со стороны местных племен санкция Демиурга сохранялась на Первом Фошце до окончания работ по укреплению Иерусалима.
После завершения строительства стены Неемия отбыл в Иран, вероятно, для отчета перед царем. Вернувшись в Иерусалим, Неемия остался правителем Иудеи, возможно, до своей смерти. В этот период он начинает проводить довольно жесткую политику по отношению к тем, кто с его точки зрения не соответствовал конфессиональным нормам поведения (работал в субботу, женился на иноплеменниках и т.д.).
После Неемии во главе Иудеи стояли уже первосвященники. Тем самым конфессиональный эгрегор иудаизма стал главенствовать над уицраором. Этого не могло быть в том случае, если бы санкция Демиурга продолжала сохраняться на Первом Фошце.
Возможно, что санкция была снята еще до того, как Первый Фошц мог достигнуть состояния предельного господства. Первый Фошц так и не вступил в стадию апогея. Во всяком случае, в источниках нет никаких указаний на какую-то особенную жестокость и тираничность Неемии. Мы полагаем, что деградация уицраора началась после периода возрастания его могущества - минуя, так сказать, стадию апогея.
Почему была снята санкция Демиурга? Мы уже отмечали, что инспирации Первого Фошца искажали религиозное сознание евреев. Кроме того, великодержавный (хотя это определение кажется особенно курьезным в отношении к послепленной Иудее) изоляционизм, утверждавшийся Первым Фошцем, противоречил задачам сверхнарода.
Неемия поддерживал (или предвосхищал) установленные Ездрой порядки. В результате религиозная жизнь сверхнарода искажалась как конфессиональным эгрегором, так и Первым Фошцем. Можно сделать предположение, что снятие демиургической санкции произошло вскоре после того, как Первый Фошц солидаризировался с конфессиональным эгрегором иудаизма. Без этого симбиоза эгрегор иудаизма вряд ли сумел бы подчинить себе религиозную жизнь иудеев. Прекращение деятельности пророков (середина V в. до н.э.), как мы уже отмечали, было следствием преобладания эгрегориальных воздействий на иудаизм над провиденциальными. И Демиург не мог сохранять свою санкцию на уицраоре, который противопоставил себя провиденциальным замыслам.
Негативное значение Ездры и Неемии было не столько в том, что они представляли сами по себе (даже будучи человеко-орудиями темноэфирных существ), сколько потому, что Еврейская метакультура имела особенное значение в метаистории всего человечества и даже всего Шаданакара. Именно в этой метаисторической перспективе всякое новое замутнение иудаизма становилось особенно опасным. Вероятно, с первой половины V вв. до н.э. именно Еврейская метакультура все больше соответствует замыслам о воплощении Того, Кто был выше, чем сами Демиурги и Синклиты метакультур. И это внимание к Еврейской метакультуре Планетарного Логоса вызывало ответную активизацию Гагтунгра. Планетарный демон стремился как можно больше исказить становление этой метакультуры. И если уже невозможно было искоренить в ней монотеизм, если было невозможно уничтожить ее силами чужеземных уицраоров, то оставался еще один путь - влиять на нее изнутри. И для этой цели очень подходили и уицраор, и конфессиональный эгрегор.»;
«...в конце правления Неемии с уицраора была снята демиургическая санкция, а конфессиональные реформы Ездры подготовили доминирование эгрегора иудаизма в политической жизни Иудеи.
После того, как Демиург снял свою санкцию с Первого Фошца, этот уицраор оказался в зависимом положении от конфессионального эгрегора иудаизма. Установился своеобразный симбиоз конфессионального эгрегора иудаизма и уицраора. Причем первенствовал в этом союзе не уицраор, а эгрегор. Первый Фошц вынужден был не выдвигать собственные человеко-орудия, а, не претендуя на лидерство, умеренно инспирировать человеко-орудия конфессионального эгрегора иудаизма.
Не имеется никаких исторических свидетельств о событиях, которые можно было бы интерпретировать как проявление борьбы между Первым Фошцем, лишившимся демиургической санкции и эгрегором иудаизма. Эгрегор иудаизма довольно легко перехватил контроль над политической ситуацией у Первого Фошца. Возможно, что решающим звеном в установлении доминирования эгрегора иудаизма над Первым Фошцем после снятия с него санкции была позиция уицраора Ирана, отразившаяся в поддержке иранскими властями первосвященников и в передаче им внутреннего политического контроля над Иудеей *(Вейнберг, 31). В результате Первый Фошц оказался в зависимом положении и от уицраора Ирана, и от конфессионального эгрегора иудаизма. С этого времени Первый Фошц отступает в политическую тень, из которой уже почти не выходит до самого конца своего существования.»;
«С момента своего возникновения Первый Фошц последовательно оказывался в зависимости от уицраоров Ново-Вавилонского царства (586-539), Ахеменидов (539-332), Македонии (332-320), Птолемеев (320-201), Селевкидов (201-167).
Мелкий Первый Фошц из-за своей слабости никогда не предпринимал попыток избавиться от власти чужеземного демона великодержавия. Когда на уицраоре была санкция, от этого его предостерегал Демиург, потому что ничем хорошим ни для Еврейской метакультуры, ни для самого уицраора столкновение с гигантами вроде Унидра или Первого Аримана кончиться не могло. Когда же санкция была снята, Первый Фошц уже просто боялся прогневить могущественных уицраоров других метакультур. К тому же деградирующий Первый Фошц, давно подпавший под полный контроль конфессионального эгрегора иудаизма, сделался его послушным административным придатком, не помышлявшим ни о какой самостоятельной активности. Эгрегор иудаизма полностью доминировал над Первым Фошцем.»;
«Эгрегору иудаизма не было никакой нужды в борьбе с чужеземными уицраорами. Он прекрасно себя чувствовал и при них. Большую опасность для конфессионального эгрегора часто может представлять уицраор той же метакультуры. Они, так сказать, играют на одном политическом поле. Эгрегору иудаизма нечего было делить с Первым Ариманом. В Иудее чужеземные уицраоры и конфессиональный эгрегор иудаизма мирно сосуществовали в течение веков. Правда, Птолемеи отменили большую часть налоговых льгот иерусалимского жречества. Однако власть эгрегора над сознанием иудеев не была поколеблена.»;
«Эгрегор иудаизма и Первый Фошц при борьбе уицраоров Селевкидов и Птолемеев сначала были только пассивными наблюдателями. Затем они поддержали того, кто оказался сильнее, а именно Форсуфа Селевкидов.
Форсуф Селевкидов из-за угрозы возвращения Сирии и Палестины Птолемеями заключил временный союз с конфессиональным эгрегором иудаизма. Форсуф Селевкидов находился тогда в состоянии деградации. И он был склонен поддерживать более конфессиональный эгрегор, чем такого же как он уицраора - Первого Фошца.
...Эгрегор иудаизма не только продолжал доминировать над Вторым Фошцем, но и практически заменил уицраора в внутриполитической жизни Иудеи. Первосвященники управляли государством и поддерживали систему его внешней безопасности. Например, первосвященник Симон II «Праведный» (226-198) с дозволения Антиоха III восстановил иерусалимские стены и укрепления. Кстати, этот первосвященник в еврейской исторической традиции весьма популярен, об этом говорит уже одно его прозвище. И как частный человек он мог испытывать влияние Сил Света. Но, прежде всего, он был выразителем воли конфессионального эгрегора. И административная деятельность этого первосвященника равно как и множества других, только уплотняла этот эгрегор.»;
«Борьба эгрегора и Первого Фошца, инспирируемая в Энрофе велгой, ускорила вмешательство чужеземных сил - Форсуфа Селевкидов.»;
«Теряя территории и население, Форсуф пытался компенсировать утраты полным подчинением Иудеи, превращением этой страны в источник шавва для себя и для шрастра Античной метакультуры - Тартара. В Энрофе Антиох IV, повторяя действия своего инспиратора, пытался сплотить свое государство на основе эллинской культурной традиции. Но эта интерпретация - только внешняя сторона метаисторической драмы.
Трагические события еврейской истории имели более глубокое метаисторическое значение. На Еврейскую метакультуру Форсуфа Селевкидов натравливал Гагтунгр. Селевкидский уицраор пытался уничтожить не только Первого Фошца. Антиеврейская политика, проводившаяся Антиохом IV, была провокацией Гагтунгра, целями которой было либо уничтожение палестинского средоточия Еврейской метакультуры в Энрофе, либо вызов ответной реакции темноэфирных сил Еврейской метакультуры. Во втором случае Гагтунгр, направляя Форсуфа Селевкидов на Еврейскую метакультуру, добивался смены уицраоров в этой метакультуре.»;
«Причиной гибели Первого Фошца было одно из его отпочкований, которое начало борьбу с Форсуфом Селевкидов. Первым четким проявлением воли этого отпочкования стало восстание Хасмонеев, начавшееся в 167 г. до н.э. Это была «третья сила», одинаково противостоявшая и партии Ясона, и партии Менелая и Товиадов.»;
«Вне зависимости от того, когда, собственно, отпочкование стало царствующим уицраором, мы в дальнейшем будем именовать его Вторым Фошцем с самого начала проявления им своей воли в 167 г. до н.э. Семья Хасмонеев стала проводником воли Второго Фошца. Идеологией нарождавшейся державы был своеобразный иудейский фундаментализм - восставшие боролись против введения эллинских культов и обычаев. Новый уицраор Еврейской метакультуры был единственным адекватным защитником сверхнарода в Энрофе от посягательств чужеземного уицраора.»;
«Основная борьба разгорелась не между Первым и Вторым уицраорами Еврейской метакультуры, а между Вторым Фошцем и Форсуфом государства Селевкидов. Форсуф был тогда в состоянии упадка и не мог уничтожить нового еврейского демона великодержавия. Второй Фошц, напротив, находился на подъеме своей мощи. И даже его мелкость по сравнению с Форсуфом Селевкидов не была слишком большим препятствием для успешной борьбы.»;
«Несмотря на то, что Хасмонеи «объективно» защищали Еврейскую метакультуру от внешнего врага, на Втором Фошце могло не быть санкции Демиурга. Нет ничего особенного, в том, что уицраор, не имеющий санкции Демиурга, отчасти соответствует демиургическим планам.
Долгая борьба Второго Фошца с деградирующим Форсуфом Селевкидов (167-129 гг. до н.э.) может быть объяснена именно отсутствием на Втором Фошце демиургической санкции. Так же Хасмонеи довольно продолжительное время боролись со внутренней оппозицией в самой Иудее (167-157 гг. до н.э.). Если бы Второй Фошц получил санкцию Демиурга, ему со значительно меньшими усилиями и гораздо быстрее удалось бы справиться с Форсуфом Селевкидов, который находился в состоянии деградации. Если бы санкция Демиурга была на Втором Фошце, деградирующий Форсуф Селевкидов не пытался бы столь упорно продолжать с ним борьбу. Воцарение Второго Фошца было следствием слабости Форсуфа, не способного предотвратить это событие. Точно так же Форсуф Селевкидов не сумел помешать воцарению Второго Аримана, инспирировавшего Парфянское государство. Второй Фошц, находившийся в стадии нарастания своей мощи, не мог быть уничтожен деградирующим Форсуфом Селевкидов. Для воцарения и более или менее стабильного существования Второго Фошца санкция Демиурга Еврейской метакультуры не была непременным условием.»;
«Для Второго Фошца на первом этапе его существования был характерен симбиоз с конфессиональным эгрегором иудаизма. Второй уицраор занимал господствующее положение в отношении конфессионального эгрегора иудаизма.»;
«Концентрация в руках Хасмонеев и светской и конфессиональной власти не могло быть приемлемо для Провиденциальных Сил Еврейской метакультуры. Это было связано не только с опасностью чрезмерного усиления Второго Фошца.
Конфессиональный эгрегор иудаизма активно демонизировался Гагтунгром и превращался «из простой неизбежной помехи Провиденциальному процессу в деятельного и сознательного врага его» (РМ, 313). Андреев называет того демона, который стоял за конфессиональным эгрегором, существом более мощным, чем даже уицраор. Это было «исчадие Гагтунгра» противостоящее Демиургу (РМ, 129). Была ли местом его обитания Гашшарва, для нас остается неясным (РМ, 278).
Андреев, к сожалению, не сообщает, в какой исторический период протекал процесс подчинения эгрегора иудаизма инфрафизическому чудовищу. Мы полагаем, что он мог происходить в эпоху Второго Фошца - после войны Хасмонеев за независимость Иудеи. Тот накал патриотических чувств, который сопровождал освободительную войну, вполне мог вызвать прилив темноэфирной энергетики к эгрегору иудаизма и окончательно подготовить его демонизацию.
В иудаизме II-I в. до н.э. было три течения, каждое из которых было довольно своеобразно.
Саддукеи были направлением в иудаизме, которое в полной мере находилось под контролем эгрегора. Все интересы саддукейской верхушки были связаны с деятельностью Храма и его культом. Но саддукеи были все же остывшим осколком былого могущества иерусалимского жречества. Место первосвященника занимали правители-Хасмонеи, Храм находился под контролем Второго Фошца. Кроме того, саддукеи были непопулярны в массах. Эта группа была тупиковой ветвью конфессионального развития. И только с 6 г. н.э. когда контроль над Иерусалимом оказался в руках Синедриона, значение этого течения в иудаизме вновь повысилось. Исполнив свою роль в борьбе с воплощенным Планетарным Логосом они стали не нужны демоническим силам и навсегда исчезли из истории после разрушения Иерусалима римлянами.
Фарисеями называлось несколько течений, которые имея сходные религиозные доктрины, могли иметь существенные внутренние отличия (наиболее известные фарисейские школы Гиллеля и Шаммая). Фарисеи не были связаны с Храмом. Их «партия» скорее противостояла иерусалимскому жречеству. Фарисеи как политическая и конфессиональная сила были связаны с синагогами. Средоточием фарисейской идеологии был иудаизм синагог. Синагоги же были местом их неформального объединения. Во многом фарисеи были последователями Ездры и прямыми предшественниками позднейшего иудаизма.
Фарисеи были направлением в иудаизме, которое испытывало влияние Демиурга и Синклита метакультуры. Поэтому именно в их среде поддерживалось учение о иномерных мирах, бессмертии человеческой души и о грядущем Машиахе. Впоследствии многие фарисеи не только откликались на Учение Иисуса, но и становились его последователями (в частности, Никодим, Иосиф Аримафейский).
Условно можно сказать, что фарисеи были той частью нации, за которую острее всего шла борьба между силами Света и тьмы. И обличения фарисеев, которые сохранились в Новом Завете, отчасти происходили от особой важности этого течения в метакультуре.
На фарисеев оказывалось воздействие демонизированным конфессиональным эгрегором иудаизма. Эгрегор сосредоточил на них свои инспирации, потому что пост первосвященника и Храм оказались под контролем Второго Фошца. Эгрегор нуждался в активной политической группе, которая будет выразителем конфессиональной идеологии, не ориентированной на Храм, подконтрольный уицраору.
Мелочная регламентация, формализм, непомерные конфессиональная и национальная гордыня, презрение не только к иноверцам, но даже к иудеям, которые не принадлежали к их кругу - все это происходило в фарисействе от демонизированного эгрегора и было препятствием для осуществления миссии Планетарного Логоса. Отдельно будет сказано об искажении демоном, инспирировавшим иудаизм, идеи Машиаха.
В связи с метаисторией великодержавия Еврейской метакультуры нужно сказать и об ессеях. Как нам представляется, ессеи были эзотерической общиной в иудаизме. Слово «секта» кажется нам крайне неудачным для обозначения этого явления. Община ессеев была опорой Синклита Еврейской метакультуры в Энрофе. Это было наиболее чистое течение в иудаизме, озаренное лучами трансмифа этой религии - Аэ.
В период, когда Гагтунгру удалось замкнуть миры возмездия (для Еврейской метакультуры, возможно, в VI-II вв. до н.э., что отразилось на пессимизме книг Экклезиаста, Иова, Иисуса сына Сираха) община ессеев стала крепостью духа, которая давала возможность людям, принадлежавшим к еврейскому народу, входить после физической смерти в миры просветления. То, что ессейству был свойственен пафос собственной исключительности, было неизбежным побочным следствием общинной замкнутости, защищенности от соблазнов суетной повседневности. Ессеи были сконцентрированы преимущественно на проблеме личного спасения. И это, вне зависимости от эсхатологических элементов их учения, не могло не влиять на стиль их духовного делания.
Возможно, что под «Учителем праведности» кумранских текстов подразумевается вполне конкретный человек - основатель ессейской общины. Но кроме этого, «Учитель праведности» - это символ и провиденциального течения в иудаизме, противостоящего демонизировавшемуся эгрегору этой религии (которого можно распознать под именем «нечестивого священника»), и символическое обозначение Светлых Сил, надстоящих над Иудеей, и образ ожидаемого Мессии.
Негативное (или, хотя бы холодное) отношение ессеев к династии Хасмонеев может быть ключом к проблеме наличия на Втором Фошце санкции Демиурга. В земном сознании ессеев это могло найти выражение в неприятии нелегитимного с точки зрения ессеев правления Хасмонеев. Хасмонеи с 152 г. до н.э. были одновременно светскими (сначала князьями, а затем и царями) и конфессиональными (первосвященниками) правителями. Но с точки зрения ессеев (и не только их) светский правитель Иудеи мог происходить лишь из рода царя Давида. А первосвященником мог быть только потомком Цадока (первосвященника времен царя Давида). В этих представлениях ессеев, которые могут на первый взгляд показаться чрезмерно догматичными, преломлялось интуитивное ощущение безблагодатности государственности Хасмонеев.»;